Стихи о Помпеи

Стихи о ПомпеиЯ не хочу последний день Помпеи
Запомнить ревом недр и криком страха —
Разрушенный проклятьем скарабея
В безмолвии взывает он из праха.
Нам свойственно достоинство и разум
Терять, когда беда неотвратима,
И груз цивилизаций сбросив разом,
Стремиться на цветную пантомиму.
Не проще ли готовящейся тризне
Дать повод для спокойных сожалений?!
Бесцельно дергать ритм привычной жизни
В вопящей суматохе исступлений
Зачем? В преддверье скорого забвенья
К чему предвосхищать и суетиться?
Пускай беда сожмется до мгновенья
Нежданного…
Чтоб даже не проститься…
Как был и не был…
Схлынувшей волною
Уходим мы из списка поколенья,
И новый вал с такою же судьбою
Сменяет нас на краткое мгновенье!
Брюллов, Брюллов! Когда бы не картина,
Ну кто бы что бы помнил о Помпеях…

Галин Михаил

*****

О, Помпея далекая, рощи лимонные.
Очертанья Везувия легкие, чистые,
В темнолистых поникших ветвях золотистые,
Разогретые солнцем, плоды благовонные!..
О Сорренто, великого моря дыхание, —
Это всё обаяние
Возвращает меня к моей первой любви…
Не ревнуй и природу чужой не зови,
И не бойся, что я предаюсь ее нежности,
Что забуду тебя я в безбрежности
Тихо спящего моря, вдали от людей,
Что сравню с красотою мгновенной твоей
Красоту эту вечную…

Милая, душу живую твою
Здесь я в природе еще беззаветней люблю,
Душу твою бесконечную!

Дмитрий Мережковский

*****

Каким он был последний день Помпеи?
Теперь уже осталось лишь гадать,
Был полон сад магнолий и камелий
И в салки ветерок хотел играть.

Свирель звенела в полдень на лужайке,
В купальнях раздавался звонкий смех,
Оратор вновь рассказывал всем байки
В расчёте на немыслимый успех.

Рабыни мяли спелый виноград
И выжимали чёрные маслины,
На грядках зеленел ещё салат,
Стекались люди к статуе Афины.

Художник долго краски подбирал,
Чтоб расписать со смыслом полотно…
Никто из них, увы, не ожидал,
Что выронит Судьба веретено.

Что будет пеплом скрыт дворец с фонтаном,
Что птицы замолчат навек в саду…
И лава бесконечным океаном
Вдруг уничтожит эту суету.

Каким он был последний день Помпеи? —
Узнаем очень скоро все секреты.
Остался призрак в мире параллельном
Оживший по велению поэта.

Наталия Пегас

*****

Везувий зев открыл — дым хлынул клубом — пламя
Широко развилось, как боевое знамя.
Земля волнуется — с шатнувшихся колонн
Кумиры падают! Народ, гонимый страхом,
Под каменным дождём, под воспалённым прахом,
Толпами, стар и млад, бежит из града вон.

Александр Пушкин

*****

Кого-то я спросил: «Бывали вы в Помпеи?»
— «Был, — говорит, — так что ж?» — «Как что?..
Да все музеи
В Европе и у нас, с конца и до конца,
Гордятся дивами и кисти и резца
Художников помпейских…»
— «Вероятно,
Но мне помпейское искусство непонятно,
Затем что я ею в Помпеи не видал,
А видел я один песчаный вал,
Да груды пепла, да такие ямы,
Что были, может, там и статуи богов,
И знаменитые седалища жрецов,
И творческой рукой воздвигнутые храмы, —
Быть может, только их Бурбоновский музей
Все выкопал до мраморных корней».
— «А что же говорят об этом ладзарони?»
— «Молчат… На берегу ждут первой ранней тони
И точат о песок заржавые ножи…»

И вот, подумал я, теперь ты мне скажи,
Художник кесарей, маститый мой Витрувий:
Зачем Помпеи ты на лаве воздвигал,
Как будто бы не помнил и не знал,
Что сердце у твоей Италии — Везувий?
Но нет, ты прав: свободная страна,
Врагам одни гробы и выдала она…

Лев Мей

*****

Помпеи. Скорбные развалины.
Я словно слышу крик людей.
Везувий грозный с адским варевом —
Пронзает ужас до костей.

