Стихи о Иване Грозном

Настал Иван Четвертый,
Он Третьему был внук,
Калач на царстве тертый
И многих жен супруг.
Иван Васильич Грозный
Ему был имярек
За то что был серьезный,
Солидный человек.
Приемами не сладок,
Но разумом не хром,
Такой завел порядок,
Хоть покати шаром!
Жить можно бы беспечно
При этаком царе;
Но ах! ничто не вечно —
И царь Иван умре!

Алексей Толстой

*****

Нам надо всё честно сказать об Иване!
За Русь, за народ были пролиты слезы…
Год целый до штурма далекой Казани,
А Царь… В двадцать лет уже Грозный!
Мы Кривду и Ложь на Руси всяк поборем,
Ведь Царь за народ пред народом в ответе!
Притихли попы на Стоглавом Соборе —
Нещадно их лупит Иван тяжкой плетью!
Царя сотни лет ненавидят Иуды…
И лгут на него, называя Кровавым!
Но есть местно чтимый у Русского люда,
Иван, что стал Грозным народу на славу!

Сазонов Константин

*****

Иван IV — царь наш грозный,
Правил успешно дольше всех…
Реформы важные осуществил.
Владения государства он расширил.

Дерюга Иван

*****

Диалог Иоанна Грозного:

«Ох, тяжкое бремя, несчастная доля,
Стать первым в истории русским царём,
Какая-же польза стареть на престоле,
Себя окружая «Геенны огнём»?

«Печёнку проели» боярские распри,
По сёлам ворует разбойный народ,
Я в поисках призрака, — «русского счастья».
Как пастырь ослепший веду их вперёд.

Железным кольцом верных слуг опояшусь,
Опричное войско в державе введу,
Москву «Третьим Римом» навечно украшу,
Ордынцев постылых в могилу сведу.

Пойдёт воеводой на нехристей Курбский,
Не выстоит долго в осаде Казань,
Душой я, скорее Андрей Боголюбский,
Но твёрдой рукой вырву с иродов дань.

В час гнева отправлю в приказ Салтыкова,
На дыбе крамолу огнём изведу,
И в рясе отца, — игумена святого,
Я паству в покорность мечом приведу.

«Ох, тяжко мне други быть в центре раздора,
Куда взгляд не бросишь везде сатана,
Спастись самому от греха и позора,
Кручину топя в сладком кубке вина».

«На западе немцы,с востока казанцы,
На юге рвёт душу турецкий Азов,
По шляху и весям шалят голодранцы,
Кордоны дозорные в гуще врагов».

«Один опасаюсь остаться в палате.
Ночами тревожными часто не сплю.
Порой сомневаюсь, — а может — быть хватит? —
Но я ведь державу всем сердцем люблю».

Галкин Юрий

*****

Достали крымские татары;
То там, то тут один разор!..
Оставить надо тары-бары,..
До коль терпеть такой позор!

И царь зовёт митрополита:
«Как уберечь нам рубежи!..
Скажи мне прямо и открыто…
И если знаешь,.. подскажи!

Прошу тебя, святой владыко
Будь мне помощником в делах!»
И слушал царь митрополита,
И мудрость видел он в словах.

И государь забыл печали;
Без промедлений повелел:
«Чтоб крепостные стены встали.
Быть стражем мира их удел!»

На стрелке рек Оки и Орлик
В два года крепость возвели.
Дань отдавая царской воли
Столетья память берегли.

А память та хранит не мало;
Лжедмитрий в городе том был…
Войско повстанцев отдыхало,
И здесь же набиралось сил.

Враги не раз сжигали крепость,
Но возрождаясь каждый раз,
Та проявляла к жизни цепкость,
А жизнь о том писала сказ.

И в этом сказе голос притчи;
Как-будто в тёплый летний день,
Сам государь увидел лично
Орла большую рядом тень.

Сие великое знаменье!..
И называть велю сей град: Орёл!..
Моё исполнить повеленье.
И город имя то обрёл.

Впервые статую воздвигли
Ивану Грозному в Орле.
Его величие постигли:
В Орёл он въехал на коне.

Пятков Владимир

*****

Вступив на престол малолетним юнцом,
Он был беззащитен к интригам.
Отравлена мать, и беснуется Шуйский,
Надменный к державным веригам.

Но отрок растёт: «Изменникам — смерть!»
Он правит, не ведая страха.
Но царство растёт и день настаёт
Шапку одеть Мономаха.

Тут совесть Сильвестр в царе пробудил,
И тот начал строить державу:
Стоглавый собор для дел учредил,
Казань приумножила славу.

Он Астрахань взял, Сибирь покорил,
И с Англией сладил торговлю,
Он Нарву и Ревель, и Дерпт захватил,
Диктуя российскую волю.

