Стихи о Шагале Марке Захаровиче

Марк Захарович Шагал
плыл по жизни — не шагал.
Плыл, музеями расхватан,
в сантиметре от асфальта.
Плыл березовым листом
над Парижем, над холстом,
и над ним, как старый витязь,
по ночам склонялся Витебск,
где мошки да баньки,
где Мойши да Ваньки,
где звон упокойный
летит с колокольни,
где куры кудахчут,
и шагом аршинным
шагает мужчина
с башкой петушиной,
где папин сюртук
обтрепался и вытерся,
где пара влюбленных
летает над Витибском,
где осенью грязь,
а зимою заносы,
и память еще
не саднит, как заноза…

Марк Захарович Шагал
плыл по жизни — не шагал.
Плыл наградами увенчан,
и бессмертен, и не вечен.
Марк Захарович Шагал
краски в радугу слагал
и оставил радугу
нам надолго-надолго.
Среди витебских людей
неуч, бука, чародей,
божье чадо, чудо, веха —
ах, как жаль, что он уехал!

Ведь останься он тогда —
мы до Страшного Суда
наслаждались бы по гранам
его суриком багряным,
его охры желтизна
стала б нашей, нашей, на…
Но шепчу, лишившись сна, я:
«Где, когда и как — не знаю —
может в Витебске самом,
в тридцать, может, не седьмом
стая сталинских шакалов
растерзала бы Шагала
в клочья, напрочь, навсегда!»
…Ну да это не беда —
ну еще один бы вписан
был бы в кровавый этот список;
ну покоился бы там,
где Пильняк и Мандельштам;
ну не ведал бы во плоти
мир шагаловых полотен —
на Дунае, на Неве
ну не ведал бы, не ве…
Ведает. И потому
вам, себе, тебе, ему
повторяю, словно эхо:
«Слава Богу, что уехал!»

Егоров Вадим

*****

Марк Шагал шагал, шагал
Кистью по холсту.
Мировой его вокал
Слышен за версту.
Витебск помнит первый шаг,
Сын тогда был мал,
Но не пятился как рак
Марк Шагал шагал.

Балыкин Владимир

*****

Странный художник рисует парящих влюбленных
И музыканта со скрипкой на крыше ночной.
Старый художник — такой беззащитный ребенок
С трепетной, нежной, ранимой и хрупкой душой.

Добрый мечтатель, столетие и мир покоривший,
Домом давно называя привычно Париж,
Как он любил свою бедную, горькую землю,
Где плачет скрипка о нем над изломами крыш.

Город сожженный, истерзанный, снова рожденный,
Встречи не будет — не жди его гостем седым.
Как не хотел он увидеть тебя незнакомым,
Как он боялся узнать тебя — прежним, родным.

Перед рассветом, когда спят и дворники,
и почтальоны
И затихает уставший под утро Париж,
Он возвращается — юным парящим влюбленным —
Слушать, как скрипка поет над изломами крыш.

Кондрашова Мария

*****

Мы по выставке Шагала
Не топтались, не шагали,
А порхали, словно пара
Сизокрылых сизарей.

Мудрых витебских хасидов
И коров со всей России
Над ракитой и крапивой
Всех поднял гиперборей!

Три недели собиралась —
Васильком гримировалась
В иудейскую породу,
Чтоб в Шагале воспарить…

Но опять я просчиталась:
Не совпала, обозналась…
И над старым Крымским бродом
Мне опять одной парить…

Назарова Татьяна

*****

Но как будто душа увидала,
В средиземную глядя волну,
Реку синюю Марка Шагала,
Нашу северную Двину.

И как будто бы море узнало
И хранит, как свиданья залог,
Город маленький Марка Шагала,
Витебск в Альпах, родной городок.

Ах, прощай, Средиземное море,
Надо камень иметь в груди,
Чтоб Сен-Поль-де-Ванс из предгорий
В Белоруссию не увезти.

Чтоб отсюда, где небо другое,
Где и речь, и запах другой,
Не забрать, как дитя дорогое,
Старика Шагала домой.

Вергилис Арон

*****

Я пошел на выставку Шагала,
чтобы встретить тех,
кто не уехал.
Оказалось, их не так уж мало:
были там Наташа, Юля, Алла,
были Рабинович и Хаймович,
Саша, Маша, Вова,
доктор Пальчик.