То утро было добрым, ласковым,
Еще спокойным до поры.
Лишь кое — кто смотрел с опаскою —
Творилось что- то у горы.

Торговец свой товар раскладывал,
Который не продаст вовек.
Патриций девушку разглядывал,
А жизни замедлялся бег.

Еще в богатых виноградниках
Зрел небывалый урожай.
Не будет вин, не будет праздников.
Под лавой сгинет чудный край.

Обрушит на город, взъярившийся в раз,
Кипящую лаву, удушливый газ,
Столб дыма и пламя, круша все вокруг,
Визувий, как монстр, взбесившийся вдруг.
Оставит под лавой намек на тела.
Погибнут Помпеи! Сгорит все дотла!

Исчезнут на более тысячи лет,
Оставив потомкам, трагедии след.
И снова Помпеи на склоне горы,
Но дремлет вулкан до коварной поры.

Белоусова Надежда

*****

Тут ветры прошлого спели
песнь ужаса — гимн времён.
Весёлый город Помпеи
под пеплом был погребён,
забыт на долгие годы,
ровесникам не чета.
Лишь местность прозвали «Город»,
по-здешнему — «Ла Читта».

Не дан, Помпеи, комфорт вам
богами! Город отрыт,
и в нём, теперь даже в мёртвом,
опять беспечность царит,
туристов цикаден стрёкот,
руин макетны гроба.
И что нам его уроки?
И что нам его судьба?

Коровы прогресса вымя
сосать продолжаем знай.
Но предупрежденья имя:
«Помпеи!» — кричит сей край.
Прогресса темна основа,
полезен он не во всём,
к тому же — рода мужского.
Так вымя ли мы сосём?!

*****

От грозных бурь, от бедствий края,
От беспощадности веков
Тебя, лампадочка простая,
Сберег твой пепельный покров.

Стоишь, клад скромный и заветный,
Красноречиво предо мной, —
Ты странный, двадцатисотлетный
Свидетель бренности земной!

Светил в Помпее луч твой бледный
С уютной полки, в тихий час,
И над язычницею бедной
Сиял, быть может, он не раз,

Когда одна, с улыбкой нежной,
С слезой сердечной полноты,
Она души своей мятежной
Ласкала тайные мечты.

И в изменившейся вселенной,
В перерожденьи всех начал,
Один лишь в силе неизменной
Закон бессмертный устоял.

И можешь ты, остаток хлипкий
Былых времен, теперь опять
Сиять над тою же улыбкой
И те же слезы озарять.

Павлова Каролина

*****

Столетья напролёт Везувий спал.
Считали все его давно потухшим,
А вышло, что он время выжидал
И лишь казался навсегда уснувшим.

Но вот очнулся спящий ото сна,
Как зверь, непредсказуемый, коварный.
Помпей судьба была предрешена
И судный день для них настал кошмарный.

К полудню мощной серией толчков
Вулкан оповестил, что он проснулся
И вновь затих, разрушив часть домов.
Народ из города бежать рванулся.

Немногим удалось тогда спастись,
Спустя лишь час Везувий оживился,
Рванул на много километров ввысь:
Прорвал нарыв, что столько лет копился!

Летели в небо камни, пепел, газ,
Закрыли солнце — не пробьётся лучик,
Светилось жерло в темноте, как глаз,
Кровавым светом озаряя тучи.

В багровых сумерках метался люд.
Спастись стремления напрасны были.
Стенанья, крики, плач то там, то тут
Сливались в жуткий хор. Собаки выли.

И тут посыпал с неба чёрный снег
Из пемзы, мелких камешков и пепла.
Он погребал бесстрастно всё и всех
В багровом свете адового пекла.

И вдруг сильнейший взрыв вулкан сотряс
И треснул конус, не сдержав напора,
А вырвавшийся раскалённый газ,
Не в небо устремился, а на город!

С немыслимою скоростью поток
Гееной огнедышащей катился,
Прошёл по городу и всё живое сжёг.
Помпеи в город мёртвых превратился.

А чёрный снег из чёрных облаков
Всё шёл и шёл с утроенною силой:
Могильщик, что за пару медяков,
Спешит засыпать свежую могилу.

