Стихи о Наполеоне Бонапарте

Народами повелевал Наполеон,
И трепет был пред ним великий.
Герою — честь! Ненарушим закон!
И без надзора — все мы горемыки.
Курятнику — петух единый дан.
Он властвует, своих вассалов множа.
И в стаде есть Наполеон: баран.
И в Мирискусстве есть: Сережа.

Зинаида Гиппиус

*****

Наполеон о ты великий
Ты мой кумир на целый век
Такой же чёрствый и двуликий
С огромным мозгом человек

О ты в бою огнём пылаешь
хоть сам не бьёшься ты ни с кем
Зато всегда ты точно знаешь
Кого куда и кого с кем

Да что вы это отступленье
Так только раньше думал я
Упав на землю в наступленьи
Я осознал твоё дитя

Ты щуплый маленький мужик
Тебе не ведать этой жизни
И бородинский наш старик
Лишит тебя зловещей мысли

Вставай же русский весь народ
На бородинское сраженье
Идём в последний мы поход
За головою без сомненья

Кутузов главный генерал
Он нас собрал на этом поле
Он дал команду, указал,
Что не дадим французам воли

Мы всех крушили рвали били
Но и до нас это дошло,
Зато едины все мы были.
На поле много полегло.

Вам не сломить Россию силой
Да кто же ты Наполеон
Или великий горделивый,
Иль трус поганый, или кто?

Я дам ответ на три вопроса
Наполеон это француз,
Нет не велик, не горделивый
Он трус поганый вот и всё!

Я знаю это было грубо,
Но он пошёл на нас войной,
Поистине ведь это глупо
Так сделал только бы больной!
Иль трус поганый, вот и всё…

Пинигин Иван

*****

Не говори: одним высоким
Я на земле воспламенён,
К нему лишь, с чувством я глубоким,
Бужу забытой лиры звон;
Поверь: великое-земное
Различно с мыслями людей.
Сверши с успехом дело злое —
— Велик; не удалось — злодей;
Среди дружин необозримых
Был чуть не бог Наполеон;
Разбитый же в снегах родимых
Безумцем порицаем он;
Внимая шум воды прибрежной,
В изгнаньи дальном он погас —
И что ж? — конец его мятежный
Не отуманил наших глаз!..

Михаил Лермонтов

*****

Могила Наполеона

Душой весны природа ожила,
И блещет все в торжественном покое:
Лазурь небес, и море голубое,
И дивная гробница, и скала!
Древа кругом покрылись новым цветом,
И тени их, средь общей тишины,
Чуть зыблются дыханием волны
На мраморе, весною разогретом…

Еще гремит твоих побед
Отзывный гул в колеблющемся мире…
…………..

И ум людей твоею тенью полн,
А тень твоя, скитаясь в крае диком,
Чужда всему, внимая шуму волн,
И тешится морских пернатых криком.

Федор Тютчев

*****

Мне в трепете внимала вся Европа.
Мой шаг сотряс вершины пирамид.
Я захлестнул, как волнами Потопа,
Полсвета: Мир надолго сохранит
Восторг и ужас от моих деяний,
От взлета и паденья моего:
Он трепетал в моей державной длани…
Но ныне я — увы — лишен всего!
Вокруг моей скалы, забытой Богом,
Волнуется угрюмый океан,
И жизнь моя печальна и убога…
А покорил так много разных стран!
Но Азия меня остановила —
Со скифами я сладить не сумел:
Россия мою силу поглотила —
Хоть я, как царь, в Кремле и посидел!
Султаны, Чингиханы, Тамерланы
О Европейский грянулись порог —
Я ж получил неслыханные раны
На их пороге — так устроил Бог:
Восток и Запад — это две Вселенных,
И никогда им вместе не сойтись:
Таков уж ход законов неизменных:
Коль их презрел — с удачею простись!
Предательство соратников сгубило
И ввергнуло в ничтожество меня!
Да! Я теперь — погасшее светило,
Но был струей Небесного Огня!
Европу я встряхнул с такою силой,
Что рухнуло в ней всякое старье:
Средневековье обрело могилу,
Стал вольный труд хозяином ее!
И «третие сословие» окрепло,
Во многих странах обрело и власть!
От прошлого осталась кучка пепла…
И, пусть судил мне Рок с Олимпа пасть,
Но изменил мой гений судьбы Мира:
В нем стало и свободней, и светлей —
Хоть много от Брюсселя до Каира
Осталось окровавленных полей!

Дыбин Александр

*****

Да, были два Наполеона:
Один из книг, с гравюр и карт.
Такая важная персона.
Другой был просто — Бонапарт.

Один с фигурой исполина.
Со страхом смерти не знаком.
Другого била Жозефина
В минуты ссоры башмаком.

Один, смотря на пирамиды,
Вещал о сорока веках.
Другой к артисткам нес обиды
И оставался в дураках.

Мне тот, другой, всегда милее.
Простой, обычный буржуа,
Стихийный раб пустой идеи,
Артист на чуждом амплуа.

Я не кощунствую: бороться
Со всей историей не мне…
Такого, верю, полководца
Не будет ни в одной стране.

Наполеон был наготове
Всесильной логикой штыка
По грудам тел и лужам крови
Всего достичь наверняка.

Ему без долгих размышлений
Авторитетов разных тьма
Прижгла ко лбу печатью «гений»
Взамен позорного клейма…

Но тот, другой, всегда с иголки
Одетый в новенький мундир,
В традиционной треуголке,
Незрелых школьников кумир,

Мне и милей, и ближе втрое,
И рад я ставить всем в пример,
Как может выбиться в герои
Артиллерийский офицер.

