Стихи о Борисе Годунове

В глухие дни Бориса Годунова,
Во мгле Российской пасмурной страны,
Толпы людей скиталися без крова,
И по ночам всходило две луны.
Два солнца по утрам светило с неба,
С свирепостью на дольный мир смотря.
И вопль протяжный: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!»
Из тьмы лесов стремился до царя.
На улицах иссохшие скелеты
Щипали жадно чахлую траву,
Как скот, — озверены и неодеты,
И сны осуществлялись наяву.
Гроба, отяжелевшие от гнили,
Живым давали смрадный адский хлеб,
Во рту у мёртвых сено находили,
И каждый дом был сумрачный вертеп.
От бурь и вихрей башни низвергались,
И небеса, таясь меж туч тройных,
Внезапно красным светом озарялись,
Являя битву воинств неземных.
Невиданные птицы прилетали,
Орлы парили с криком над Москвой,
На перекрёстках, молча, старцы ждали,
Качая поседевшей головой.
Среди людей блуждали смерть и злоба,
Узрев комету, дрогнула земля.
И в эти дни Димитрий встал из гроба,
В Отрепьева свой дух переселя.

Константин Бальмонт

*****

Под ликование толпы
Из рук усталых
Взял, как награду за труды,
И власть, и славу.
Хоть не по праву тот венец,
И не от Бога.
Посулами купил наглец
Власть у народа.
Борис скосил татарский глаз:
«Я ль не лукавый?
Моя династия сейчас —
Оплот державный».
Лихой опритчиной взращен.
Нет страха воли.
«Ну, кто полезет на рожон?! —
Хлебнете крови».
Но суд толпы в веках простой,
Прямой и правый,
Ославлен памятью людской —
БОРИС КРОВАВЫЙ!!!

Евдокимов Михаил

*****

Москва-река дремотною волной
Катилась тихо меж брегами;
В нее, гордясь, гляделся Кремль стеной
И златоверхими главами.
Умолк по улицам и вдоль брегов
Кипящего народа гул шумящий.
Всё в тихом сне: один лишь Годунов
На ложе бодрствует стенящий.

Пред образом Спасителя, в углу,
Лампада тусклая трепещет,
И бледный луч, блуждая по челу,
В очах страдальца страшно блещет.
Тут зрелся скиптр, корона там видна,
Здесь золото и серебро сияло!
Увы! лишь добродетели и сна
Великому недоставало!..

Он тщетно звал его в ночной тиши:
До сна ль, когда шептала совесть
Из глубины встревоженной души
Ему цареубийства повесть?
Пред ним прошедшее, как смутный сон,
Тревожной оживлялось думой —
И, трепету невольно предан, он
Страдал в душе своей угрюмой.

Ему представился тот страшный час,
Когда, достичь пылая трона,
Он заглушил священный в сердце глас,
Глас совести, и веры, и закона.
«О, заблуждение! — он возопил: —
Я мнил, что глас сей сокровенный
Навек сном непробудным усыпил
В душе, злодейством омраченной!

Я мнил: взойду на трон — и реки благ
Пролью с высот его к народу;
Лишь одному злодейству буду враг;
Всем дам законную свободу.
Начнут торговлею везде цвести
И грады пышные и сёла;
Полезному открою все пути
И возвеличу блеск престола.

Я мнил: народ меня благословит,
Зря благоденствие отчизны,
И общая любовь мне будет щит
От тайной сердца укоризны.
Добро творю,- но ропота души
Оно остановить не может:
Глас совести в чертогах и в глуши
Везде равно меня тревожит,

Везде, как неотступный страж, за мной,
Как злой, неумолимый гений,
Влачится вслед — и шепчет мне порой
Невнятно повесть преступлений!..
Ах! удались! дай сердцу отдохнуть
От нестерпимого страданья!
Не раздирай страдальческую грудь:
Полна уж чаша наказанья!

Взываю я, — но тщетны все мольбы!
Не отгоню ужасной думы:
Повсюду зрю грозящий перст судьбы
И слышу сердца глас угрюмый.
Терзай же, тайный глас, коль суждено,
Терзай! Но я восторжествую
И смою черное с души пятно
И кровь царевича святую!

Пусть злобный рок преследует меня —
Не утомлюся от страданья,
И буду царствовать до гроба я
Для одного благодеянья.
Святою мудростью и правотой
Свое правление прославлю
И прах несчастного почтить слезой
Потомка позднего заставлю.