Но после смерти любимой жены
Его оставляет Всевышний.
На горе опричнину он учреждает
И губит невинные жизни.

Герои эпохи — Серебряный князь,
Фёдоров-первопечатник.
В годы жестокие смуты и войн
Грозный жил царь…
И — несчастный.

*****

На балтийских берегах, где чухонцы ловят рыбу,
Как на глиняных ногах твердокаменная глыба
Загнивал Ливонский орден, некогда довольно славный,
Для войны уже не годный, а для подвигов подавно.

Дань Руси платила Рига от Великого Ивана,
А потом достала фигу из дырявого кармана,
Так как был Иван Четвертый слишком мал в начале власти,
«Калачем на царстве тертым» стал он позже, к их несчастью.

Но как только повзрослел, стал таким, что враг дрожи!
От ливонцев захотел получить все платежи.
Стали немцы слезы лить: «Денег нет, что делать, братцы?
Чтобы это заплатить, нам придется побираться!»

Дань ливонцы отказались по размеру возместить
И к врагам Руси подались, умоляя защитить:
К польским панам и к литовцам, и к могущественным шведам
В ноги бросились ливонцы, полагаясь на победу.

Но Иван, недаром Грозный, одержимый духом мщенья,
Немцам отвечал серьезно: «Раз вы так, вам нет прощенья!
Сколько ниточка не вьется, но платить свои долги
Все же должникам придется. И вдвойне, коль вы враги.»

И по взмаху царской длани (не кровавой лишь пока)
На ливонцев россияне двинули свои войска.
Взяли Юрьев, Ревель, Ригу. Взяли все, что можно взять.
Немцам всунули их фигу в место, что нельзя назвать.

Нам — победы, немцам — горе. Нет бы раньше им понять!
Так Ливонский орден вскоре прекратил существовать.

*****

Иван Грозный и Ермак

Бьет звезда в тумане,
Дует ветер вешний…
Грозный Царь, Иване!
Защити нас, грешных…

Встав, восславя Бога
Кубком янтаря,
Пил Ермак в чертогах
Грозного Царя!

Шли мы без устали
В гости к басурманам,
Вот и звезды встали
Над рекою станом…

Мчат ветра на роздых
Быстрыми конями,
Отразились звезды
В Волге письменами…

Грохнет на рассвете
Залп из пушек ранний,
И завоет ветер
В память о Казани…

Полыхнут хоромы,
Бьются люди в сече…
И Ермак к пролому
С казаками с речки!

Был он всех мудрее,
Царь Иване строгий!
Над мечетью реет
Стяг с Единорогом!

Зло нагайкой высечь —
Ермакова доля!
И полон в сто тысяч
Мы вели на Волю!

Вновь сегодня стонет
Люд от Злого Ига…
Снова мы в полоне
На Руси Великой!

Разуму не внемлем,
Дух пропал геройский…
С туч зовем на землю
Ермаково Войско!

Иволга заплачет,
Встанет день хороший…
Крикнем по казачьи:
«Выручай, Ермоша!»

На Заре не спится,
Красным быть туману…
В пору помолиться
Грозному Ивану…

Бьет звезда в тумане,
Дует ветер вешний…
Царю Иоанне!
Защити нас, грешных…

Сазонов Константин

*****

Завещание Ивана Грозного

…Не думал Грозный, что так скоро
Всевышний его заберёт,
И обречённость в его взоре
Увидел c трепетом народ.
Похоже, государь смирился,
Готовяся уже к концу.
А зверь опять в него вцепился
И грыз клыками как овцу!
А коли так — он завещанье
Немедля должен написать,
А после Думу для прощанья
Безотлагательно созвать…

Прослышали о том бояре
И колобродили уже.
А Бельский вовсе был в угаре, (Бельский Б.Я., боярин, любимец Грозного, как и Борис Годунов)
Подумывая о мятеже.
Наследником объявлен Фёдор. (царевич Фёдор Иоаннович)
В тревоге высшие чины.
Известно уже будет скоро,
Кто станет у его спины.
Коль сам он править не способен,
То регентский будет совет!
От этой мысли не свободен
Был каждый Грозного клеврет.
Но нет сомнений у Нагого — (А.Ф. Нагой, окольничий)
Превыше всех его права,
Коль дядя принца дорогого (младшего сына Ивана Грозного — царевича Дмитрия)
И Думы нынешней — глава! (вместе с Б. Бельским они управляли опричной («дворовой») Думой)
Он в иерархии «дворовой»
Действительно был наверху
И ненавидел Годуновых —
У всех то было на слуху.
Ирину прежде и Бориса
Намеревался извести,
Интриги план уже прописан —
Младенца к трону подвести! (своего племянника царевича Дмитрия)
Борис и верил и боялся —
Непредсказуем государь,
И то скорбел, то бесновался,
Неведомо, что думал царь…

И вот уже к царю в покои
Явились эти господа.
Событье важное такое
Запомнят они навсегда!
Царевич Фёдор, с ним — Ирина, (сестра Бориса Годунова)
Мария тут же и Борис
Стояли рядом. Есть причина,
Любимец по которой скис!
И все другие волновались,
Лаская взорами царя,
Выказывая ему жалость,
И проклиная, втихаря.