Бухов Аркадий

*****

Наполеон

Да, на дороге поколений,
На пыли расточённых лет,
Твоих шагов, твоих движений
Остался неизменный след.

Ты скован был по мысли Рока
Из тяжести и властных сил:
Не мог ты не ступать глубоко,
И шаг твой землю тяготил.

Что строилось трудом суровым,
Вставало медленно в веках,
Ты сокрушал случайным словом,
Движеньем повергал во прах.

Сам изумлён служеньем счастья,
Ты, как пращой, метал войска,
И мировое самовластье
Бросал, как ставку игрока.

Пьянея славой неизменной,
Ты шёл сквозь мир, круша, дробя…
И стало, наконец, вселенной
Невмоготу носить тебя.

Земля дохнула полной грудью,
И ты, как лист в дыханье гроз,
Взвился, и полетел к безлюдью,
И пал, бессильный, на утёс, —

Где, на раздольи одичалом,
От века этих дней ждала
Тебя достойным пьедесталом
Со дна встающая скала!

Валерий Брюсов

*****

Судьба Наполеона

Он шел — и царства трепетали,
Сливался с стоном звук оков,
И села в пепл, града пылали,
И в громе битв кипела кровь;
Земля пред сильным умолкала…
Он, дерзкий, скиптрами играл;
Он, грозный, троны расшибал;
Чего ж душа его алкала?

Народы стали за права;
Цари соединяли силы;
Всхолмились свежие могилы,
И, вихрем, шумная молва:
«Он пленник!» Осветились храмы!
Везде восторг и фимиамы,
Народы — длани к небесам,
И мир дивится чудесам!

Гремящих полчищ повелитель,
Перун и гибель на боях, —
Один, утесов дикий житель,
Как дух пустынный на холмах…
Летят в пределы отдаленны
Надеждой флоты окриленны,
Все мимо — и никто за ним;
Как страшно самому с самим!
В душе, как в море, мрак и волны…

Как кораблей бегущих тень,
Исчезли дни, величья полны,
И вечереет жизни день…
«Чья новая взнеслась могила?»
Ответ: «Тут спит Наполеон!
И буря подвигов — как сон…
И с ним мечты, и гром, и сила
В затворе тесном улеглись!»
— «Быстрей, корабль, в Европу мчись!
Пловец друзьям.- Смелей чрез волны
Летим с великой вестью мы!»
Но там, в Европе, все умы
Иных забот и видов полны…

И все узнали: умер он,
И более о нем ни слова;
И стал он всем — как страшный сон,
Который не приснится снова;
О нем не воздохнет любовь,
Его забыли лесть и злоба…
Но Греция встает из гроба
И рвется с силой из оков!
Чья кровь мутит Эгейски воды?
Туда внимание, народы:
Там, в бурях, новый зиждут мир!
Там корабли ахейцев смелых,
Как строи лебедей веселых,
Летят на гибель, как на пир!

Там к небу клятвы и молитвы!
И свирепеет, слыша битвы,
В Стамбуле гордый оттоман.
Растут, с бедой, бесстрашных силы,
И крест венчает Термопилы!
И на Олимпе — ратный стан!..
Молва и слава зазвучала,
Но — не о нем… в могиле он,
И позабыт Наполеон!..
Чего ж душа его алкала?

Федор Глинка

*****

Наполеон

— 1 —

Сын Революции, ты с матерью ужасной
Отважно в бой вступил — и изнемог в борьбе…
Не одолел ее твой гений самовластный!..
Бой невозможный, труд напрасный!..
Ты всю ее носил в самом себе…

— 2 —

Два демона ему служили,
Две силы чудно в нем слились:
В его главе — орлы парили,
В его груди — змии вились…
Ширококрылых вдохновений
Орлиный, дерзостный полет,
И в самом буйстве дерзновений
Змииной мудрости расчет.
Но освящающая сила,
Непостижимая уму,
Души его не озарила
И не приблизилась к нему…
Он был земной, не божий пламень,
Он гордо плыл — презритель волн, —
Но о подводный веры камень
В щепы разбился утлый челн.

— 3 —

И ты стоял, — перед тобой Россия!
И, вещий волхв, в предчувствии борьбы,
Ты сам слова промолвил роковые:
«Да сбудутся ее судьбы!..»
И не напрасно было заклинанье:
Судьбы откликнулись на голос твой!..
Но новою загадкою в изгнанье
Ты возразил на отзыв роковой…

Года прошли — и вот из ссылки тесной
На родину вернувшийся мертвец,
На берегах реки, тебе любезной,
Тревожный дух, почил ты наконец…

Но чуток сон — и по ночам, тоскуя,
Порою встав, он смотрит на восток
И вдруг, смутясь, бежит, как бы почуя
Передрассветный ветерок.

Федор Тютчев

*****

Наполеон

В неверный час, меж днём и темнотой,
Когда туман синеет над водой,
В час грешных дум, видений тайн и дел,
Которых луч узреть бы не хотел,
А тьма укрыть, чья тень, чей образ там,
На берегу, склонивши взор к волнам,
Стоит вблизи нагбенного креста?
Он не живой. Но также не мечта:
Сей острый взгляд с возвышенным челом
И две руки, сложенные крестом.
Пред ним лепечут волны и бегут,
И вновь приходят, и о скалы бьют;
Как лёгкие ветрилы, облака
Над морем носятся издалека.
И вот глядит неведомая тень
На тот восток, где новый брезжит день;
Там Франция! — там край её родной
И славы след, быть может скрытый мглой
Там, средь войны, её неслися дни…
О! для чего так кончились они!..