Многометровый слой на город лёг
И ветер плакал, над могилой вея.
Увидевший представить бы не смог,
Что лишь вчера здесь город был — Помпеи.

Костынюк Мария

*****

Ревел Везувий, в мощи свирепея, —
Исторгнув в кратер морево огня.
И наступил, последний день Помпеи,
И не было сего трагичней дня…

Затмило чернью купол небосвода,
А горизонт расплавом магмы рдел,
Как будто сущность адова испода,
Ворвалась в мир, устроив беспредел.

Смешался запах серы с цветом крови,
Земля стонала, как библейский зверь
И пеплом засыпало своды кровли…
И не считал Харон людских потерь.

Срывались вниз с высот кариатиды,
И бились оземь жертвой божества.
И люд сходил в печальный мир Аида,
Без пышных фраз, курильниц, торжества…

В мольбу сливались тысячи рыданий.
И крик витал под каменным дождем.
И нёсся стон из рушившихся зданий, —
Никто от смерти не был ограждён…

И кони на дыбы вставали в страхе,
Стремились убежать оттуда прочь,
Где жизнь приобретала формы праха,
А день был обращён внезапно в ночь.

Безумие накрыло город тенью,
А молния, над мраком туч прозрев, —
Запечатлела росчерком мгновение,
Когда над миром распростёрся гнев…

И ужас забирался людям в вежды,
Испуг застыл вопросом на губах,-
Беги! Пока даётся шанс, надежда…
Спасение в ногах, а не в богах…

. . . . . .

Вновь отрастают ветки сикоморы
И роет норку новую хорёк…
Похожий грех Содома и Гоморры,
На смерть Помпеи жителей обрёк.

Он тыщи лет покоился под пеплом;
Застывшей лавой был в веках залит.
Его трагедия была не столь нелепой,
Сколь обретала божьей кары вид…

*****

Позолота, сиянье лазури,
Море нежно целует песок.
Над Везувием тонкие струи
Чуть приметный, прозрачный парок.

Отпечаток запекшейся лавы,
Чей-то след, колея колесниц,
Как ярчайшие отсветы славы
Италийских, античных зарниц.

Храм Юпитера, храм Аполлона,
Опустевшие ниши богов,
Серебристого туфа колонна
Словно держит всю тяжесть веков.

Солнце, ветер, игра полутени
И морской древнеримский порт,
Здесь над городом неги и лени
Рассыпался последний аккорд.

Даже счастье казалось здесь вечным,
Среди зрелищ, игры и пиров,
Безмятежного мира беспечность —
Положиться на милость богов.

Разноцветные фрески, пилоны
И танцующий фавн за стеной,
Замер солнечный мир, потрясенный
Воцарившейся здесь тишиной.

Бронза, мрамор, античные зданья,
Мозаичного домика сад.
Время здесь затаило дыханье
Девятнадцать столетий назад.

Фролова Татьяна

*****

Перевернулось. Тишина
Была разорвана на брызги,
На капли красного вина,
На несмолкающие визги.
Ломался мозаичный пол,
Спасались женщины и дети,
Младенцев завернув в подол,
Неслись навстречу верной смерти.
Молили каменных богов,
Взывали к мраморным колоннам,
Но таяли обрывки слов
За разрывающимся громом.
И взорвалось! Сиянья свет
Зажегся призрачной надеждой
Везувий пламенем одет,
Сверкает огненной одеждой.
И виснет в пряном небе дым —
Как сгусток, сердцевина боли.
Здесь нет эпох, газет, машин,
Спит время, ожиданье, воля.
Рассвет над домом без жильца,
Закат над садом полудиким…

Но сон тревожит без конца
Гостей-туристов рой безликий.
Да, любопытство движет свет,
Японцы смотрят карту в книжке…
И отголоском прежних лет
Огнем сверкает фотовспышка.

Волкова Наталья

*****

В конце печальной эпопеи,
перевернувшей жизнь мою,
я на развалинах Помпеи,
ошеломленная, стою.

В нас человек взывает зверем,
мы в гибель красоты не верим.
Жестокость! Парадокс! Абсурд!
В последний миг последней боли
мы ждем предсмертной высшей воли,
вершащей справедливый суд.