Алла говорит: «Мы послезавтра».
Юля говорит: «Мы на подходе».
«Там нельзя, — откликнулась
Наташа, —
там нельзя, но здесь невыносимо».
«В Раанане, — отвечает Саша, —
тут, у нас, все очень
даже можно:
можно жить, работать можно
дружно».
«А у нас, под Вашингтоном,
душно, —
Вова говорит, — и нет работы».
Маша возражает:
«Здесь прелестней —
Швабский воздух, пиво,
черепица…»

Доктор, доктор, надо ль плакать, если
Диделя давно склевали птицы?
Рабинович сел на стул при входе —
он в летах, и у него одышка.
А Хаймович —
тот совсем мальчишка,
правда, он в Освенциме задушен
и скользит, как облачко, вдоль зала.

Я пошел на выставку Шагала,
но тебя на выставке не встретил.
Только край оливкового платья
над зеленой крышей промелькнул.

Яснов Михаил

*****

Что ему поклоненья, дары,
Запоздалые наши признанья?
Он открыл такие миры
Среди вечного мирозданья!
Это космос красок — Шагал.
Красоты и добра крыница.
Если б только он увидал,
Что на родине милой творится…
А ему над землёй лететь,
Над Покровской и над Двиною,
Отвергая картинами смерть,
Торжествуя над силой злою.

И в годину бед и обид
И воинственных конфронтаций
Пусть Шагал нас объединит,
Чтоб могли мы к нему подняться.

Пусть стоит на земле музей —
Дом Шагала — светло и знакомо,
Без излишеств и без затей,
Как в родительском было доме.

Где и лампы неяркий венец,
И веча освещает субботу,
И у Бога снова отец
Просит счастья семье и народу.

Пусть бы каждый здесь увидал
То, что сердцем можно увидеть…
Жил Шагал! И живёт Шагал!
И ему благодарен Витебск!

Симанович Давид

*****

У каждого свой Витебск
Все люди — провинциалы.
У всех по карьере тоска.
И все бы правительствовали,
да только кишка тонка.
Во снах своих каждый — витязь,
но сколько трусливо он лгал!
У каждого есть свой Витебск,
но только не каждый — Шагал.

Евгений Евтушенко

*****

И сказал Шагал, чуть дыша,
В час последний вдали от родины:
«Там осталась моя душа…» —
И глаза его синие дрогнули.
И припомнил он о былом,
И увидел дворик с берёзкою,
Где грустит покинутый дом —
29, Большая Покровская.
Там окраина. Чад. Глядят
Окна в мир еврейскими ликами,
Козы прыгают у оград,
Скрипачи на крышах пиликают
Так, что ходит земля ходуном,
Вся, с деревьями и дорогами.
И летят они с Беллой вдвоём
Над церквами и синагогами.
Наяву, как во сне, летят
Над Двиной и ратушей старою.
Я кричу через рай, через ад:
— С возвращением, Марк Захарович!
Между жизнью и смертью межа.
И уже бессмертье — наградою…
Здесь осталась его душа
Незапятнанная неразгаданная!

Симанович Давид

*****

В картинах удивительных
Шагала
Влюбленные летают не спеша,
И над холмистым Витебском
витает
Любовью окрыленная душа.

Там тихий ангел реет
над букетом,
Плывут немые рыбы в глубине,
Цирк юности присутствует
при этом,
И лошадь скачет плавно,
как во сне.

Теленочек покоится во чреве,
Протяжно скрипка грустная поет
О родине — земле обетованной,
Скорбь вековая Библии живет.

Уютен Поль-де-Ванс,
прекрасна Ницца,
А в снах души все город снится.

Михайлова Анна

*****

Домик Шагала —
Небесное семя —
Время шатало,
Как землетрясенье.
Не расшатало
Силой бесовской
Домик Шагала
На старой Покровской.

Кажется, вот он
За занавеской
Занят работой,
С кистью небесной.

Это судьба ли,
Символ ли века —
Родины дали
Из пламя и света.

Симанович Давид

*****

Он стар
И похож на свое одиночество.
Ему рассуждать о погоде не хочется.
Он сразу — с вопроса:
— А Вы не из Витебска?.. —
Пиджак старомодный на лацканах вытерся…
— Нет, я не из Витебска… —
Долгая пауза.
А после — слова монотонно и пасмурно:
— Тружусь и хвораю…
В Венеции — выставка…
Так Вы не из Витебска?..
— Нет, не из Витебска… —
Он в сторону смотрит.
Не слышит, не слышит.
Какой-то нездешней далекостью дышит.
Пытаясь до детства
Дотронуться бережно…
И нету ни Канн, ни Лазурного Берега,
Ни нынешней славы…
Светло и растерянно
Он тянется к Витебску, словно растение.
Тот Витебск его — пропыленный и жаркий —
Приколот к земле каланчою пожарной.
Там свадьбы и смерти, моленья и ярмарки.
Там зреют
Особенно крупные яблоки,
И сонный извозчик по площади катит…
— А Вы не из Витебска?.. —
Он замолкает.
И вдруг произносит, как самое-самое,
Названия улиц:
«Смоленская»,
«Замковая».
Как Волгою, хвастает Витьбой-рекою
И машет
По-детски прозрачной рукою…
— Так Вы не из Витебска… —
Надо прощаться.
Прощаться.
Скорее домой возвращаться…
Деревья стоят
Вдоль дороги навытяжку.
Темнеет…
И жалко,
Что я не из Витебска.