Прости, о слава! обманувший друг.
Опасный ты, но чудный, мощный звук;
И скиптр… о вас забыл Наполеон;
Хотя давно умерший, любит он
Сей малый остров, брошенный в морях,
Где сгнил его и червем съеден прах,
Где он страдал, покинут от друзей,
Презрев судьбу с гордыней прежних дней,
Где стаивал он на брегу морском,
Как ныне грустен, руки сжав крестом.

О! как в лице его еще видны
Следы забот и внутренней войны,
И быстрый взор, дивящий слабый ум,
Хоть чужд страстей, все полон прежних дум;
Сей взор как трепет в сердце проникал
И тайные желанья узнавал,
Он тот же все; и той же шляпой он,
Сопутницею жизни, осенен.
Но — посмотри — уж день блеснул в струях.
Призрака нет, все пусто на скалах.

Нередко внемлет житель сих брегов
Чудесные рассказы рыбаков.
Когда гроза бунтует и шумит,
И блещет молния, и гром гремит,
Мгновенный луч нередко озарял
Печальну тень, стоящую меж скал.
Один пловец, как ни был страх велик,
Мог различить недвижный смуглый лик,
Под шляпою, с нахмуренным челом,
И две руки, сложенные крестом.

Михаил Лермонтов

*****

Никем не встреченный, нежданный
Примчался он тайком в Париж.
Но ни восторгов барабанных,
Ни ликований — только тишь.
И, вспоминая Ватерлоо.
Метался в гневе до зари.
И словно траур по былому.
Темнел печально Тюильри.
Уже отряхивал колена
Мир, ненавидевший его,
Что отомстит Святой Еленой
За то былое торжество,
Когда кумир ногами топал
В нетерпеливости своей.
И вся монаршая Европа
Толпилась в страхе у дверей.
…Министр полиции Фуше,
Посол его придворной черни,
Злорадно радуясь в душе,
Ждёт от кумира отреченья.
Но что-то медлит узурпатор.
Всегда в своих решеньях скор.
На самый горький свой парад он
Придёт прочесть им приговор.
И в руки радостному гному
Его вручит. И ахнет враг,
Как от великого к смешному
Он сделает последний шаг.

Дементьев Андрей

*****

В твоих глазах — одна лишь цель,
В твоих речах сквозит гордыня,
Война и власть — вот твой удел,
Твоя звезда, твоя святыня.

За той звездой ты с детства шел,
Узрев в ней смысл бытия,
Пусть путь к ней долог и тяжел,
Ей посвятить решил себя.

Ты корсиканский дух свободный
Впитал душой своей, и страх,
Людской природе непокорный,
Был обращен тобою в прах.

В уютной южной тишине
Ты видел призраки побед,
Мечтая подчинить себе
Весь белый свет, весь белый свет.

Ты восхищался Александром
И Цезаря боготворил,
Завидуя величью их таланта,
Его в себе взрастить решил.

Потом Валанс, Тулон и вот,
Ты у подножья пьедестала,
Побед великих начал счет
Вести, в лучах купаясь славы.

И при Маренго показав
Свой полководческий талант,
Ты щедро почести воздал
Своим кумирам и отцам.

Твои войска вошли в Каир,
И пала древняя страна,
Ты видел вечность пирамид,
И Сфинксу ты смотрел в глаза.

Потом весь европейский мир
Склонился ниц перед тобой,
Мечту свою осуществив,
Ты слился со своей звездой.

Ты победил, ты коронован,
Своим народом ты любим,
На золотом сидишь ты троне,
Ты — божество и ты — кумир.

Но с каждым днем ты жаждал больше,
И в вечность угодить хотел,
С народом Запада покончив,
Ты на Восток уже смотрел.

А там, среди бескрайних далей,
Среди лесов, равнин и гор
Раскинулась так величаво
Страна мечты твоей, Наполеон.

Ее во снах своих ты видел,
И грезя ею наяву,
Великой завистью проникся
И начал долгую войну.

Опять сдавались города,
Опять на землю падали знамена,
И вот уж пред тобой Москва —
Столица Азии, великий город.

Казалось, все, окончен бой,
Сдалась великая Россия,
Во веки славься ты, Наполеон —
Всесильный покоритель мира!

Но тут пожар, как будто Ад
Разверзся прямо под тобой,
Спалил, казалось, вечный град,
Тебя убив, Наполеон.

А после — только тень и смерть,
И отступления позор,
И гибель тысячи надежд,
И в завершенье — Ватерлоо.

В твоих глазах не видно цели,
В твоих речах гордыни нет,
На острове Святой Елены
Последний встретил ты рассвет.

И каждый, жаждущий всего
Пусть вспомнит о Наполеоне,
И может быть, поймет он, что
Придет в конце лишь к Ватерлоо.

*****

Я и Наполеон

Я живу на Большой Пресне,
36, 24.
Место спокойненькое.
Тихонькое.
Ну?
Кажется — какое мне дело,
что где-то
в буре-мире
взяли и выдумали войну?

Ночь пришла.
Хорошая.
Вкрадчивая.
И чего это барышни некоторые
дрожат, пугливо поворачивая
глаза громадные, как прожекторы?
Уличные толпы к небесной влаге
припали горящими устами,
а город, вытрепав ручонки-флаги,
молится и молится красными крестами.

Простоволосая церковка бульварному
изголовью
припала, — набитый слезами куль, —
а у бульвара цветники истекают кровью,
как сердце, изодранное пальцами пуль.
Тревога жиреет и жиреет,
жрёт зачерствевший разум.
Уже у Ноева оранжереи
покрылись смертельно-бледным газом!
Скажите Москве —
пускай удержится!
Не надо!
Пусть не трясётся!
Через секунду
встречу я
неб самодержца, —
возьму и убью солнце!
Видите!
Флаги по небу полощет.
Вот он!
Жирен и рыж.
Красным копытом грохнув о площадь,
въезжает по трупам крыш!

