Стихи о Джордано Бруно

Трудно найти ключ к своедумцу.
Не помогает демонстрация инструментов пыток:
Он их описывал,
Он настаивает на своей враждебной точке зрения,
Что Земля вращается.
Допрашивающие своим ушам не верят.
В застенке он агитирует монахов,
Как будто они не знают, где обитель бога.
Пытки не помогают: он поёт аллилуйя.
Как быть с таким? Ад его не примет —
Сжечь — единственный выход, но это не ново.

Фолькер Браун

*****

Он сгорел на костре
за науку о дальних мирах…
Не стерпели пигмеи
его дерзновенных открытий!
Им спокойнее жить,
с головою зарывшись во прах,
От пространственных зорь
за стеной отрицаний укрыться.

Он раздвинул наш мир
за предел галактических звёзд,
И Космический Разум
размерами не ограничил;
Но построил меж Ним
и земным пребыванием мост,
Уводящий за скудные догмы
воззрений привычных.

О, какой безграничной
взлетала крылатая мысль
В беспредельные дали,
что ввысь от Земли увлекали,
Открывая нам замысел Высший
и внутренний смысл
Очевидности плотной,
чтоб мы до Небес дорастали.

Спирина Наталия

*****

«Ковчег под предводительством осла —
Вот мир людей. Живите во Вселенной.
Земля — вертеп обмана, лжи и зла.
Живите красотою неизменной.

Ты, мать-земля, душе моей близка —
И далека. Люблю и смех и радость,
Но в радости моей — всегда тоска,
В тоске всегда — таинственная сладость!»

И вот он посох странника берёт:
Простите, келий сумрачные своды!
Его душа, всем чуждая, живёт
Теперь одним: дыханием свободы.

«Вы все рабы. Царь вашей веры — Зверь:
Я свергну трон слепой и мрачной веры.
Вы в капище: я распахну вам дверь
На блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы.

Ни бездне бездн, ни жизни грани нет.
Мы остановим солнце Птолемея —
И вихрь миров, несметный сонм планет,
Пред нами развернётся, пламенея!»

И он дерзнул на все — вплоть до небес.
Но разрушенье — жажда созиданья,
И, разрушая, жаждал он чудес —
Божественной гармонии Созданья.

Глаза сияют, дерзкая мечта
В мир откровений радостных уносит.
Лишь в истине и цель и красота.
Но тем сильнее сердце жизни просит.

«Ты, девочка! ты, с ангельским лицом,
Поющая над старой звонкой лютней!
Я мог твоим быть другом и отцом…
Но я один. Нет в мире бесприютней!

Высоко нес я стяг своей любви.
Но есть другие радости, другие:
Оледенив желания свои,
Я только твой, познание — софия!»

И вот опять он странник. И опять
Глядит он вдаль. Глаза блестят, но строго
Его лицо. Враги, вам не понять,
Что бог есть Свет. И он умрёт за бога.

«Мир — бездна бездн. И каждый атом в нём
Проникнут богом — жизнью, красотою.
Живя и умирая, мы живём
Единою, всемирною Душою.

Ты, с лютнею! Мечты твоих очей
Не эту ль Жизнь и Радость отражали?
Ты, солнце! вы, созвездия ночей!
Вы только этой Радостью дышали».

И маленький тревожный человек
С блестящим взглядом, ярким и холодным,
Идёт в огонь. «Умерший в рабский век
Бессмертием венчается — в свободном!

Я умираю — ибо так хочу.
Развей, палач, развей мой прах, презренный!
Привет Вселенной, Солнцу! Палачу! —
Он мысль мою развеет по Вселенной!»

Иван Бунин

*****

Разговор с Джордано Бруно

Не брани меня, Бруно.
Бренен ты.
И проиграл.
Не кругла планета,
но —
пара-
ллело-
грамм!

Эти бредни — как стары!
Так стары —
осколки!
Мы —
восходим на костры?
Кто —
восходит?

Вот кулак у нас.
Как лак!
Нахлебались хлеба!
Три двора и три кола!
Журавли — не в небе!

Не кругла Земля —
Бревно,
Деревянный палец.

Улыбается Бруно…
Очень улыбается…

Вот когда взойдёт кулак,
Смените позиции.
Убедитесь, что кругла.
Ещё убедитесь…

Соснора Виктор

*****

Как же всем вокруг хотелось,
Чтобы я сегодня смелость,
Как пятак истертый, выменял на жизнь!
«Отрекись!» — толпа визжала,
И любимая шептала,
И любимая шептала: «Отрекись…».
По примеру Галилея —
Он и старше и мудрее —
Отреченье ради жизни — не позор.
В мире нет пути глупее,
В мире нет пути глупее —
За какие-то идеи — на костер…

Гудят колокола —
Дотла, дотла!
Кровавого желая балагана,
Орущая толпа
Слепа, слепа…
Что ты им хочешь доказать, Джордано?
Смерть — от мудрости таблетка,
Дымом горестным и едким
Улетают к небесам еретики.
Но горят костры сожжений,
Но горят костры сожжений —
Для грядущих поколений маяки.
А дорога, что за нами,
Густо мечена крестами
И огнем живых костров озарена.
В битве против инквизиций
Верю я, что пригодится,
Знаю я, что пригодится вам она!