Роберт Рождественский

*****

Над чернотою крыш
средь облачных белил
Шагал летел в Париж
на светлой паре крыл.
Не ангел, чтоб с него
лепили идеал,
не дьявол — ведь его
на землю Бог послал,

чтоб брезжила во мгле
его искусства нить
и что-то на земле
сумела изменить.

Когда-то над Двиной
он отправлял в полет
и город свой родной,
и весь его народ.

И вот на склоне лет,
как скульптор изваял,
неукротим и сед,
в Париж летел Шагал.

Позванивала медь,
как скрипка под смычком, —
ему впервой лететь
в обличий таком.

Он был из меди сам,
и медным музы лик.
А к вечным небесам
он на земле привык.

И что там — гром ли, тишь —
он памятником стал…
Из Витебска в Париж
сквозь тьму летел Шагал.

Симанович Давид

*****

В году далеком, в месяце счастливом,
Где жгли листву и пахло черносливом,
Откуда бы —
средь петербургских стен?
И, за руки держась,
как у Шагала,
Взлетели мы,
и звездочка дрожала
Так низко, низко —
около колен.
Был поцелуй тогда
насущней хлеба,
И нежность —
бесконечная, как небо,
И тело —
вдохновенней, чем душа.
Гляжу вам вслед,
две улетевших тени,
Из глубины
своей тоски и лени
И слезы вытираю
не спеша.

Гампер Галина

*****

Мы вместе с тобою летели по небу,
Как будто слетели с картины Шагала.
Смешались в сознаньи былое и небыль,
И полночь незримо за нами шагала.
Мы вместе с тобою летели, обнявшись,
И шпили церквей проплывали под нами,
А звезды смеялись о чем-то вчерашнем,
И хлопало время мгновений дверями.
И скрипки звучали далеко и нежно,
И было немного тревожно и грустно,
И города профиль — прекрасно небрежный
Растаял в тумана движеньи искусном.
А ветер нас гнал за поля за рекою,
И мчалась навстречу нам леса громада,
И я любовался тобою такою
И думал, что большего мне и не надо.
Когда мы вернулись — ты быстро уснула,
Прижавшись ко мне и обнявшись с гитарой,
А постер Шагала, приставленный к стулу,
Глядел на меня пролетающей парой.

*****

Взлетит вороний грай,
Рассыплет небо соль…
Гостиница «Синай».
Гостиница «Бристоль».
В окраинный хорал
Вплетён торговцев крик.
Там бродит Марк Шагал —
Не мастер — ученик.
Какой-то местный ферт
В цилиндре щегольском.
А у него мольберт
И ящик за плечом.
Ещё не комиссар,
Идущий в красный снег,
Картины не кромсал
Огнём двадцатый век…
Уходит время вспять.
А там не до того:
Признать иль не признать
На родине его…
Базара шум и гам.
Столетья третий год.
И юный Марк Шагал
По Витебску идёт.

Симанович Давид

*****

Стол покидает рыба-фиш,
Наполненная фаршем —
И прямо в небо… «Эй, шалишь! —
Мы ей вдогонку машем.
Кричим: «Художник, право, чёрт!
Он не имеет права!»
Но этот странный натюрморт
Давно покрыла слава.

И слой её не просто пыль;
Не сдуешь пылесосом.
А рыба в небе — это быль
О будущем и прошлом.

Влюблённые взлетают с крыш
Торжественно и гордо.
И я лечу. И ты летишь.
И все сомненья — к чёрту!

А впереди старик — скрипач.
Вот нам его догнать бы
И пожелать ему удач —
Играть почаще свадьбы.

Он приближается к луне
Над городом апрельским.
И треплет время в вышине
Его седые пейсы.

А древний Витебск и Париж
В просторах распростёрты.
И я лечу. И ты летишь.
И все сомненья — к чёрту!