Но вот лежит она под пеплом,
отторгнутым через века,
из огненного далека с моим
перекликаясь пеклом.

И, негодуя, и робея,
молила, плакала, ждала.
Любовь, заложница, Помпея,
зачем, в стихи макая перья,
такой прекрасной ты была?

За хлестнута глухой тоской я.
Нет, гибнуть не должно такое!
Ах, если бы! О, если бы…
Но под ногами — битый мрамор:
обломки дома или храма,
осколки жизни и судьбы.

Вернусь домой к одной себе я,
найду знакомого плебея
по телефону, доложив,
что хороша была Помпея!
А Рим… Рим, Вечный город, жив.

Римма Казакова

*****

Раскололось небо звоном хрусталя,
Рушатся надежды и дрожит земля.
В панике бежали люди кто куда —
Жарче солнца стала адова гора.
Хлопая крылами, пепел ввысь взлетал,
Молитву о прощении каждый зашептал.

Синее небо солнце закроет.
Грома раскаты, трепет земли.
Бледное солнце скрылось во мраке.
Будут Помпеи погребены!

Взгляд завороженный устремлен наверх,
Но в глазах безумие — страшный фейерверк!
Пепел от Везувия Помпеи укрывал,
Словно сумасшедший, ветер души рвал.
Город обезумел, скачет смерть с горы!
Люди на коленях, кричат немые рты.

SnowBars

*****

Тихий день. Оливы зеленеют.
Жаркий полдень. Зноем полон сад.
Солнце ярко льется по аллеям.
Листья у акаций шелестят.

Кормит мать рожденного ребенка.
И вокруг — покой и тишина…
Птицы в ветках распевают звонко.
Миновала с Галлией война.

Люди все погружены в дела,
Горы в отдалении синеют…
Полон света, счастья и тепла
Тихий предпоследний день… Помпеи.

Мудрецы беседуют вольготно:
«Завтра наш вулкан погубит нас…
Кстати, вы слыхали беззаботный
Шлягер «Мы умрем, но не сейчас?»

Может быть, за день до изверженья
Написал в тетради кто-нибудь:
«Понедельник. Светопреставленье.
Вторник. Взять зарплату. Долг вернуть».

Козырев Андрей

*****

Последний день Помпей

Мы можем на картину лишь дивиться.
Там очень много сказано без слов.
Оставил нам истории страницу
В палитре ярких красок Карл Брюллов.

Помпеи. Извержение вулкана.
И всё в зловещий мрак погружено,
Лишь светится кровоточащей раной
На небе ярко — красное пятно.

Земля трясётся, молнии сверкают!
И сыплется на головы зола,
И люди к страшной мысли привыкают,
Что вырвались из ада силы зла.

Глаза их округлились от испуга,
Но страх у них, должно быть не в чести.
Помочь они стараются друг другу,
Пытаются детей своих спасти.

Людей терзает жар невыносимый.
Нет воздуха. Лишь пепла облака
И падают они, теряя силы,
Под ноги тех, кто жив ещё пока…

«Рублёвка» Рима — дивные Помпеи, —
Наследники насилия и зла!
Здесь в роскоши, жирея и тупея,
Элита древнеримская жила.

Базилики, театры, термы, виллы,
Сады и зелень нежная лугов…
Прекрасные здесь храмы возводили,
Стараясь ублажить своих богов.

Обитель тишины, любви, покоя,
Пожалуй, нет счастливее судьбы…
А рядом кровь людей лилась рекою, —
В амфитеатре бились здесь рабы!

Создали первый здесь «тотализатор»
И ставки «состязаний» высоки:
Жить мог лишь победивший гладиатор.
На смерти наживались «игроки».

И в той среде насилия и блуда,
Как дуновенье из заморских стран,
Произошло невиданное чудо, —
Взросла святая вера христиан.

Старик, в бордовом, был легионером.
В его глазах не страх, а интерес.
В Помпеях он поведал самым первым,
То, что Христос воистину воскрес!

Он людям рассказать хотел бы много,
Похожего на сказку или сон,
Ведь видел он, как распинали Бога.
И ангелов у Гроба видел он.