О так! хоть станут проклинать во мне
Убийцу отрока святого,
Но не забудут же в родной стране
И дел полезных Годунова».
Страдая внутренно, так думал он;
И вдруг, на глас святой надежды,
К царю слетел давно желанный сон
И осенил страдальца вежды.

И с той поры державный Годунов,
Перенося гоненье рока,
Творил добро, был подданным покров
И враг лишь одного порока.
Скончался он — и тихо приняла
Земля несчастного в объятья —
И загремели за его дела
Благословенья и — проклятья!..

Кондратий Рылеев

*****

…С утра он в думе был боярской
И иноземцев принимал,
С радушием встречая царским,
А всё лихое забывал.
Потом обедал с ними вместе
В своей палате Золотой.
Уверенность сумел обресть он
И бодрым был его настрой.

Но, вдруг, поднявшись, он мгновенно
Ссутулился и бледным стал,
А изо рта за алой пеной
Ручей кровавый захлестал!
И из ушей его и носа
Лилася кровь ему на грудь,
От боли в сердце он несносной
Не мог ни охнуть, ни вздохнуть…

И вот Борис уже в постели,
А с ним и Марьюшка, и врач, (царица Мария)
Уже и дети подоспели,
Стенанья слышатся и плач.
Царица молит со слезами,
Чтоб спас монарха Габриэль. (личный врач Годунова)

«…Не властен я над Небесами,
Всё сделал, матушка, поверь!»

Борис, поняв, что умирает,
Весь ужас мысли ощутил,
Что этим род свой низвергает!
С трудом её он отвратил:

«Благословить на царство Федю (царевич Фёдор Борисович Годунов)
Мне, видно, Марьюшка, пора…
Пускай придёт в себя немедля,
У сына дел будет – гора!
И патриарх пусть будет рядом…
Проси Иова подойти…
А плакать обо мне не надо…
Ты Ксению, доченьку, блюди…» (царевна Ксения Борисовна Годунова)

Сын подошёл и на колени
Упал, поникнув головой:

«Твоё любое повеленье
Исполню, батюшка родной!»

«Я умираю, Фёдор, милый,
Давай обнимемся, сынок…
Сожми мне руку, что есть силы,
Держи меня, чтоб не убёг…
Вот так…О, сколько в тебе мощи!
И умница ты у меня…
Нот я хочу, чтоб было больше
Фамильного в тебе огня…
А мой погас уже, дымится,
Смердит палёная душа,
Сколь бед успело навалиться,
Надежды все мои круша!
Коль ты – царевич, государство
Вручаю, Фёдор, я тебе…
По праву будешь ты на царстве…
Уж так нам вышло по судьбе…
Будь благодетельным и мудрым,
Вот этим мир и подкупай,
А чтобы видеться могутным,
Вовек врагам не уступай…
Но и опалами не злобствуй –
Не переходи в них через край,
А вот расстриге не покорствуй – (бывший монах Григорий Отрепьев, самозванец)
Слови его и покарай…
К себе советчиком толковым
Хотя бы Шуйского возьми, (князь В.И. Шуйский, будущий царь)
И мудрости внимай Иова,
Мои деянья сохрани…
О, Боже, сердце моё рвётся!..
Благословляю тебя, сын…
Бояре, он царём зовётся…
Целуйте крест все, как один!..»

А далее над царским телом
Церковная корпела знать,
Чтоб образ ангельский успел он
Перед кончиною принять.
И Боголепом наречённый,
Стал иноком в конце пути,
Правитель мудрый, обречённый,
Навек оболганным, уйти,
В личине изверга-убийцы,
И узурпатора при том,
Вся правда о нём извратится
И явится неправды злом…

Уже в беспамятстве глубоком
Он уходил от новых гроз,
Удар не вынеся жестокий,
Что враг неведомый нанёс.
И так и не придя в сознанье,
Скончался в этот чёрный день,
И стала видеться всё явнее
Над миром дьявольская тень…

Потом в Архангельском соборе
Был похоронен государь,
Столица в траурном уборе
С царём прощалась, как и встарь…
. . .

…С тяжёлым сердцем присягали
Сынку Бориса москвичи,
Друг друга слухами пугали
И маялись потом в ночи.
Увы, причин было немало,
В тревоге быть им и тоске,
Беды предчувствие угнетало
Больное общество в Москве…

Русин Валерий