Стихи о Емельяне Пугачёве

Ты звезда ли, мо… да моя звездочка,
Высоко, звезда, да ты восходила, —
Выше леса, выше тёмного,
Выше садика зелёного,
Становилась та звёздочка,
Над воротами решётчатыми.
Как во темнице, во тюремище,
Сидел добрый молодец,
Добрый молодец Емельян Пугачёв!
Он по темнице похаживает,
Кандалами побрякивает…
«Кандалы, мои кандалики,
Кандалы мои тяжёлые,
По ком вы кандалики, доставалися?
Доставались мне кандалики,
Доставались мне тяжёлые,
Не по тятеньке, не по маменьке —
За походы удалые, за житьё свободное!».

Зайцев И.

*****

Из далеких времен, да забытых веков,
Льётся память ручьём из легенд да былин,
Жил да был мужичок, Емельян Пугачёв —
Твердым камнем в густой россиянской пыли.
Иль приснилось ему, иль почудилось въявь,
Будто сможет он быть для народа царём.
И мужицкий армяк да папаху не сняв,
Плюнул нАземь и молвил: «Престол заберём!»
Он божился и клялся крестом и отцом,
Де он самый — есть царь, да изгнали враги!
Что безграмотен он, да не вышел лицом,
Не увидел никто, как во темени зги…
ПоднялсЯ тут народ, кто с вилАми, кто так,
Потянулся гурьбой к самозванцу царю,
Больно воля сладкА, да изорван армяк!
Видно смерть не страшнА, коли волю дают…
Ну а воля, она — не ручей, не река,
Не напьёшься, броди, не броди по земле,
Кто узнает её, цепь срубив на руках,
Ну а кто-то отведает шеей в петле!
Но ходили без страха на пушки они,
И алело на теле у вольных тавро —
От штыка или пули, и чрево земли
Насыщалось от тех, коих столь полегло…
Есть начало былин, также есть и конец,
Как у пьянки — похмелье бывает с утра!
Отгулялось своё — охромел жеребец!
И ему уж на бойню, на бойню пора!
И закованный крепко, в железной клетИ,
По России поехал он, цепью гремя,
Ох и тяжко, наверное, крест сей нести —
Емельяна, да крест самозванца — царя!
Но дошёл до черты, где и должен был лечь,
А на плаху поднялся он, как на престол,
И точёный топор — да головушку с плеч!
Только горестный вздох по России пошёл…
Бог судья ему, может, и стоило так,
На конЯх, по земле, чтоб дрожала она,
Быть растерзанным сворою сытых собак.
Иль на плахе своё получить, но — сполна!

Булдыгин Виктор

*****

Далеко-далеко
Степь за Волгу ушла,
В той степи широко
Буйна воля жила.
Где в былые века
Русь давили ярмом,
Где в былые века
Жил казак с бурлаком,
Где, не трогая сёл,
По кострам городов
Буйной волей прошёл
Емельян Пугачёв.
Он дубину поднял
На царя, на дворян.
Зашумел, загудел
Люд мирской — океан.
Так помянем теперь,
Как, за сотни годов,
Буйной волей прошёл
Емельян Пугачёв!

Петунина Е.

*****

Сын донского казака —
Армии хорунжий
Слыл давно за храбреца
И умом из лучших.

Заболел и гнил в ночи,
Вспоминая Софью —
Милую жену очей
С откровенной болью.

Дезертировать умел.
Как вернулся к дому,
Ждал его суровый плен —
И не быть другому.

И опять побег и плен.
Каторга. В Казани
Ждал острог без перемен —
Властью наказанье.

Подошла лихая весть —
Унижений доля.
Разломился мужа крест,
Окропленный кровью.

Из острога убежал,
Не забыв обиду,
Собирая сотни жал —
Там, где горе видно.

И уж сам себе
Не принадлежал.
Грозного восстанья меч
Показал оскал.

Взял Илецкий городок,
Яицк да Самару.
Помогали все — кто мог:
Малый, средний, старый.

