Бог велел — был Верлен,
Бог болел — был Бодлер.
Бах настал — бух любой.
Я в кострах, как Рембо.
Я с тобой день и ночь,
я с тобой ночь и день —
как синяк, как ретушь, —
получилась тень.
Прочь! Прочь! Прочь!
Выматывайтесь, да бодрей!
Сперва потресканный Бодлер,
в губной помаде и с колен
встаёт напудренный Верлен.
Пошатываясь, как прибой
Обиженно уйдёт Рембо.
Всё выпил, выпер и орган,
исчез как сахар Иоганн —
его, наверно, все простят —
иди по стенке, Себастьян!
Нет Верлена, нет Бодлера, — вздох —
нет Рембо и нету даже Баха.
Только есть
Бог
Бог
Бог
И моя белая рубаха!