Тебе,
орущему:
«Разрушу,
разрушу!»,
вырезавшему ночь из окровавленных карнизов,
я,
сохранивший бесстрашную душу,
бросаю вызов!

Идите, изъеденные бессонницей,
сложите в костёр лица!
Всё равно!
Это нам последнее солнце —
солнце Аустерлица!

Идите, сумасшедшие, из России, Польши.
Сегодня я — Наполеон!
Я полководец и больше.
Сравните:
я и — он!

Он раз чуме приблизился троном,
смелостью смерть поправ, —
я каждый день иду к зачумлённым
по тысячам русских Яфф!

Он раз, не дрогнув, стал под пули
и славится столетий сто, —
а я прошёл в одном лишь июле
тысячу Аркольских мостов!
Мой крик в граните времени выбит,
и будет греметь и гремит,
оттого, что
в сердце, выжженном, как Египет,
есть тысяча тысяч пирамид!

За мной, изъеденные бессонницей!
Выше!
В костёр лица!
Здравствуй,
мое предсмертное солнце,
солнце Аустерлица!

Люди!
Будет!
На солнце!
Прямо!
Солнце съёжится аж!
Громче из сжатого горла храма
хрипи, похоронный марш!
Люди!
Когда канонизируете имена
погибших,
меня известней, —
помните:
еще одного убила война —
поэта с Большой Пресни!

Владимир Маяковский

*****

Так вот оно какое, Ватерлоо!
Где встретились позор и торжество.
Британский лев грозит нам из былого
С крутого пьедестала своего.

Вот где-то здесь стоял Наполеон.
А может быть, сидел на барабане.
И шум сраженья был похож: на стон,
Как будто сам он был смертельно ранен.

И генерал, едва держась в седле,
Увидел —
Император безучастен.
Он вспомнил вдруг,
Как на иной земле
Ему впервые изменило счастье.

Я поднимаюсь на высокий холм.
Какая ширь и красота для взора!
Кто знал,
что в этом уголке глухом
Его ждало бессмертие позора.

Дементьев Андрей

*****

Наполеон

Чудесный жребий совершился:
Угас великий человек.
В неволе мрачной закатился
Наполеона грозный век.
Исчез властитель осужденный,
Могучий баловень побед,
И для изгнанника вселенной
Уже потомство настает.

О ты, чьей памятью кровавой
Мир долго, долго будет полн,
Приосенен твоею славой,
Почий среди пустынных волн…
Великолепная могила!
Над урной, где твой прах лежит,
Народов ненависть почила
И луч бессмертия горит.

Давно ль орлы твои летали
Над обесславленной землей?
Давно ли царства упадали
При громах силы роковой;
Послушны воле своенравной,
Бедой шумели знамена,
И налагал ярем державный
Ты на земные племена?

Когда надеждой озаренный
От рабства пробудился мир,
И галл десницей разъяренной
Низвергнул ветхий свой кумир;
Когда на площади мятежной
Во прахе царский труп лежал,
И день великий, неизбежный —
Свободы яркий день вставал, —

Тогда в волненье бурь народных
Предвидя чудный свой удел,
В его надеждах благородных
Ты человечество презрел.
В свое погибельное счастье
Ты дерзкой веровал душой,
Тебя пленяло самовластье
Разочарованной красой.

И обновленного народа
Ты буйность юную смирил,
Новорожденная свобода,
Вдруг онемев, лишилась сил;
Среди рабов до упоенья
Ты жажду власти утолил,
Помчал к боям их ополченья,
Их цепи лаврами обвил.

И Франция, добыча славы,
Плененный устремила взор,
Забыв надежды величавы,
На свой блистательный позор.
Ты вел мечи на пир обильный;
Все пало с шумом пред тобой:
Европа гибла — сон могильный
Носился над ее главой.

И се, в величии постыдном
Ступил на грудь ее колосс.
Тильзит!.. (при звуке сем обидном
Теперь не побледнеет росс) —
Тильзит надменного героя
Последней славою венчал,
Но скучный мир, но хлад покоя
Счастливца душу волновал.

Надменный! кто тебя подвигнул?
Кто обуял твой дивный ум?
Как сердца русских не постигнул
Ты с высоты отважных дум?
Великодушного пожара
Не предузнав, уж ты мечтал,
Что мира вновь мы ждем, как дара;
Но поздно русских разгадал…

Россия, бранная царица,
Воспомни древние права!
Померкни, солнце Австерлица!
Пылай, великая Москва!
Настали времена другие,
Исчезни, краткий наш позор!
Благослови Москву, Россия!
Война по гроб — наш договор!

Оцепенелыми руками
Схватив железный свой венец,
Он бездну видит пред очами,
Он гибнет, гибнет наконец.
Бежат Европы ополченья!
Окровавленные снега
Провозгласили их паденье,
И тает с ними след врага.

И все, как буря, закипело;
Европа свой расторгла плен;
Во след тирану полетело,
Как гром, проклятие племен.
И длань народной Немезиды
Подъяту видит великан:
И до последней все обиды
Отплачены тебе, тиран!

Искуплены его стяжанья
И зло воинственных чудес
Тоскою душного изгнанья
Под сенью чуждою небес.
И знойный остров заточенья
Полнощный парус посетит,
И путник слово примиренья
На оном камне начертит,

Где, устремив на волны очи,
Изгнанник помнил звук мечей,
И льдистый ужас полуночи,
И небо Франции своей;
Где иногда, в своей пустыне
Забыв войну, потомство, трон,
Один, один о милом сыне
В унынье горьком думал он.

Да будет омрачен позором
Тот малодушный, кто в сей день
Безумным возмутит укором
Его развенчанную тень!
Хвала! он русскому народу
Высокий жребий указал
И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал.