На креслах лёжа, с придыханьем,
Он хриплым голосом изрёк:
«Наследником объявлен ранее
Царевич Фёдор — мой сынок!
С любовью царствуй, благочестьем,
Опал напрасно не клади,
И не давай ты волю мести,
Судебник нынешний блюди! (свод законов государства, переработанный Грозным)
И регентов советы слушай —
Достойны они и мудры,
Я призову по твою душу
Для дела их, а не игры!
Жить в мире с людом христианским
Наследника прошу и вас.
Займитесь вражиной татарским — (крымский хан, постоянно угрожающий набегами Москве)
Такой военный мой наказ…»

Царевич, батюшке внимая,
В испуге выпучил глаза,
Моргая часто и вздыхая,
Корёжил нервно телеса.
И головой вертя, Ирину
О чём-то взором вопрошал.
Родитель речью своей длинной
Покой сыновий нарушал!

Потом правитель об итогах
Войны Ливонской говорил:
«…Сперва успехов было много,
Но дух измены воспарил!
От них, предателей, все беды
И все несчастия в стране,
А потому и нет победы
В кровопролитнейшей войне…»

Борису правда вся известна
О государевой вине,
И о разрухе повсеместно,
И об обиженных в стране.
Больной, истерзанной оставит
Её злопамятный тиран.
Нелёгким делом это станет —
Избавиться от тяжких ран!

А Грозный речь свою продолжил
Радетельным уже представ:
«…Военных пленников вам должно
В родные выпустить места.
А с ними узников всех наших
Приказываю освободить…»

Бояре обомлели даже —
Немыслимо ведь так чудить!
А «благодетель» и налоги
Просил уменьшить там и тут,
Наговорил такого много,
Что каждого стал мучить зуд…

Бояре ближние скучали,
Терпения совсем уж нет!
Сказал бы лучше он вначале —
Кто в регентский войдёт совет!
А Грозный глянул на них строже —
Натуры будто изучал.
Сейчас объявит всем, похоже,
Кому он сына поручал.
«…Мой сын, вверяя тебе царство,
Я регентов готов назвать,
C подмогой их чтоб государством
Толково мог ты управлять…»

Был назван Шуйский князь, воитель, (И.П. Шуйский, князь, воевода)
Герой проигранной войны, (Ливонская война 1557 — 1582 гг.)
Он в гуще дьявольских событий
Не стал подручным сатаны! (не был замешан в злодеяниях опричников)
Вторым по знатности считался
Всегда род Шуйских на Руси
И князь Иван не замарался —
Любого жителя спроси!
Его заслуга в том, у Пскова,
Что врАжину остановил, (войска польского короля-полководца Стефана Батория)
В осаде действовал толково
И город-крепость сохранил.

Вторым — Романова Никиту
Правитель в регенты призвал.
Боярин хоть неродовитый,
Но с Грозным долго пребывал,
Коль брат он первостной царицы —
Анастасии дорогой.
У доброй, набожной сестрицы
И муженёк ведь был другой! (нрав Ивана Грозного резко ухудшился после её смерти)
И шурин бывший государя
Радетельным был как она,
Признали старшим ведь бояре
Никиту в злые времена.

Мстиславский князь — и родовитый, (И.Ф. Мстиславский, князь, боярин)
И важный очень господин.
Глава он «земства» знаменитый,
Дожить сумевший до седин.
Хоть и считался заурядным
Давнишний ставленник Кремля,
Все годы прошлые приятным
Послушником был своего царя.

И, наконец, любимец царский —
Опричник Бельский шебутной, (Б.Я. Бельский)
Вражина издавна боярский,
Тщеславный очень и крутой.
Племянник изверга Малюты,
Бориса был он свояком. (женой Бориса была Мария, дочь Малюты)
Боярство опасалось плута
И ненавидело тайком.

Но нет в совете Годунова!
Ужасно был он огорчён.
Иван казал ему сурово,
Что брак Ирины обречён. (Грозный настаивал на разводе из-за бездетности Ирины)
Не сможет брат уже разводу
Сынка с Ириной помешать — (будущего царя Фёдора Иоанновича с сестрой Бориса)
Поняв Борисову природу,
Заставил царь его дрожать.
Хоть от себя до самой смерти
Любимчика не отпускал,
И словом благостным приветил,
И с сыном вместе обласкал.