Но у людей вокруг иная вера:
Жестокость, жажда власти, подлость, блуд…
Он ждал, когда придёт другая эра,
И Бог начнёт вершить Свой грозный Суд!

Он думает, что время то настало:
Всевышний дуновением одним
Юпитера свергает с пьедестала,
Юнону отправляет вслед за ним!

Нет, не страшится смерти старый воин.
Настанет новой жизни торжество.
Он до сих пор ту встречу с Богом помнит…
Тогда с Креста, Господь простил его.

Не вечны мы, и этот мир не вечен.
Нам всем уйти когда-то суждено.
Но мы не очень-то стремимся к встрече
С Тем, кто на Небе ждёт нас всех давно.

Над нами всемогущий Бог единый,
К Его стопам должны мы все припасть,
Но лепим мы божков из грязной глины:
Богатство, славу, почести и власть!

Что в суете сверкало и блистало,
Ни власть, ни сила денег не спасут, —
Господь гордыню свергнет с пьедестала,
Начав вершить Свой справедливый Суд!

Гусев Владимир

*****

Помпея

— 1 —

Беспечный жил народ в счастливом городке:
Любил он красоту и дольней жизни сладость;
Была в его душе младенческая радость.
Венчанный гроздьями и с чашею в руке,
Смеялся медный фавн, и украшали стену
То хороводы муз, то пляшущий кентавр.
В те дни умели жить и жизни знали цену:
Пенатов бронзовых скрывал поникший лавр.
В уютных домиках всё радовало чувство.
Начертан был рукой художника узор
Домашней утвари и кухонных амфор;
У древних даже в том — великое искусство,
Как столик мраморный поддерживает Гриф
Когтистой лапою, свой острый клюв склонив.
Их бани вознеслись, как царские чертоги,
Во храмах мирные, смеющиеся боги
Взирают на толпу, и приглашает всех
К беспечной радости их благодатный смех.
Здесь даже в смерти нет ни страха, ни печали:
Под кипарисами могильный барельеф
Изображает нимф и хоры сельских дев,
И радость буйную священных вакханалий.
И надо всем — твоя приветная краса,
Воздушно-голубой залив Партенопеи!
И дым Везувия над кровлями Помпеи,
Не страшный никому, восходит в небеса,
Подобный облаку, и розовый, и нежный,
Блистая на заре улыбкой безмятежной.

— 2 —

Но смерть и к ним пришла: под огненным дождем,
На город падавшим, под грозной тучей пепла
Толпа от ужаса безумного ослепла:
Отрады человек не находил ни в чем.
Теряя с жизнью всё, в своих богов на веря,
Он молча умирал, беспомощнее зверя.
Подножья идолов он с воплем обнимал,
Но Олимпийский бог, блаженный и прекрасный,
Облитый заревом, с улыбкой безучастной
На мраморном лице, моленьям не внимал.
И гибло жалкое, беспомощное племя:
Торжествовала смерть, остановилось время,
Умолк последний крик… И лишь один горит
Везувий в черной мгле, как факел Евменид.

— 3 —

Над городом века неслышно протекли,
И царства рушились; но пеплом сохраненный,
Доныне он лежит, как труп непогребенный,
Среди безрадостной и выжженной земли.
Кругом — последнего мгновенья ужас вечный, —
В низверженных богах с улыбкой их беспечной,
В остатках от одежд, от хлеба и плодов,
В безмолвных комнатах и опустелых лавках
И даже в ларчике с флаконом для духов,
В коробочке румян, в запястьях и булавках;
Как будто бы вчера прорыт глубокий след
Тяжелым колесом повозок нагруженных,
Как будто мрамор бань был только что согрет
Прикосновеньем тел, елеем умащенных.
Воздушнее мечты — картины на стене:
Тритон на водяном чешуйчатом коне,
И в ризах веющих божественные Музы;
Здесь всё кругом полно могильной красоты,
Не мертвой, не живой, но вечной, как Медузы
Окаменелые от ужаса черты…

. . . . . . .

А в голубых волнах белеют паруса,
И дым Везувия, красою безмятежной
Блистая на заре, восходит в небеса
Подобный облаку, и розовый, и нежный.