Александр Пушкин

*****

I

Все кончено! Вчера венчанный
Владыка, страх царей земных,
Ты нынче — облик безымянный!
Так низко пасть — и быть в живых!
Ты ль это, раздававший троны,
На смерть бросавший легионы?
Один лишь дух с высот таких
Был свергнут божией десницей:
Тот — ложно названный Денницей!

II

Безумец! Ты был бич над теми,
Кто выи пред тобой клонил.
Ослепший в яркой диадеме,
Другим открыть глаза ты мнил!
Ты мог бы одарять богато,
Но всем платил единой платой
За верность: тишиной могил.
Ты доказал нам, что возможно
Тщеславие в душе ничтожной.

III

Благодарим! Пример жестокий!
Он больше значит для веков,
Чем философии уроки,
Чем поученья мудрецов.
Отныне блеск военной власти
Не обольстит людские страсти,
Пал навсегда кумир умов.
Он был как все земные боги:
Из бронзы — лоб, из глины — ноги.

IV

Веселье битв, их пир кровавый,
Громоподобный клич побед,
Меч, скипетр, упоенье славы,
То, чем дышал ты много лет,
Власть, пред которой мир склонился,
С которой гул молвы сроднился, —
Исчезло все, как сон, как бред.
А! Мрачный дух! Что за терзанье.
Твоей душе — воспоминанье!

V

Ты сокрушен, о сокрушитель!
Ты, победитель, побежден!
Бессчетных жизней повелитель
Молить о жизни принужден!
Как пережить позор всесветный?
Ты веришь ли надежде тщетной
Иль только смертью устрашен?
Но — пасть царем иль снесть паденье.
Твой выбор смел до отвращенья!

VI

Грек, разломивший дуб руками,
Расчесть последствий не сумел:
Ствол сжался вновь, сдавил тисками
Того, кто был надменно смел.
К стволу прикован, тщетно звал он…
Лесных зверей добычей стал он…
Таков, и горше, твой удел!
Как он, ты вырваться не можешь,
И сам свое ты сердце гложешь!

VII

Сын Рима, сердца пламень жгучий
Залив кровавою рекой,
Отбросил прочь свой меч могучий,
Как гражданин ушел домой.
Ушел в величии суровом,
С презрением к рабам, готовым
Терпеть владыку над собой.
Отверг венец он добровольно:
Для славы — этого довольно!

VIII

Испанец, властью небывалой,
Как ты, упившись до конца,
Оставил мир для кельи малой,
Сменил на четки блеск венца.
Мир ханжества и мир обмана
Не выше, чем престол тирана,
Но сам презрел он шум дворца,
Сам выбрал — рясу и обедни
Да схоластические бредни.

IX

А ты! Ты медлил на престоле,
Из рук своих дал вырвать гром
По приказанью, поневоле
Простился ты с своим дворцом!
Ты был над веком злобный гений,
Но зрелище твоих падений
Багрит лицо людей стыдом.
Вот для кого служил подножьем
Мир, сотворенный духом божьим!

X

Кровь за тебя лилась потоком,
А ты своей так дорожил!
И пред тобой-то, как пред Роком,
Колена сонм князей клонил!
Еще дороже нам свобода
С тех пор, как злейший враг народа
Себя всемирно заклеймил!
Среди тиранов ты бесславен,
А кто из них с тобой был равен?

XI

Тебя Судьба рукой кровавой
Вписала в летопись времен.
Лишь бегло озаренный славой,
Твой лик навеки омрачен.
Когда б ты пал, как царь, в порфире,
В веках грядущих мог бы в мире
Восстать другой Наполеон.
Но лестно ль — как звезда над бездной
Сверкнуть и рухнуть в мрак беззвездный?

XII

На вес не то же ль: груда глины
И полководца бренный прах?
Нас Смерть равняет в час кончины,
Всех, всех на праведных весах.
Но хочешь верить, что в герое
Пылает пламя неземное,
Пленяя нас, внушая страх,
И горько, если смех презренья
Казнит любимца поколенья.

XIII

А та, цветок австрийский гибкий…
Такая ль доля снилась ей!
Она ль должна сносить с улыбкой
Все ужасы судьбы твоей!
Делить твои в изгнанье думы,
Твой поздний ропот, стон угрюмый,
О, с трона свергнутый злодей!
Когда она с тобою все же —
Всех диадем она дороже!

XIV

Сокрыв на Эльбу стыд и горе,
Следи с утесов волн стада.
Ты не смутишь улыбкой море:
Им не владел ты никогда!
В унынья час рукой небрежной
Отметь на отмели прибрежной,
Что мир свободен навсегда!
И стань примером жалкой доли,
Как древний «Дионисий в школе».

XV

В твоей душе горит ли рана?
Что за мечтами ты томим
В железной клетке Тамерлана?
Одной, одной: «Мир был моим!
Иль ты, как деспот Вавилона,
Утратил смысл с утратой трона?
Иначе как же быть живым
Тому, кто к цели был так близко,
Так много мог — и пал так низко!

XVI

О, если б ты, как сын Япета,
Бесстрашно встретил вихри гроз,
С ним разделив на крае света
Знакомый коршуну утес!
А ныне над твоим позором
Хохочет тот с надменным взором,
Кто сам паденья ужас снес,
Остался в преисподней твердым,
И умер бы, — будь смертен, — гордым!

XVII

Был день, был час: вселенной целой
Владели галлы, ими — ты.
О, если б в это время смело
Ты сам сошел бы с высоты!
Маренго ты б затмил сиянье!
Об этом дне воспоминанье
Все пристыдило б клеветы,
Вокруг тебя рассеяв тени,
Светя сквозь сумрак преступлений!