Нагого помыслы понятны —
Дмитрия хотел венчать,
Коль он племяш его внучатый.
Нельзя в совет его включать!
Уделом царь уже назначил
Младенцу Углич-городок,
Да и Богдана озадачил —
Наставником его нарёк… (воспитателем царевича Дмитрия)

Русин Валерий

*****

Смерть Ивана Грозного

…Оставил Грозный завещание
Ближайшим подданным своим
И колобродил на прощание
Всё время, был пока живым!
То он с усердием великим
Молился, каялся в грехах,
То вновь ругался зло и дико,
Что не беременна сноха. (Ирина Годунова, супруга царевича Фёдора Иоанноновича)
Велел нести себя в палату,
Где драгоценности лежат.
Его восторг был необъятным —
И руки дряблые дрожат!
Алмазы, яхонты и злато —
Всё он ощупал, оглядел
И было так ему приятно,
Что ликом даже подобрел…

А ночью стонущим и потным
В беспамятстве уже он был.
Иванушкою бредил мёртвым (убитый им царевич Иван)
И о прощении молил.
Сверкали очи его дико —
Он видел кровь на простыне,
И на сыновьем она лике,
И на груди, и на спине!
Ещё не раз в ночи являлось
К нему родимое лицо
И то рыдало, то смеялось,
То гневалося над отцом…

18 марта 1584 г. Москва, царские палаты в Кремле

Наутро снова полегчало
И сразу в ванну он полез.
Когда ж потом его встречали,
Опять в него вселился бес:
«В темницу бросьте словоблудов — (волхвов, предсказавших ему кончину 18 марта)
Не прорицатели они!
Не будет колдовского чуда —
Я жив для царства и родни!»

Волхвы явились к нему скоро
И заявили: «Не спеши,
Великий царь, не надо ссоры,
Дела скорее заверши.
Твой день сегодня — это правда,
Но он ещё не миновал».

«Я подожду, — изрёк он с ядом, —
Пока же бросьте их в подвал».
Потом Ирины домогался,
Когда проведать подошла,
А похоть выказав, ругался:
«…Сама ты страсть мою зажгла!..»

Казалось образ свой обычный
Правитель к ночи принимал,
И даже было непривычно,
Что зверь нутро его не драл.
Царя помучив, отступила,
Похоже, хворь в вечерний час.
А коль явились к нему силы,
Был в шахматы сыграть горазд.

В богато убранной палате,
Послов где ране ублажал,
В расшитом золотом халате
На креслах Грозный возлежал.
С ним рядом стол, на нём в покое
Пока фигуры на доске
И настроение такое,
Что воли нет уже тоске!
Бояре ближние — любимцы
Вокруг столешницы стоят.
Борис спокоен, но дивится, (Борис Годунов)
Что хворь пошла уже на спад.
На это зрелище глазеет
И сам английский резидент, (Джером Горсей, автор сочинений о России)
Горсей в Бориса уже верит
И близким будет с этих лет.
Всё для игры уже готово
И все фигурки на местах.

«Я Бельского помучу снова. (своего любимца, молодого думного дворянина Богдана Бельского)
Моли о помощи Христа!
Мне шах персидский для услады
Забаву эту даровал».
Но в голосе его — бравада,
Мучения за ней скрывал.
Он побледнел и мутным взором
Тревожил лекаря опять.
Но не поддался уговорам
И начал в шахматы играть.
Игра недолго продолжалась,
А Бельский уже без коня.

«Я короля подвину малость,
Чтоб ферзь сражался у меня».
Царь потянулся за фигурой,
Неловко взял и … упустил,
На Годунова глянул хмуро,
Свалился навзничь и застыл…

Все замерли, глазам не веря,
И не решаясь подойти.
Неужто с них упало бремя,
Страшней какого не найти?!
Недолго лекарь повозился
Над телом Грозного, и вот,
Никто уже не усомнился,
Что деспот и мучитель мёртв.

«Скончался царь Иван Василич!» —
Воскликнул Бельский, наконец,
Грядущих зачинатель «игрищ» (попыток возвыситься над всем царским окружением Фёдора Иоанновича)
И первый с «земцами» борец.
Митрополит уже над мёртвым
Обряды пострига вершил,
Чтоб иноком Иван Четвёртый
Свой век кровавый завершил…

Переполох в дворце Кремлёвском,
Какого не было давно!
Хотя и пал тиран московский,
Но страшно было, всё равно,
Особо тем кто в лихолетье
Злодейств немало совершил.
Узнает люд когда о смерти —
Повеселится от души
И отомстить им пожелает,
Тогда войны не миновать!
И что монарха отпевают,
Решилися пока скрывать.
А всем поведали иное —
В беспамятстве Иван лежит,
Но мненье лекарей такое,
Что в благо верить надлежит…

Русин Валерий