Двадцать пушек. Тысячи
Шли в то ополченье
Ненаглядных русичей
Не без огорченья.

Вся Европа на ушах:
Азия восстала!
Рать из запада пришла:
Битва запылала.

Бибиков привел отряд
От Екатерины:
Из отчаянныз ребят —
Гибелью повинны.

Оренбурга комендант —
Рейнсдорф очень рад:
Ждал Державина десант —
Из бойцов отряд.

И Галицын и Крылов
От Екатерины
Много привели полков,
Изменив картину.

Бибиков скончался вдруг —
Видно, отравили.
Прилетел страны испуг
От пожаров пылью.

Пугачев вошел в Казань,
Сжег тюрьму. Царицын
Весть восстания узнал,
И Саранску снился.

Пенза. Астрахани взгляд
Встретился с восстаньем.
И воронежский уклад
Принимал с желаньем.

Михельсон пришел к Уфе
От Екатерины.
И в коротенькой строке —
Вечные былины.

Емельян забрал Осу —
Крепость — городок,
Жил на поле и в лесу,
Выживал, как мог.

Подавил Суворов пыл
Русского восстанья,
Оставляя эту быль
Не без состраданья.

В клетке лидер. Эшафот.
Прах развеян ветром.
Помнит все еще народ
Подвиг беззаветный.

Яйцк сейчас зовут Уральск —
Поменяли имя.
Непереплавлялась сталь —
Память не остынет.

Пашина Евгения

*****

— 1 —

Емельян Пугачёв —
Горячее сердце,
В Оренбурге осадил
Рейнсдорпа немца.

— 2 —

Тот страшится на бой
Выйти в чисто поле.
Парики солдат давно
Там побило молью.

— 3 —

Заржавели на стене
Меткие мортиры.
По домам сидят у жинок
Лихие командиры.

Припев:

Пугачёв запоёт
Песню с атаманами.
Казаки идут вперёд
В битву — за курганами.

— 4 —

У широкого крыльца
Стража бьёт орехи.
Заседает Пугачёв
И его Коллегия.

— 5 —

Как сам батька-Емельян
Все дела решает.
Шапки ярко красный верх
До плеча свисает.

Припев:

Пугачёв запоёт
Песню с атаманами.
Казаки идут вперёд
В битву — за курганами.

— 6 —

Пушки с ядрами нужны
Казачьей артиллерии.
Обещал достать Хлопуша
И ему поверили!

— 7 —

Знают Яик и Урал
Подвиги казачьи.
Пугачёвцы до конца
Бились там за счастье!

Припев:

Пугачёв запоёт
Песню с атаманами.
Казаки идут вперёд
В битву — за курганами.

Малов-Бойчевский Павел

*****

Зашатался трон Екатерины
Появился на слуху
сын казачий, сын свободы —
Пугачёв. Он не в ладу
с беспределом царской власти
и чиновников в краю.

Строй помещиков. Всесилье
их в Руси было таким.
что крестьянин поневоле
жаждой мести был томим.

Кабала была в законе.
Мог любой из них придти,
обобрать, себе присвоить,
душу розгой отвести.

Но терпел народ бесчестье.
Что он мог? Коль нет вождя.
Он явился с грозным видом.
Произнёс: «Вождь буду я!»

Кто с конём, кто безлошадный
приходи, в строй становись,
на десятки, сотни, с пикой
и в поход «За нашу жизнь».

Петром Третьим обозвался,
для порядка, славы для,
чтоб к нему со всей округи
вся стекалась беднота.

Обещал вернуть им Веру,
землю, бороду, луга,
дать свинец и волю, чтобы
жили здесь, как господа.

Рос он численно, ружейно.
Становилось ясно всем,
атаман у них исправный,
службу знает, где, как, с кем.

И башкиры, дух вольницы,
Салават Юлаевцы,
с Пугачёвым вместе бились,
хоть и не браталися.