XVIII

Но низкой жаждой самовластья
Твоя душа была полна.
Ты думал: на вершину счастья
Взнесут пустые имена!
Где ж пурпур твой, поблекший ныне?
Где мишура твоей гордыни:
Султаны, ленты, ордена?
Ребенок бедный! Жертва славы!
Скажи, где все твои забавы?

XIX

Но есть ли меж великих века,
На ком покоить можно взгляд,
Кто высит имя человека,
Пред кем клеветники молчат?
Да, есть! Он — первый, он — единый!
И зависть чтит твои седины,
Американский Цинциннат!
Позор для племени земного,
Что Вашингтона нет другого!

Джордж Гордон Байрон
(Перевод Валерия Брюсова)

*****

Почтим приветом остров одинокой,
Где часто, в думу погружен,
На берегу о Франции далекой
Воспоминал Наполеон!
Сын моря, средь морей твоя могила!
Вот мщение за муки стольких дней!
Порочная страна не заслужила,
Чтобы великий жизнь окончил в ней.

Изгнанник мрачный, жертва вероломства
И рока прихоти слепой,
Погиб как жил — без предков и потомства —
Хоть побежденный, но герой!
Родился он игрой судьбы случайной
И пролетел, как буря, мимо нас;
Он миру чужд был. Всё в нем было тайной,
День возвышенья — и паденья час!

Михаил Лермонтов

*****

Мне жаль тебя избранник славы,
Тиран Великий прошлых дней.
Ты поздно понял,что ошибся,
Воюя с Родиной моей.

Тебя на русских вдохновляла,
Победа при Аустерлиц,
Ты не предвидел Ватерлоо,
У русских западных границ.

Еще сражаясь под Смоленском,
Ты мог назад поворотить,
И власть свою над всей Европой,
Ты мог потомкам сохранить.

Не понял ты своей кончины,
И в битве под Бородино,
Что взяв Москву, не повторится,
Позор Тильзита все равно.

Ты ждал в Москве переговоров,
Как милость Русского царя,
И в тот момент вы осознали,
Что это ваша западня.

В Москве наметили по плану,
Дорогой южной отступить,
Но бой под Малоярославцем,
Обрёк вас старой уходить.

Смоленский путь тобой разграблен,
Голодный, слабый, до весны,
Остаток войска дотащился,
До берегов Березины.

И крах империи свершился,
Ты, бросив армию, бежишь,
В уже настроенный враждебно,
Но дорогой тебе Париж.

Мне жаль тебя тиран Великий,
Ты побеждал врагов всегда,
Но у России не добиться,
Войной победы никогда.

Кожина Василиса

*****

Где бьёт волна о брег высокой,
Где дикий памятник небрежно положен,
В сырой земле и в яме неглубокой —
Там спит герой, друзья! — Наполеон!..
Вещают так: и камень одинокой,
И дуб возвышенный, и волн прибрежных стон!..

Но вот полночь свинцовый свой покров
По сводам неба распустила,
И влагу дремлющих валов
С могилой тихою Диана осребрила.
Над ней сюда пришел мечтать
Певец возвышенный, но юный;
Воспоминания стараясь пробуждать,
Он арфу взял, запел, ударил в струны…

«Не ты ли, островок уединенный,
Свидетелем был чистых дней
Героя дивного? Не здесь ли звук мечей
Гремел, носился глас его священный?
Нет! рок хотел отсюда удалить
И честолюбие, и кровь, и гул военный;
А твой удел благословенный:
Принять изгнанника и прах его хранить!

Зачем он так за славою гонялся?
Для чести счастье презирал?
С невинными народами сражался?
И скипетром стальным короны разбивал?
Зачем шутил граждан спокойных кровью,
Презрел и дружбой и любовью
И пред творцом не трепетал?..

Ему, погибельно войною принужденный,
Почти весь свет кричал: ура!
При визге бурного ядра
Уже он был готов — но… воин дерзновенный!..
Творец смешал неколебимый ум,
Ты побежден московскими стенами…
Бежал!.. и скрыл за дальними морями
Следы печальные твоих высоких дум.
…

Огнем снедаем угрызений,
Ты здесь безвременно погас:
Покоен ты; и в тихий утра час,
Как над тобой порхнет зефир весенний,
Безвестный гость, дубравный соловей,
Порою издает томительные звуки,
В них слышны: слава прежних дней,
И голос нег, и голос муки!..

Когда уже едва свет дневный отражен
Кристальною играющей волною
И гаснет день: усталою стопою
Идет рыбак брегов на тихий склон,
Несведущий, безмолвно попирает,
Таща изорванную сеть,
Ту землю, где твой прах забытый истлевает,
Не перестав простую песню петь…»
…

Вдруг!.. ветерок… луна за тучи забежала…
Умолк певец. Струится в жилах хлад;
Он тайным ужасом объят…
И струны лопнули… и тень ему предстала.
«Умолкни, о певец! спеши отсюда прочь,
С хвалой иль язвою упрека:
Мне всё равно; в могиле вечно ночь,
Там нет ни почестей, ни счастия, ни рока!
Пускай историю страстей
И дел моих хранят далекие потомки:
Я презрю песнопенья громки;
Я выше и похвал, и славы, и людей!..»

Михаил Лермонтов

*****

За стены спрятавшись Седана
И напролет не спавши ночь,
Наполеон поднялся рано:
Чем горю — думает — помочь?
И вот, взмостясь на укрепленья
И местность обозрев кругом,
Он видит: вражьи ополченья
Стеклись, как тучи… Близок гром!
Шутить не думают пруссаки,
Изнемогает гарнизон,
Нет ни Базена, ни Бурбаки,
От ран чуть дышит Мак-Магон.
Уже, открыв стальные пасти,
Мортиры бешено ревут,
На приступ немцы всякой масти
Рядами грозными идут;
И над твердынями Седана,
В дыму гремящих батарей,
Челом поникнув, тень Вобана
Встает из области теней.