Дмитрий Мережковский

*****

Печальна и бледна, с высокого балкона,
В полночной тишине, вникала Дездемона
Напеву дальнему беcпечного гребца,
И взор ея искал гондолы невидимой,
С которой тихий звук гармонии любимой
К ней долетал, как звук пернатого певца.

И грустная, она блуждающее око
Вперяла на ладью, мелькавшую далёко
В пространстве голубом, над сонною волной,
Лишь изредка во мгле звездою озарённой —
Как будто мрак души, внезапно освещённой
Надежды и любви отрадною мечтой.

Всё скрылось; но она была ещё вниманье…
Неистовой любви безумное страданье
Приходит ей на мысль — на арфе золотой
Поёт она судьбу Изоры несчастливой.
И ей ли не понять тоски красноречивой,
Когда она поёт удел свой роковой?

Потом, напечатлев, с улыбкою прощальной,
Лобзанье на челе наперсницы печальной,
Прости! сказала ей, с слезою на очах,
И после, предана неизъяснимой муке,
Воздела к небесам младенческие руки,
И пала пред лицем Всевышнего во прах…

И полная надежд, и тайных ожиданий,
Отрады и тоски, молитвы и страданий,
На ложе мрачных дум и девственной мечты
Идёт она, склонив задумчивые взоры —
И долго, долго тень унылая Изоры
Вилася над главой уснувшей красоты.

И как она спала, в беспечности небрежной!
Как ласково у ней по груди белоснежной
Рассыпалась волна гебеновых кудрей,
Как пышно и легко покровы золотые
Лелеяли и стан и формы молодые —
Создания любви и пламенных страстей!…

Порой мятежный сон тревожил Дездемону;
Она была в огне, и вздох, подобный стону,
Невольно вылетал из трепетной груди,
И яркая слеза, как юная зарница
В туманных небесах, скатившись по реснице,
Скользила и вилась вокруг ея руки.

Прорезав облаков полночных покрывало,
Казалося, луна с участием взирала
На бледные черты прекрасного лица,
Как бы на памятник безвременной могилы,
Или на горлицу, уснувшую уныло
Под сетью роковой жестокого ловца…

О, как она была божественно прекрасна,
Руками белыми обвивши сладострастно
Лилейное чело, как греческий амфор!
Как трогательно всё в ней душу выражало,
Как всё вокруг ея невинностью дышало! —
Кто мог бы произнесть ей грозный приговор?…

И вдруг, глубокое молчанье
Прервал глухой, протяжный гул —
Как будто крылья размахнул
Орёл на бранное призванье,
Иль раздалось издалека
Рыканье тигра роковое,
Который бил, от злобы воя,
Громады знойного песка.
То был Отелло, мрачный, дикой,
Вошедший медленно в покой, —
Бродящий с страшною улыбкой,
Вокруг страдалицы младой.
Внезапный шум во мраке ночи
Тогда извлёк её от сна:
Подъяв чело, открывши очи,
Невинной роскоши полна,
Ещё с печатью сновидений
На отуманенном челе,
Полна тоски и наслаждений,
Как юный ангел на земле,
Она глядитъ, и видит… Боже!
Свирепый, бледный как злодей,
Бросая мутный взор на ложе,
Стоит Отелло перед ней! —
Отелло — с сталью обнажённой,
Отелло — с молнией в очах,
Отелло — с громом на устах:
«Погибель женщине презренной!..»
Бледна, как смерть, она встаёт —
Бежит, но он рукой железной
Предупреждает безполезный
И поздновременный уход:
Бессильную, полуживую,
Ожесточённый не щадит,
И вспять он жертву молодую
На ложе брачное влачит…
Напрасны слезы и моленья, —
Напрасно, в власти у врага,
Стан, полный неги, наслажденья,
Вился и бился как волна —
Не слышит он ея стенанья:
Он душит мощною рукой
Красу подлунного созданья,
И Дездемона — труп холодный и немой…

Так некогда, дыша прохладой ночи ясной
Под небом голубым Италии прекрасной,
Внимая шуму волн на берегу морском,
На ложе из цветов, под миртовою тенью
Раскинута, и вся предавшись наслажденью,
Помпея юная была объята сном.