Реки к морю не текут,
так, как к Пугачёву,
в стан, где он поднял свой стяг
шёл народ стеною.

Шла вся голь, вся беднота,
все, кто в воле видел
смысл начавшейся борьбы
с феодальным игом.

С Волги, с Яика, степей,
городов ближайших,
от заводов, крепостей,
деревень стонащих.

В руках вилы, топоры,
косы, даже цепи,
всё чем можно крепко бить,
коль придётся в сечи.
Кто солдатом побывал —
воинскую хватку
и умение вступать
в крепостную схватку.

Пугачёв, как вождь, всегда
войско принимает,
строй обходит, взгляд горяч,
в их глазах читает,
кто готов на смерть идти,
кто, что замышляет,
и готов его предать,
тех он презирает.

Есть дворяне, есть купцы,
есть в строю расстриги,
но они ему нужны,
цели же велики.
Свергнуть власть царей в стране,
наделить землёю
всех крестьян, чтобы они
ей кормились всей семьею.

За неё и в стан пришли,
в его войско встали.
Только как всё сделать то
без большой печали.

Среди этих мужиков
нету грамотея,
чтоб ему растолковать
правду без елея.

Но решившись, надо гнать
всякие сомненья,
а противника лишать
тыла, подкрепленья.

Опыт есть же у него.
Не велик, но всё же!
Надо действовать
и брать крепости Поволжья.

Был размах на треть страны.
Тысяч 100 повстанцев.
От Урала до Москвы,
ждали лишь посланцев.

Загудела, застонала
вся округа та.
Без земли нельзя крестьянству.
За неё и шла борьба.

Запылала под ногами
у помещиков земля
Их имения горели
словно факел от огня.

Пугачёв мятеж возглавил.
Первый же успех —
перешёл к нему под руку —
стал он знаменем для всех.

Начало

Яицкий и Илецкий городки,
и крепость Рассыпная
взял Пугачёв в полон.
Начальство их казнил,
отряд в вооружении прибавил.

Теперь Татищево, другие
остроги древней старины —
забор высокий, чтобы стрелы,
кочующих племён, достать
защитников там не могли.

Но то против племён
дичающих народов,
а против собственных сынов
могли ли стены удержать броженье
среди солдат тех городов.

Прошло всего лишь две недели,
как Пугачёв пошёл на «Вы»,
имея горсть сподвижников идеи,
теперь в отряде тысяч три.
Семь крепостей им покорённых.
Его встречают на » Ура».
Хлеб — соль. Толпа у колоколен
и звон торжественный с утра.

Мятеж услышан был в Казани.
в Сибири, в царственной Москве,
и в Петербурге услыхали,
что им грозит в открывшейся беде.

Тем временем дрожал весь Оренбург.
Шли совещанья денно, ночью.
Что делать? Так стоял вопрос.
Но все боялись. Стены прочны.
Из пушек бестолку палили,
чтоб убедить народ, себя:
«У Пугачёва нет той силы,
чтоб город взять».
К Рейнсдорпу помощь шла.

И Пугачёв усиливался войском.
В нём тысяч двадцать пять бойцов.
Но это громко сказано! И всё же,
тот показатель мог свести с ума «отцов».

Но с их числом он мог устраивать набеги
в округе всей.
Господские дома пылали
и было ясно, кто хозяин обширнейших степей.

Успех был несомненен. Но!
Заложен в нём итог.
Казачьей старшине подвластен
сам Пугачёв.

По вере он старообрядец.
И потому его черты
ещё с времён Петра известны,
как неприятие власть-сатаны.

Его она повсюду гнала,
везде преследовала. Он,
как одиночка, волк бездомный,
даже семьи своей лишён.

И очерствев душой и телом,
подался он туда, где мог
найти людей одной с ним веры,
осуществить задуманный урок.

Его сподвижники из местных были
и делали всё так,
чтоб он заложником у них являлся
и был лишён любви, казак.