Гудят колокола —
Дотла, дотла!
Кровавого желая балагана,
Орущая толпа
Слепа, слепа…
Что ты им хочешь доказать, Джордано?!

Мне за истину в награду
Обещали муку ада
Подарить еще при жизни — ну и пусть…
Да, меня сожгут живого,
Да, меня сожгут живого —
Это страшно, но другого я боюсь —
Что, глаза поднять не смея,
На примере Галилея
Станет впредь растить Земля своих детей…
И залижет время раны,
И залижет время раны
Еретических страданий и смертей…

*****

Пламя, что коршун, разводит крылами
Падает на плечи словно рысь
В кожу когтями впивается пламя,
Хищно требует — отрекись

От мигающих звезд и ручья голубого
От деревьев, стремительно рвущихся ввысь
От раздумья ночного и от дерзкого слова
Отрекись, отрекись, отрекись, отрекись

Заслониться бы… Да нечем. Жалят свечи до утра
Инквизиторские свечи — искры божьего костра
Камни стен молчат ощерясь, замкнут круг, ты в стену врос
Только ересь, только ересь, только ересь
Только снова на допрос, только снова на допрос

И ведет тебя по краю жизни, замкнутой в ночи
Стража, холодно сжимая двоеручные мечи
Это марш чугунных лестниц к дыбе, спящей на весу,
К восходящему, как месяц, пыточному колесу
Это в пляшущем тумане неподвижность плавных свеч
Это небо, это небо расставаний светит звездочками встреч
Светит звездочками встреч, светит звездочками встреч

Пламя, что коршун разводит крылами
Падает на плечи словно рысь
В кожу когтями, впивается пламя
Хищно требует — отрекись

От мигающих звезд и ручья голубого
От деревьев, стремительно рвущихся ввысь
От раздумья ночного и от дерзкого слова
Отрекись, отрекись, отрекись, отрекись

Геттуев Максим
(Перевод Якова Серпина)

*****

Галилео, мой друг, ты − вдвое хитрей меня.
Из галактик к тебе слетаются звёзды-вестницы.
Я хотел бы, как ты, кивком избежать огня,
Чтобы после сказать: «И всё-таки, она вертится!»

Я хотел бы, как ты, смешком одурачить суд:
Их невежество, их величество твердолобое.
Притвориться, что ты — их пряник, движок, хомут.
Подыграть им, отсрочив час своего надгробия.

Попытаться понять их коды и номера:
«Люди − братья», и «всяк − мастак на свою позицию».
«Думай шире», − меня учили профессора.
«Будь покорнее», − говорили мне инквизиторы.

«Мерь объемнее − наставлял меня мудрый йог. −
Видишь, сколько дорог? На каждой — своя изюминка».
Я ответил, что у меня − только пара ног
И они направляют шаг на одну, безумную.

Там, где площадь Цветов, там пламя — всегда алей:
На кострах вырастает свежее поколение…

Не читай меня.
Не жалей меня, Галилей!
Знай: душа — бесконечна. Это и есть — Вселенная.

Бильченко Евгения

*****

Сожжённый на костре Джордано Бруно
При жизни к мудрости любовь прославил.
Вселенной свой особенный «рисунок»
В стихах изобразил другим на зависть.
Он в форме диалогов, аллегорий —
«О героическом энтузиазме»
Отстаивал свободу для теорий,
Еретиком — для церкви, сердцем — к пастве.
Способности давали превосходство
Во многих направлениях науки,
Но было инквизиции* господство,
Судили… восемь лет — допросы, муки.

Теории Коперника резонно
Сумел до бесконечности Вселенной
Раздвинуть, как не физик и учёный —
Одной лишь только мыслью дерзновенной.
Писал он поэтически картину,
Далёкие планеты звёзд — стихами!
Абсурдно осудили за гордыню
И размышления сочли грехами.
Поэт! — известны нам его сонеты,
А сатирический талант особо,
С иронией давал другим советы,
И в даль миров смотрел без телескопа.

Джордано поэтическую форму
И образность придал искусству мыслей,
Идеи рифмовать считал он нормой.
Сказал, что мир галактик многочислен.
Постичь порядок внутренний Вселенной,
Представить, что она — везде, безмерна,
И выразить стихами смог! Смятенно
Безмолвствовала паства суеверно.
Небесная субстанция едина,
С земной тождественна; доминиканец
Считал — слепая вера — не твердыня,
За что и поплатился итальянец.

Клеймил и суеверие Джордано,
Что христианскую идею бога
Не оскорбляло — слово первозданно,
Но инквизиция была жестока.
Рассказанные о науке мысли
Назвал он «Философией рассвета»,
Но Рим к еретикам его причислил,
Сожжён на Площади цветов за это.
Ноланец, путь науке открывая,
Основы подрывал у догм церковных,
За что расплата очень дорогая…
Нет милосердия у лиц духовных.

Для церкви между богом и твореньем
Со множеством миров границы стёрты
В суждениях Джордано откровенно,
И инквизиторов решенье твёрдо:
Новаторство и пантеизм**, — всё ересь,
Святая инквизиция жестоко
Судила, несоизмеримо с верой,
Чтоб стало для других уроком.
Причина приговора — богохульство,
И ряд гностических***, средневековых
Идей, для инквизиции — кощунство.
Монах, философ… не венок терновый —

Костёр для исполненья приговора!
Противоречил догмам христианства? —
Судили как убийцу или вора,
А он воспел Вселенную — пространство.
Не мог принять, что хлеб — христово тело,
И называть вино христовой кровью,
Не атеист, но высказался смело
В памфлетах, называя пустословьем.
Забыли о евангельской морали,
Казнён тогда не «мученик науки» —
С ним правда о религии сгорала.
Отцы «святые» были близоруки…

Уварова Людмила
________________________________

* инквизиция — средневековый следственный и карательный орган католической церкви;
** пантеизм — религиозно-философское воззрение, отождествляющее бога с природой;
*** гностика — учение, утверждавшее, что не будет воскрешения мёртвых.

*****

Надпись на камне. Джордано Бруно

Даже в малые истины
людям не сразу верится.
И хотя моя истина
так проста и неоспорима,
но едва я сказал им,
что эта планета вертится,
я был тотчас же проклят
святыми отцами Рима.

Вышло так, что слова мои
рушат некие правила,
оскверняют душу
и тело бросают в озноб.
И стал я тогда
опасным агентом дьявола,
ниспровергателем
вечных земных основ.

На меня кандалы не надели,
чтоб грёб на галере,
свой неслыханный грех
искупая в томительном плаванье,
а сложили костёр,
настоящий костёр,
чтоб горели
мои грешные кости
в его очистительном пламени.

Я заглатывал воздух
ещё не обугленным ртом.
Сизоватым удушливым дымом
полнеба завесило.
Поначалу обуглились ноги мои,
а потом
я горел, как свеча,
я потрескивал жутко и весело.

Но была моя правда
превыше земного огня
и святейших соборов,
которыми труд мой не признан.
О природа,
единственный бог мой!
Частица меня
пребывает в тебе
и пребудет
отныне и присно!

Остаюсь на костре.
Мне из пламени выйти нельзя.
Вот опять и опять
мои руки верёвками вяжут.
Но горит моё сердце,
горит моё сердце, друзья,
и в глазах моих тёмных
горячие искорки пляшут.

Левитанский Юрий

*****

Он тоже был пророк. Его идеи
Могли бы по-другому мир открыть,
Но люди жить по новому не смели
И не хотели по другому жить.

Зачем кому-то было напрягаться,
Чтобы подумать и увидеть суть?
В невежестве спокойней обретаться,
Чем на себя со стороны взглянуть.

Аутодафе! И всё… Живите люди.
Не так подумал — сразу на костёр.
Никто смущать умы теперь не будет,
Огнём и кровью разрешится спор.

Но кровь святая не прольётся даром,
Она когда-то даст свои плоды.
И возродится праведным пожаром,
Очистив мир от всякой ерунды.

И снова над толпой безумной
Великий праведник восстал.
И на костёр Джордано Бруно
Взошёл на высший пьедестал!

Он тоже был пророк. Его идеи
Могли бы по-другому мир открыть,
Но люди жить по новому не смели
И не хотели по другому жить.

Зачем кому-то было напрягаться,
Чтобы подумать и увидеть суть?
В невежестве спокойней обретаться,
Чем на себя со стороны взглянуть.

Аутодафе! И всё… Живите люди.
Не так подумал — сразу на костёр.
Никто смущать умы теперь не будет,
Огнём и кровью разрешится спор.

Но кровь святая не прольётся даром,
Она когда-то даст свои плоды.
И возродится праведным пожаром,
Очистив мир от всякой ерунды.

И снова над толпой безумной
Великий праведник восстал.
И на костёр Джордано Бруно
Взошёл на высший пьедестал!

Он тоже был пророк. Его идеи
Могли бы по-другому мир открыть,
Но люди жить по новому не смели
И не хотели по другому жить.

Зачем кому-то было напрягаться,
Чтобы подумать и увидеть суть?
В невежестве спокойней обретаться,
Чем на себя со стороны взглянуть.

Аутодафе! И всё… Живите люди.
Не так подумал — сразу на костёр.
Никто смущать умы теперь не будет,
Огнём и кровью разрешится спор.

Но кровь святая не прольётся даром,
Она когда-то даст свои плоды.
И возродится праведным пожаром,
Очистив мир от всякой ерунды.

И снова над толпой безумной
Великий праведник восстал.
И на костёр Джордано Бруно
Взошёл на высший пьедестал!

Калинский Владимир