Под ризой вечера, в груди ея высокой
Раздался иногда протяжный и глубокой
Стон девственной мечты, и тихо замирал, —
И влажный блеск садов ея ветвистых,
Как будто бы венком из волосов душистых
Прелестное чело ей пышно осенял…

О, как она была, в рассеяньи приятном,
Похожа на звезду под небом благодатным,
Простёртым с роскошью над ней!
С какою негой прихотливой
Ей навевал зефир ревнивой
На очи тишину и мирный сон детей!

О, как она была безпечна и покойна
Над влагою морской, раскинутою стройно,
Под золотом луны, вокруг ея дворцов —
Над этой влагою прозрачно-голубою,
Одетою, как дух, огромной пеленою
Из мрака, туч и облаков!

О, пробудись, несчастное созданье!
Проснись — ужель не слышишь ты
Подземной бури завыванье
Под страшной ризой темноты?
Смотри, смотри! во мраке ночи
Зарделись огненные очи,
Повсюду гул, и гром, и звук —
Беги! то он, неодолимый,
Никем в боях непобедимый
Волкан — твой пагубный супруг!..
Вот, озаряя свод надзвездный,
Встаёт огромный великан
Над истребительною бездной, —
Взмахнул, как сильный ураган,
Своими жгучими крылами,
И смертоносными руками
Готовясь землю обхватить,
С кровавым и отверстым зевом,
Пылая яростью и гневом,
Тебя идёт он поглотить!..
Увы, несчастная Помпея!
Напрасно, с воплем и в слезах,
Ты извиваешься в когтях
Убийцы — огненного змея!
Как лютый тигр, рассвирепев,
Играет он своею жертвой,
И над бездушной, полумертвой
Возлёг, открыв широкий зев…
Его огни, как море, плещут,
И, разливаясь, грозно мещут
Везде отчаянье и страх, —
И пожирает ярый пламень
Кристалл, и золото, и камень,
Сверкая в молнийных лучах…

. . . . . . . . . .

Когда в последний раз безчувственные вежды
Сон вечный тихо осенит,
То облачают труп в печальные одежды,
И в гробе роковом ничто не говорит,
Кого скрывает он под чёрной пеленою;
Лишь руки, на груди лежащие крестом,
Колена, голова, рисуемые стройно
Прозрачно-тонким полотном —
Вещают в тишине, что гость его покойной
Был некогда с душой. Так точно и волкан,
Как будто удручён печалию немою,
Помпею облачил в дымящийся туман,
И скрыл ея чело под лавой огневою…
И где величие погибшей красоты?
Всё пепел, уголь, прах — всё истребили боги!
Кой-где, освободив главу от пыльной тоги,
Разбитый храм унылыя мечты
Наводит и гласит, как голос эпопеи:
Здесь прах Помпеи!..

Полежаев Александр

Предлагаем подписаться на наш Telegram а также посетить наши самые интересный разделы Стихи, Стихи о любви, Прикольные картинки, Картинки со смыслом, Анекдоты, Стишки Пирожки.

И ещё немного о поэзии... Поэзия совершенно неотделима от психологии личности. Читая сегодня стихотворения прошлых лет, мы можем увидеть в них себя, понять заложенные в них переживания, потому что они важны и по сей день. Нередко поэзия помогает выразить невыразимое - те оттенки чувств, которые существуют внутри нас, и к которым мы не можем подобрать словесную форму. Кроме того стихи позволяют расширить словарный запас и развить речь, более точно и ярко выражать свои мысли. Поэзия развивает в нас чувство прекрасного, помогает увидеть красоту в нас и вокруг нас. Описанное выше в купе с образностью, краткостью и ассоциативностью стихотворной формы развивает нас как творческую, креативную личность, которая сама способна генерировать идеи и образы. Поэзия является великолепным помощником в воспитании и развитии ребенка. Знания, поданные в стихотворной форме (это может быть стих или песня), усваиваются быстрее и в большем объеме. Более того, стихи развивают фантазию и абстрактное мышление, и в целом делают жизнь детей эмоционально богаче и разнообразнее. Таким образом, очень важно, чтобы ребенок с первых дней слышал стихи и песни, впитывал красоту и многогранность окружающего его мира. Нас окружает поэзия красоты, которую мы выражаем в красоте поэзии!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *