Ego Dominus Tuus — Уильям Батлер Йейтс

Hic. На берегу ручья, в тени от башни,
Оставив лампу в комнате гореть
Перед раскрытой книгой, принесенной
Робартисом, ты бродишь под луной,
Как юноша безумный, и, томясь
В плену иллюзий, чертишь на песке
Таинственные знаки.

Ille. Я ищу
В себе свой новый образ — антипода,
Во всем несхожего со мною прежним.

Hic. А лучше бы искать в себе — себя.

Ille. Вот в чем распространенная ошибка.
Нас мнительный одолевает зуд,
И мы теряем прежнюю беспечность.
Перо ли выбрав, кисть или резец,
Мы только критики, полуартисты,
Творенья наши робки, смутны, бледны,
Зависимы от публики.

Hic. И все же
Дант, величайший гений христианства,
Сумел так полно выразить себя,
Что впалый лик его запечатлелся
В сердцах сильней, чем все иные лики,
За исключением Христа.

Ille. Себя ли
Он выразил, в конце концов? Иль жажда,
Его снедавшая, была тоской
По яблоку на самой дальней ветке?
Возможно ли, чтоб этот призрак был
Тем смертным, о котором пишет Гвидо?
Я думаю, он выбрал антипода,
Присвоив образ, что взирал со скал
На пыльные палатки бедуинов —
Лик идола, клонящегося набок
Средь щебня и верблюжьего дерьма.
И впрямь, он резал самый твердый камень.
Ославлен земляками за беспутство,
Презренный, изгнанный и осужденный
Есть горький хлеб чужбины, он нашел
Непререкаемую справедливость,
Недосягаемую красоту.

Hic. Но есть поэты и другого рода,
В их песнях не трагический разлад,
А радость жизни. Вдохновляясь ею,
Они поют о счастье.

Ille. Жизнелюбы
Порой поют, но больше копошатся,
Приобретая деньги, славу, вес.
И кто из них писатель, кто художник —
Неважно; главное для них — возня,
Жужжанье мухи в блюдечке с вареньем.
Гражданственный поэт морочит ближних,
Сентиментальный лирик — сам себя,
Искусство же есть видение мира.
Какой барыш на свете может ждать
Того, кто, пошлый сон стряхнув, узрел
Распад и безысходность?

Hic. И однако
Никто не станет отрицать, что Китс
Любил людей и радовался жизни.

Ille. В стихах; а в глубине души — кто знает?
Я представляю мальчугана, носом
Прилипшего к стеклу конфетной лавки;
Ведь он сошел в могилу, не насытив
Ни алчных чувств, ни влюбчивого сердца.
Болезненный и нищий недоучка,
Сын конюха, с рожденья обделенный
Богатством, он роскошествовал в грезах
И расточал слова.

Hic. Зачем ты бросил
Раскрытый том и бродишь тут, чертя
Фигуры на песке? Ведь мастерство
Дается лишь усидчивым трудом,
И стиль оттачивают подражаньем.

Ille. Затем, что я ищу не стиль, а образ.
Не в многознанье — сила мудрецов,
А в их слепом, ошеломленном сердце.
Зову таинственного пришлеца,
Который явится сюда, ступая
По мокрому песку,- схож, как двойник,
Со мной, и в то же время — антипод,
Полнейшая мне противоположность;
Он встанет рядом с этим чертежом
И все, что я искал, откроет внятно,
Вполголоса — как бы боясь, чтоб галки,
Поднявшие базар перед зарей,
Не разнесли по миру нашей тайны.

Уильям Батлер Йейтс, 1915 год
(Перевод Григория Кружкова)

*****

Ego Dominus Tuus

Hic. On the grey sand beside the shallow stream
Under your old wind-beaten tower, where still
A lamp burns on beside the open book
That Michael Robartes left, you walk in the moon,
And, though you have passed the best of life, still trace,
Enthralled by the unconquerable delusion,
Magical shapes.
Ille. By the help of an image
I call to my own opposite, summon all
That I have handled least, least looked upon.
Hic. And I would find myself and not an image.
Ille. That is our modern hope, and by its light
We have lit upon the gentle, sensitive mind
And lost the old nonchalance of the hand;
Whether we have chosen chisel, pen or brush,
We are but critics, or but half create,
Timid, entangled, empty and abashed,
Lacking the countenance of our friends.
Hic. And yet
The chief imagination of Christendom,
Dante Alighieri, so utterly found himself
That he has made that hollow face of his
More plain to the mind’s eye than any face
But that of Christ.
Ille. And did he find himself
Or was the hunger that had made it hollow
A hunger for the apple on the bough
Most out of reach? and is that spectral image
The man that Lapo and that Guido knew?
I think he fashioned from his opposite
An image that might have been a stony face
Staring upon a Bedouin’s horse-hair roof
From doored and windowed cliff, or half upturned
Among the coarse grass and the camel-dung.
He set his chisel to the hardest stone.
Being mocked by Guido for his lecherous life,
Derided and deriding, driven out
To climb that stair and eat that bitter bread,
He found the unpersuadable justice, he found
The most exalted lady loved by a man.
Hic. Yet surely there are men who have made their art
Out of no tragic war, lovers of life,
Impulsive men that look for happiness
And sing when t’hey have found it.
Ille. No, not sing,
For those that love the world serve it in action,
Grow rich, popular and full of influence,
And should they paint or write, still it is action:
The struggle of the fly in marmalade.
The rhetorician would deceive his neighbours,
The sentimentalist himself; while art
Is but a vision of reality.
What portion in the world can the artist have
Who has awakened from the common dream
But dissipation and despair?
Hic. And yet
No one denies to Keats love of the world;
Remember his deliberate happiness.
Ille. His art is happy, but who knows his mind?
I see a schoolboy when I think of him,
With face and nose pressed to a sweet-shop window,
For certainly he sank into his grave
His senses and his heart unsatisfied,
And made — being poor, ailing and ignorant,
Shut out from all the luxury of the world,
The coarse-bred son of a livery-stable keeper —
Luxuriant song.
Hic. Why should you leave the lamp
Burning alone beside an open book,
And trace these characters upon the sands?
A style is found by sedentary toil
And by the imitation of great masters.
Zlle. Because I seek an image, n-ot a book.
Those men that in their writings are most wise,
Own nothing but their blind, stupefied hearts.
I call to the mysterious one who yet
Shall walk the wet sands by the edge of the stream
And look most like me, being indeed my double,
And prove of all imaginable things
The most unlike, being my anti-self,
And, standing by these characters, disclose
All that I seek; and whisper it as though
He were afraid the birds, who cry aloud
Their momentary cries before it is dawn,
Would carry it away to blasphemous men.

William Butler Yeats