В Татищево
захвачена была жена майора.
Он приглянулся ей.
Не молод, но не стар,
лет сорок, с жёсткой бородою,
черноволос, красив собою.
и на лице загар донской.

Взгляд обжигает, смотрит строго.
И зла не держит, но не добр.
Может казнить. Измену не прощает,
Но сердцем чувствует любовь.

Её он часто приглашает
одну к себе на огонёк
послушать, что она не скажет
себе на ум берёт.

То не понравилось старшинам
и в тайне от него,
почти жену, Харламову, убили —
вновь Пугачёв один, без друга своего.

Вся войсковая старшина хотела
красиво и разгульно жить.
Мятеж не цель — игра без правил.
Печальный будет у неё конец.

Окончание

Тем временем мятежники не спали.
Восстанье разрасталось вширь.
Казань, Уфа и города на Волге
Все в окружении мятежных сил.

И Кар, направленный на усмиренье,
не смог, что-либо предпринять.
Был окружён, растерян, мог и сдаться
о том молчит казённая печать.

Взять Оренбург не удалось —
огонь из пушек очень сильный,
послал сподвижников своих,
где разрастался бунт обильный.

Казак Зарубин, он же Чика,
фельдмаршал, граф встал под Уфой.
Капрал Белобородов под Казанью.
Хлопуша — на заводы, там люд надёжный трудовой.

Отметим путь, что пройден Пугачёвым.
За ним как шар небесный грозовой
катился вал крестьянской черни,
грозивший всё смести долой.

От Оренбурга к северу Урала.
Красноуфимск, Оса,
Елабуга, Казань.
Она
пред Пугачёвым пала.
Там думали — теперь Москва.

За ним погоня Михельсона.
С ним войско настоящее, не сброд,
пехота, конница, есть даже кирасиры
и пушкари, отчаянный народ.

Не только Михельсон, но и другие.
Голицын, Меллин, много их,
все в орденах, чинах и званьях,
а Пугачёв один, но не слабее их.

За год борьбы он многое в ней понял,
что не сумеет одержать в ней вверх,
что армия, а с ней Суворов
сильней нестройных безоружных вех,
расставленных им по пути,
пусть справедливой, но обессиленной войны.

И Пугачёв сменил маршрут:
Саранск, Саратов, город Волги
Царицын, перехвачен там.
Побег не удался. Своими сдан,
чтоб милость обрести.
Какую? На безволье?

Описывать я казнь не буду.
Спокойно принял он её,
сказав слова пророчества —
«Он Воронёнок,
а Ворон —
тот летает высоко».
Казнь совершилась в Москве 10 января 1775 года

Кочетков Борис

*****

Окстясь, сановники решили
молебен справить при дворе,
когда царице доложили,
что сволочь-вольницу побили,
что вор бежал к Магнит-горе.

Де, Пугачев в заимках запил,
де, самозванец шайкой мал…
А он, набрав шесть тысяч сабель,
станицу-крепость штурмом взял.

Под утро степь и степь без края,
хмельны ковыльные ковры.
Картечью раненный, страдая,
смотрел он вдаль с Магнит-горы.

Пойти ль угрозой и войною,
презрев опасность и беду,
или, схитрив, махнуть с казною
в киргиз-кайсацкую орду?

Но он казакам скажет строго,
прогарцевав на рысаке:
— С Магнит-горы одна дорога,
дорога к матушке-Москве!

И грянет божье наказанье,
сто весей войско сокрушит,
и черный пепел над Казанью
вороньей стаей закружит.

И возрастут в пожаре силы,
восстанет с вилами народ,
и поредеет на России
дебелый род — дворянский род!

Бросая в толпы медь и злато,
пройдет бунтарь по всей стране
и въедет царственно в Саратов
на белом в яблоках коне.

Купцы саранские от страха
преподнесут ему булат…
Но встретит дыбой, встретит плахой
мятежника престольный град.

Уронит с криком сокол перья,
и превратится в омут брод…
Но Пугачев, в удачу веря,
навстречу гибели пойдет.

Он кликнет пламенным пророком,
подняв клинок в лихом броске:
— С Магнит-горы одна дорога,
дорога к матушке-Москве!

Машковцев Владилен

*****

Ничто не вечно под луною.
Всё повторяется, мой друг!
Истории трактат открою…
О, как знаком событий круг.
Есть интересы, есть Держава,
Есть лица, что вошли в века —
России огненная Слава
Да, многим «тузили бока»!..
И так хотелось заграбастать —
И так, и этак подойдут…
Французы так любили «шастать».
Поляки — вечно «ноет зуб.»

Во времена Екатерины
Давайте взор свой обратим —
И снова «царские смотрины»…
Пётр третий жив и невредим!
И Пугачёва знамя реет!
Яицкий поднимает край!
Императрица: — Как он смеет! —
Враги сомкнулись… не зевай!
Но слабо зданье, обветшало…
Живёт по «прописям» ПЕТРА.
Другое время подступало…
Вольтера дунули ветра.

И снова — разделяй и властвуй!
Пётр третий — кто же Пугачёв?
Казаки, чернь — давай, участвуй.
Царь добрый! Он с собой зовёт.
Но подковёрные интриги —
Увы… о них нам не узнать.
Истории крутые сдвиги!
Кто он? Спаситель или тать.
Россию трудно взять войною!
А если медленно, в тиши…
Спецслужбы тайны не откроют —
Ну, друг-историк, сочини!
И пусть благие намерЕнья —
Дорога вымощена в Ад!
Круги истории — сравненье…
А впрочем. Это только взгляд.

Мороз на площади Болотной.
Народ кричит: — Везут! Везут! —
От тысяч ртов туман холодный.
Емельку в кандалах ведут…
На плаху! Белый полушубок
Упал… молчит толпа.
— Прости народ! — лежит обрубок!
Ах! Покатилась голова.
Ну, вот и всё. Забыть скорее!
Екатерины власть сильна!
Россия всем переболеет —
В реформы новые вошла.
Народ и Власть — извечна тема.
И вечны Родины враги!
Года идут — другое семя…
А ты в Историю взгляни.

Рупасов Павел

*****

На Болоте стоит Москва, терпит:
Приобщиться хочет лютой смерти.
Надо, как в чистый четверг, выстоять.
Уж кричат петухи голосистые.
Жёлтый снег от мочи лошадиной.
Вкруг костров тяжело и дымно.
От церквей идёт тёмный гуд.
Бабы всё ждут и ждут.
Крестился палач, пил водку,
Управился, кончил работу.
Да за волосы как схватит Пугача.
Но Пугачья кровь горяча.
Задымился снег под тяжёлой кровью,
Начал парень чихать, сквернословить:
«Уж пойдём, пойдём, твою мать!..
По Пугачьей крови плясать!»
Посадили голову на кол высокий,
Тело раскидали, и лежит на Болоте,
И стоит, стоит Москва.
Над Москвой Пугачья голова.
Разделась баба, кинулась голая
Через площадь к высокому колу:
«Ты, Пугач, на колу не плачь!
Хочешь, так побалуйся со мной, Пугач!
…Прорастут, прорастут твои рваные рученьки,
И покроется земля злаками горючими,
И начнет народ трясти и слабить,
И потонут детушки в тёмной хляби,
И пойдут парни семечки грызть, тешиться,
И станет тесно, как в лесу, от повешенных,
И кого за шею, а кого за ноги,
И разверзнется Москва смрадными ямами,
И начнут лечить народ скверной мазью,
И будут бабушки на колокольни лазить,
И мужья пойдут в церковь брюхатые
И родят, и помрут от пакости,
И от мира божьего останется икра рачья
Да на высоком колу голова Пугачья!»
И стоит, и стоит Москва.
Над Москвой Пугачья голова.
Жёлтый снег от мочи лошадиной.
Вкруг костров тяжело и дымно.

Эренбург Илья