Стихи о Микеланджело

Стою у статуи Пьета
В Москве, в музее знаменитом*:
Оплакивание Христа,
И сердце Матери разбито.
Но кроток взор ее и прост,
И вся Она полна смиренья:
Молитва сдержаннее слез,
И держит Сына на коленях.
Хотелось мне повыше встать
И заглянуть в лицо Христа —
Служителя просила лично…
Сказали: «Это неэтично!»
В какой-то книге этот Лик
Я встретила: он лишь намечен,
Как будто скульптор не привык
Очерчивать границы резче.
Насколько великан-Давид
Объемнее и ощутимей!
Он, как Пьета, принадлежит
Руке, что расписала в Риме
Капеллу. После — храм Петра
Огромным шлемом увенчала…
Его душа свечой сияла,
Она близка мне как сестра.
В углу — еще одной Пьеты
Загадка — с Никодимом-старцем**.
Едва намечены черты,
Но не позволит растеряться
Любовь, что в облике его —
Та, что «не ищет своего»***, —
И трогательно выраженье…
Себя и Бога постиженье —
Я в этом вижу цель труда
Художника и содержанье
Его творений.
(Не всегда
К спасению ведёт призванье).
О Микеланджело! Ваш стих
Зовет к Христу как колокольный
Набат. В Руси первопрестольной
Найдете Вы друзей своих.
Прошли века, но Капитолий
Хранит Ваш замысел и взгляд****.
Оригинал Пьеты в соборе
Петра
Закрыт стеклом, как клад*****.
Вас знает Русь. Вас помнит Рим.
В сонеты душу Вы вложили.
Вы дивным творчеством своим
Нетленной красоте служили.

Соловьёва
__________________________

* Музей изобразительных искусств имени Пушкина (м. Кропоткинская).
** Там же, в зале Микеланджело.
*** 1 Послание к коринфянам апостола Павла, гл. 13.
**** Площадь перед мэрией на вершине Капитолийского холма спроектирована Микеланджело.
***** Собор св. Петра в Риме.

*****

Как грустен облик твой и как сухи черты,
О Микеланджело, ваятель дивной силы!
Слеза твоих ресниц ни разу не смочила, —
Как непреклонный Дант, не знал улыбки ты.
Искусству отдавал ты жизнь и все мечты.
Свирепым молоком оно тебя вспоило,
Ты, путь тройной свершив, до старости унылой
Забвенья не нашел на лоне красоты.
Буонарроти! Знал одно ты в жизни счастье;
Из камня высекать виденья грозной страсти,
Могуществен, как бог, и страшен всем, как он.
Достигнув склона дней, спокойно-молчаливый,
Усталый старый лев с седеющею гривой,
Ты умер, скукою и славой упоен.

Огюст Барбье

Микеланджело

Тебе навеки сердце благодарно,
С тех пор как я, раздумием томим,
Бродил у волн мутно-зеленых Арно,

По галереям сумрачным твоим,
Флоренция! И статуи немые
За мной следили: подходил я к ним

Благоговейно. Стены вековые
Твоих дворцов объяты были сном,
И мраморные люди, как живые,

Стояли в нишах каменных кругом:
Здесь был Челлини, полный жаждой славы,
Боккаччио с приветливым лицом,

Макиавелли, друг царей лукавый,
И нежная Петрарки голова,
И выходец из Ада величавый,

И тот, кого прославила молва,
Не разгадав, — да Винчи, дивной тайной
Исполненный, на древнего волхва

Похожий и во всем необычайный.
Как счастлив был, храня смущенный вид,
Я — гость меж ними робкий и случайный.

И, попирая пыль священных плит,
Как юноша, исполненный тревоги,
На мудрого наставника глядит, —

Так я глядел на них: и были строги
Их лица бледные, и предо мной,
Великие, бесстрастные, как боги,

Они сияли вечной красотой.
Но больше всех меж древними мужами
Я возлюбил того, кто головой

Поник на грудь, подавленный мечтами,
И опытный в добре, как и во зле,
Взирал на мир усталыми очами:

Напечатлела дума на челе
Такую скорбь и отвращенье к жизни,
Каких с тех пор не видел на земле

Я никогда, и к собственной отчизне
Презренье было горькое в устах,
Подобное печальной укоризне.

И я заметил в жилистых руках,
В уродливых морщинах, в повороте
Широких плеч, в нахмуренных бровях —

Твое упорство вечное в работе,
Твой гнев, создатель Страшного Суда,
Твой беспощадный дух, Буонарроти.

И скукою бесцельного труда,
И глупостью людскою возмущенный,
Ты не вкушал покоя никогда.

Усильем тяжким воли напряженной
За миром мир ты создавал, как Бог,
Мучительными снами удрученный,

Нетерпелив, угрюм и одинок.
Но в исполинских глыбах изваяний,
Подобных бреду, ты всю жизнь не мог

Осуществить чудовищных мечтаний
И, красоту безмерную любя,
Порой не успевал кончать созданий.

Упорный камень молотом дробя,
Испытывал лишь ярость, утоленья
Не знал вовек, — и были у тебя

Отчаянью подобны вдохновенья:
Ты вечно невозможного хотел.
Являют нам могучие творенья

Страданий человеческих предел.
Одной судьбы ты понял неизбежность
Для злых и добрых: плод великих дел —

Ты чувствовал покой и безнадежность
И проклял, падая к ногам Христа,
Земной любви обманчивую нежность,

Искусство проклял, но пока уста,
Без веры, Бога в муках призывали, —
Душа была угрюма и пуста.

И Бог не утолил твоей печали,
И от людей спасенья ты не ждал:
Уста навек с презреньем замолчали.

Ты больше не молился, не роптал,
Ожесточен в страданье одиноком,
Ты, ни во что не веря, погибал.

И вот стоишь, не побежденный роком,
Ты предо мной, склоняя гордый лик,
В отчаянье спокойном и глубоком,

Как демон, — безобразен и велик.

Дмитрий Мережковский