Симанович Давид

*****

Для французов Беларусь аукается с Шагалом.
И повсюду на паспортах полотен маэстро
помечен древнебелорусский город,
который дал его миру искусства — Витебск.
Знаменитый «Двойной портрет», будто бы космонавт,
Шагал парит с Беллой, а внизу Витебск.
Двина течет, как Полота в «Слове о походе Игоревом».
Сорок третий год. Беженцы, как во времена Батыя,
женщина с раскрепощенными рыжими волосами
пылает, как свечка, в преисподней,
высвечивая пути страданий, страхов, жертв.
Шагал — сам беженец с земли на небеса,
Витебск носил в себе, чтоб никто не выкрал,
Витебск со всей его людностью, живностью.

*****

«Синий дом» Марка Шагала

C*тариковской тоской отдается
СИ*нь окраины, домик её.
Уж Н*икто в этот дом не вернётся.
И прИ*тих он: хозяина ждёт.
С таЙ*ной жизни его как-то сжился,

Д*олго будет в молчаньи хранить.
ГО*родишко церквями покрылся,
ДоМ* кирпичным стал — там стали жить.

Ханин Борис

*****

Васильки Шагала

Лик ваш серебряный, как алебарда.
Жесты легки.
В вашей гостинице аляповатой
в банке спрессованы васильки.

Милый, вот что вы действительно любите!
С Витебска ими раним и любим.
Дикорастущие сорные тюбики
с дьявольски выдавленным голубым!

Сирый цветок из породы репейников,
но его синий не знает соперников.
Марка Шагала, загадка Шагала —
рупь у Савеловского вокзала!

Это росло у Бориса и Глеба,
в хохоте нэпа и чебурек.
Во поле хлеба — чуточку неба.
Небом единым жив человек.

Их витражей голубые зазубрины —
с чисто готической тягою вверх.
Поле любимо, но небо возлюблено.
Небом единым жив человек.

В небе коровы парят и ундины.
Зонтик раскройте, идя на проспект.
Родины разны, но небо едино.
Небом единым жив человек.

Как занесло васильковое семя
на Елисейские, на поля?
Как заплетали венок Вы на темя
Гранд Опера, Гранд Опера!

В век ширпотреба нет его, неба.
Доля художников хуже калек.
Давать им сребреники нелепо —
небом единым жив человек.

Ваши холсты из фашистского бреда
от изуверов свершали побег.
Свернуто в трубку запретное небо,
но только небом жив человек.

Не протрубили трубы господни
над катастрофою мировой —
в трубочку свернутые полотна
воют архангельскою трубой!

Кто целовал твое поле, Россия,
пока не выступят васильки?
Твои сорняки всемирно красивы,
хоть экспортируй их, сорняки.

С поезда выйдешь — как окликают!
По полю дрожь.
Поле пришпорено васильками,
как ни уходишь — все не уйдешь…

Выйдешь ли вечером — будто захварываешь,
во поле углические зрачки.
Ах, Марк Захарович, Марк Захарович,
все васильки, все васильки…

Не Иегова, не Иисусе,
ах, Марк Захарович, нарисуйте
непобедимо синий завет —
Небом Единым Жив Человек.

Андрей Вознесенский

*****

«Над городом» Марка Шагала

На грудь его возлюбленной положена рука,
А Марк был очарован тем — парил с ней в облаках.
Дома довольно старые, что в Витебске стоят,

Гротесками являются к тем, что вверху парят.
Они летят лишь мысленно, но будто наяву.
Рациональность, истина им вроде ни к чему.
Обыденность житейская, что окружает их,
Должно быть, не замечена — любовь ведь у двоих
Он в Беллу по уши влюблен, прекрасен с ней полет
Мирская жизнь, что там внизу, немного подождет

Ханин Борис

*****

«Над городом» Марка Шагала

Н*а грудь его возлюбленной положена рука,
ТА*кой наградой он польщен, от счастья — в облаках
НаД* Витебском летят вдвоем, где бедность, полутьма,

Над Г*ородком таким родным, где их стоят дома.
Пока О*быденность земли не привлекает их
Родной Р*ельеф не виден им — любовь ведь у двоих
Они похО*жи на людей, не знающих порок,
Лишь преД*ставляющих себе, что мир наш не жесток.
Под ними гО*род как он есть: с козой, что во дворе,
И оголенныМ* мужичком с нуждою на заре.

Ханин Борис

*****

«Над городом» Марка Шагала

Над городком, над Витебском, где по утрам тумаИ*,
Где люди просыпаются и светятся домА*,
На небе появляется, скрывая небосвоД*,

Фигуры две влюбленные, не чувствуя тревоГ*.
Пускай летают мыслями: — влюбленные затО*.
Пред ними раскрывается в любви большой простоР*.
Любовью одурманены и видят лишь добрО*,
А на земле, что в Витебске, так бедствует нароД*.
Коза одна в округе сей дает лишь молокО*,
Оно и потребляется раздетым мужикоМ*.

Ханин Борис