Чтоб быть для армии примером,
Слух распустил Наполеон,
Что драться будет волонтером,
Что славной смерти ищет он.
Не допускалось и сомненья,
Что дух его несокрушим,
Но вышло странное меж ним
И смертью недоразуменье.
Как он искал ее и где? —
Доныне тайною осталось,
Но бледнолицую нигде
Ему встречать не удавалось.
Бывают неудачи! Так
Ученые в часы досуга
Искали квадратуру круга
И не могли найти никак;
Таинственный вздувая пламень,
Алхимик — немец и мудрец —
Искал же философский камень
И отказался ж наконец.
Притом судьбою только в марте
Срок жизни Цезарю был дан:
Так что ж за диво, что без ран
И новый цезарь — Бонапарте —
Вернулся к вечеру в Седан?

А смерть, о подвигах героя
Ни здесь не слышавши, ни там,
Свистя гранатой, землю роя,
За ним гналася по пятам,
Но обращалась так упорно
К ней императора спина,
Но утекал он так проворно,
Что выбилась из сил она.
Не оглянулся он ни разу —
Хотя бы только для показу —
И смерть подумала: ого!
Каким он обладает свойством!
Как был бы горд таким геройством
Покойный дядюшка его!

Однако плохо вышло дело,
Хоть сух он вышел из воды:
Уж на востоке засветлело —
Не миновать ему беды!
Спасенья нет: кольцом железным
Окружены его войска,
Сопротивленьем бесполезным
Раздразнишь только пруссака.
«Ну, что ж! — он думает, пасуя. —
Ведь честь и слава — дым и тлен!
Куда ни шло — отдамся в плен:
Авось, династию спасу я!
Зачем мне армия? Увы!
Меня не поняли французы,
Парижем овладели блузы,
И не унесть мне головы.
Не лучше ль с немцами, без страха,
Войти в столицу с торжеством,
Столкнув республику с размаху,
Зажить по-старому потом?»

И знамя белое высоко,
Как саван, вьется над стеной,
И отворилися широко
Врата твердыни крепостной.
О камни ружья разбивая,
С позором от седанских стен
Идут бойцы в далекий плен,
Наполеона проклиная.
Рыдает Франция!.. А он,
В тени развесистого парка,
На прусской даче водворен
По приказанию Бисмарка.
Он смотрит издали в окно,
Как Рейн немецкий протекает,
Твердя: так было суждено!
До капли допито вино —
Пусть мир справляется как знает!

Яхонтов Александр

*****

Ах, Жозефина, Жозефина!
Перед тобой Наполеон.
Живой! Не копия с картины!
Прекрасный полководец он!

Пусть не атлет и мал росточком
Но все о нём лишь говорят.
На этом можно б ставить точку,
Прокрутим время всё ж назад.

Он был отлично образован
И смелый, как степной орёл.
Начитан и в боях подкован,
Порой сам в битву с флагом шёл.

Он молод и самоотвержен.
И упреждал шаги врага.
Продумывал ходы он прежде
И шёл вперёд наверняка.

Он оборону отвергал.
Атака — вот успех сраженья!
Победа выше всех похвал.
Она есть путь на пьедестал.
В ней находил он упоенье.

Его поступкам мы не судьи
Бесстрашный тот его полёт.
Веками будут помнить люди
Его стремительности взлёт.

Ведь сам Суворов говорил,
Что Бонапарт есть Богатырь.
Он Альпы даже покорил.
Он словно в небе там парил.

Как будто не было вершин.
А сколько храбрости, ума
И сколько здесь душевных сил
Понадобилось! Просто тьма!

Он молод, энергичен, крут.
В решениях своих уверен.
Солдаты верят в него, ждут
В атаках и в боях проверен.

И череда больших побед,
Каких тогда не видел свет.
Он славу Франции принёс.
А счастлив был ли? Вот вопрос!

В карьере, впрочем, преуспел.
Всего добился, что хотел.
И в жизни личной, может, тоже,
Хоть Жозефина всё ж похоже
С ума по парню не сходила.
А вот потом купалась в Славе
Того же мужа — господина.

Любил ли Дезире иль нет?
И до сих пор гадает свет.
Предугадать тогда не смог,
Что королеву потерял.
Красавица та, видел Бог.
Потом взошла на пьедестал.

Жалел он или не жалел,
Никто об этом не узнал…
Он дифирамбы другой пел
Когда уж полководцем стал…

Ах Жозефина. Жозефина!
Тебе безумно повезло!
Других и рядом не поставишь
С ним даже под одно крыло.

С его ты Славою в обнимку
Жила и упивалась ею
Я вот смотрю на фотоснимке
Ты Дезире, увы, бледнее.

А значит, не сравнишься с нею.
И что нашли в тебе потомки?
Ведь Дезире лицом прекрасней.
Она красивей и моложе,
А Бонапарт в сетях лишь страсти.

Ведь молод был, не искушён.
Кокетством, лестью увлечён.
Ну, что я, право тут терзаюсь!
Мне просто жаль ту Дезире!
Наивную провинциалку,
Которой снился он во сне.

Затем оставил равнодушно.
Возможно ей же на удачу.
Ведь в королевы путь так сложен,
А ей судьбою предназначен.

Жалел он после или нет
С тех пор гадает целый свет.
Вернёмся к Славе и к Победам.
Они идут за ним все следом.

Он пол-Европы покорил,
По праву был непобедим.
Пока России славный сын
Пыл воинский не усыпил.

Разгром был, право, предрешён.
Российский дух был так силён!
И никаким бы вражьим силам
Сломить иль вытеснить его
Не удалось бы ничего.

С тех пор сраженья продолжались,
Как и его походы тоже.
Конечно, были и победы,
Но больше поражений всё же.
Но вопреки былую Славу
Хранит Французская держава.

Пешкова-Рыбина Елена

*****

Меж тем как Франция, среди рукоплесканий
И кликов радостных, встречает хладный прах
Погибшего давно среди немых страданий
В изгнанье мрачном и цепях;

Меж тем как мир услужливой хвалою
Венчает позднего раскаянья порыв
И вздорная толпа, довольная собою,
Гордится, прошлое забыв, —

Негодованию и чувству дав свободу,
Поняв тщеславие сих праздничных забот,
Мне хочется сказать великому народу:
Ты жалкий и пустой народ!

Ты жалок потому, что вера, слава, гений,
Все, все великое, священное земли,
С насмешкой глупою ребяческих сомнений
Тобой растоптано в пыли.

Из славы сделал ты игрушку лицемерья,
Из вольности — орудье палача,
И все заветные отцовские поверья
Ты им рубил, рубил сплеча, —

Ты погибал… и он явился, с строгим взором,
Отмеченный божественным перстом,
И признан за вождя всеобщим приговором,
И ваша жизнь слилася в нем, —

И вы окрепли вновь в тени его державы,
И мир трепещущий в безмолвии взирал
На ризу чудную могущества и славы,
Которой вас он одевал.

Один, — он был везде, холодный, неизменный,
Отец седых дружин, любимый сын молвы,
В степях египетских, у стен покорной Вены,
В снегах пылающей Москвы!

А вы что делали, скажите, в это время?
Когда в полях чужих он гордо погибал,
Вы потрясали власть избранную, как бремя,
Точили в темноте кинжал?

Среди последних битв, отчаянных усилий,
В испуге не поняв позора своего,
Как женщина, ему вы изменили
И, как рабы, вы предали его!

Лишенный прав и места гражданина,
Разбитый свой венец он снял и бросил сам,
И вам оставил он в залог родного сына —
Вы сына выдали врагам!

Тогда, отяготив позорными цепями,
Героя увезли от плачущих дружин,
И на чужой скале, за синими морями,
Забытый, он угас один —

Один, — замучен мщением бесплодным,
Безмолвною и гордою тоской —
И как простой солдат в плаще своем походном
Зарыт наемною рукой.

Но годы протекли, и ветреное племя
Кричит: «Подайте нам священный этот прах!
Он наш; его теперь, великой жатвы семя,
Зароем мы в спасенных им стенах!»

И возвратился он на родину; безумно,
Как прежде, вкруг него теснятся и бегут
И в пышный гроб, среди столицы шумной,
Остатки тленные кладут.

Желанье позднее увенчано успехом!
И краткий свой восторг сменив уже другим,
Гуляя, топчет их с самодовольным смехом
Толпа, дрожавшая пред ним.

И грустно мне, когда подумаю, что ныне
Нарушена святая тишина
Вокруг того, кто ждал в своей пустыне
Так жадно, столько лет спокойствия и сна!

И если дух вождя примчится на свиданье
С гробницей новою, где прах его лежит,
Какое в нем негодованье
При этом виде закипит!

Как будет он жалеть, печалию томимый,
О знойном острове, под небом дальних стран,
Где сторожил его, как он непобедимый,
Как он великий, океан!

Михаил Лермонтов

*****

По синим волнам океана,
Лишь звёзды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несётся,
Несётся на всех парусах.

Не гнутся высокие мачты,
На них флюгера не шумят,
И молча в открытые люки
Чугунные пушки глядят.

Не слышно на нём капитана,
Не видно матросов на нём,
Но скалы, и тайные мели,
И бури ему нипочём.

Есть остров на том океане —
Пустынный и мрачный гранит.
На острове том есть могила,
А в ней император зарыт.

Зарыт он без почестей бранных
Врагами в сыпучий песок,
Лежит на нем камень тяжёлый,
Чтоб встать он из гроба не мог.

И в час его грустной кончины,
В полночь, как свершается год,
К высокому берегу тихо
Воздушный корабль пристаёт.

Из гроба тогда император,
Очнувшись, является вдруг, —
На нём треугольная шляпа
И серый походный сюртук.

Скрестивши могучие руки,
Главу опустивши на грудь,
Идёт и к рулю он садится
И быстро пускается в путь.

Несётся он к Франции милой,
Где славу оставил и трон,
Оставил наследника-сына
И старую гвардию он.

И только что землю родную
Завидит во мраке ночном,
Опять его сердце трепещет
И очи пылают огнём.

На берег большими шагами
Он смело и прямо идёт,
Соратников громко он кличет
И маршалов грозно зовёт.

Но спят усачи-гренадёры —
В равнине, где Эльба шумит,
Под снегом холодной России,
Под знойным песком пирамид.

И маршалы зова не слышат:
Иные погибли в бою,
Другие ему изменили
И продали шпагу свою.

И, топнув о землю ногою,
Сердито он взад и вперёд
По тихому берегу ходит,
И снова он громко зовёт:

Зовет он любезного сына,
Опору в превратной судьбе;
Ему обещает полмира,
А Францию только себе.

Но в цвете надежды и силы
Угас его царственный сын,
И долго, его поджидая,
Стоит император один —

Стоит он и тяжко вздыхает,
Пока озарится восток,
И капают горькие слёзы
Из глаз на холодный песок,

Потом на корабль свой волшебный,
Главу опустивши на грудь,
Идёт и, махнувши рукою,
В обратный пускается путь.

Михаил Лермонтов