Лучшие стихи Вадима Шефнера

Вадим Шефнер — советский поэт, прозаик, переводчик, фантаст, журналист, фронтовой корреспондент. Представляем вашему вниманию лучшие стихи Вадима Шефнера.

Слова

Много слов на земле. Есть дневные слова —
В них весеннего неба сквозит синева.

Есть ночные слова, о которых мы днём
Вспоминаем с улыбкой и сладким стыдом.

Есть слова — словно раны, слова — словно суд, —
С ними в плен не сдаются и в плен не берут.

Словом можно убить, словом можно спасти,
Словом можно полки за собой повести.

Словом можно продать, и предать, и купить,
Слово можно в разящий свинец перелить.

Но слова всем словам в языке нашем есть:
Слава, Родина, Верность, Свобода и Честь.

Повторять их не смею на каждом шагу, —
Как знамёна в чехле, их в душе берегу.

Кто их часто твердит — я не верю тому,
Позабудет о них он в огне и дыму.

Он не вспомнит о них на горящем мосту,
Их забудет иной на высоком посту.

Тот, кто хочет нажиться на гордых словах,
Оскорбляет героев бесчисленных прах,

Тех, что в тёмных лесах и в траншеях сырых,
Не твердя этих слов, умирали за них.

Пусть разменной монетой не служат они, —
Золотым эталоном их в сердце храни!

И не делай их слугами в мелком быту —
Береги изначальную их чистоту.

Когда радость — как буря, иль горе — как ночь,
Только эти слова тебе могут помочь!

1956 год

*****

Орфей

Глядя в будущий век,
так тревожно ты, сердце, не бейся:
Ты умрёшь, но любовь на Земле
никогда не умрёт.
За своей Эвридикой,
погибшей в космическом рейсе,
Огнекрылый Орфей
отправляется в звёздный полёт.

Он в пластмассу одет,
он в сверхтвёрдые сплавы закован,
И на счётных машинах
его программирован путь, —
Но любовь есть любовь
и, подвластен он древним законам
И от техники мудрой
печаль не легчает ничуть.

И, сойдя на планете
неведомой, страшной и дивной,
Неземным бездорожьем,
с мечтою земною своей
Он шагает в Аид,
передатчик включив портативный,
И зовёт Эвридику
и песню слагает о ней.

Вкруг него подчинённо
нездешние звери толпятся,
Трёхголовая тварь
перепончатым машет крылом,
И со счётчиком Гейгера
в ад внеземных радиаций
Сквозь леса из кристаллов
он держит свой путь напролом.

…Два зелёные солнца,
пылая, встают на рассвете,
Голубое ущелье
безгрешной полно тишиной, —
И в тоске и надежде
идёт по далёкой планете
Песнопевец Орфей,
окрылённый любовью земной.

1961 год

*****

Любовь минувших лет, сигнал из ниоткуда

Любовь минувших лет, сигнал из ниоткуда,
Песчинка, спящая на океанском дне,
Луч радуги в зеркальной западне…
Любовь ушедших дней, несбывшееся чудо,
Нечасто вспоминаешься ты мне.
Прерывистой морзянкою капели
Порой напомнишь об ином апреле,
Порою в чьей-то промелькнёшь строке…
Ты где-то там, на дальнем, смутном плане,
Снежинка, пролетевшая сквозь пламя
И тихо тающая на щеке.

1976 год

*****

Личный враг

Не наживай дурных приятелей —
Уж лучше заведи врага:
Он постоянней и внимательней,
Его направленность строга.

Он учит зоркости и ясности, —
И вот ты обретаешь дар
В час непредвиденной опасности
Платить ударом за удар.

Но в мире и такое видано:
Добром становится беда,
Порою к дружбе неожиданно
Приводит честная вражда.

Не бойся жизни, но внимательно
Свою дорогу огляди.
Не наживай дурных приятелей —
Врага уж лучше заведи.

1961 год

*****

Миг

Не привыкайте к чудесам —
Дивитесь им, дивитесь!
Не привыкайте к небесам,
Глазами к ним тянитесь.

Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам, —
Ничто не повторится.

За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Всё будет так — и всё не так
Через одно мгновенье.

1964 год

*****

Средний возраст

А где-то там, куда нам не вернуться
В далеком детстве, в юности, вдали, —
По-прежнему ревнуют, и смеются,
И верят, что прибудут корабли.

У возраста туда не отпроситься, —
А там не смяты травы на лугу,
И Пенелопа в выгоревшем ситце
Всё ждет меня на давнем берегу.

Сидит, руками охватив колено,
Лицом к неугасающей заре,
Нерукотворна, неприкосновенна, —
Как мотылек, увязший в янтаре.

1962 год

*****

А в старом парке листья жгут

А в старом парке листья жгут,
Он в сизой дымке весь.
Там листья жгут и счастья ждут,
Как будто счастье есть.

Но счастье выпито до дна
И сожжено дотла, —
А ты, как ночь, была темна,
Как зарево — светла.

Я все дороги обойду,
Где не видать ни зги,
Я буду звать тебя в бреду:
«Вернись — и снова лги.

Вернись, вернись туда, где ждут,
Скажи, что счастье — есть».

А в старом парке листья жгут,
Он в сизой дымке весь…

Август 1945 года

*****

Над собой умей смеяться

Над собой умей смеяться
В грохоте и в тишине,
Без друзей и декораций,
Сам с собой наедине.

Не над кем-то, не над чем-то,
Не над чьей-нибудь судьбой,
Не над глупой кинолентой —
Смейся над самим собой.

Среди сутолоки модной
И в походе боевом,
На корме идущей ко дну
Шлюпки в море штормовом —

Смейся, презирая беды, —
То ли будет впереди!
Не царя — шута в себе ты
Над собою учреди.

И в одном лишь будь уверен:
Ты ничуть не хуже всех.
Если сам собой осмеян,
То ничей не страшен смех.

1968 год

*****

Выпускающий птиц

В квартире одной коммунальной,
Средь прочих прописанных лиц,
Живёт пожилой и печальный
Чудак, выпускающий птиц.

Соседи у рынка нередко
Встречают того чудака —
С большой самодельною клеткой
Стоит он у зооларька.

С получки своей небогатой
Накупит чижей и синиц
И за город едет куда-то
Чудак, выпускающий птиц.

Плывут мимо окон вагонных
Сады и асфальт автострад;
На месте посёлков сожжённых
Другие, не хуже, стоят.

Качаются дачные сосны,
И речки прозрачны до дна,
И даже сквозь грохот колёсный
Земная слышна тишина.

А всё же душа не на месте,
И радости нет в тишине:
Без вести, без вести, без вести
Пропал его сын на войне.

И вот полустанок невзрачный
У стыка рокадных дорог…
В болотистом месте, не дачном,
Рубеж обороны пролёг.

Отыщет старик не впервые
Пехотной дивизии тыл,
Где встали цветы полевые
На холмиках братских могил.

Но где преклонить ему взоры,
Куда ему сердцем припасть,
Где холмик найти, над которым
Он мог бы наплакаться всласть?..

Он с клетки снимает тряпицу,
Потом открывает её, —
Молчат присмиревшие птицы
И в счастье не верят своё.

Но крылья легки и упруги,
И радость растёт на лету —
В каком-то счастливом испуге
Взмывают они в высоту.

Летят над землёю зелёной,
Летят без дорог и границ,
И смотрит на них умилённо
Старик, выпускающий птиц.

1956 год

*****

До Прометея

Костёр, похрустывая ветками,
Мне память тайную тревожит, —
Он был зажжён в пещерах предками
У горно-каменных подножий.

Как трудно было им, единственным,
На человеческом рассвете.
На неуютной и таинственной,
На необстроенной планете.

Быть может, там был каждый гением
(Бездарность выжила б едва ли) —
С таким бессмертным удивлением
Они нам Землю открывали.

На них презрительными мордами,
Как на случайное уродство,
Посматривали звери, гордые
Своим косматым первородством.

Мы стали опытными, взрослыми,
А предки шли призывниками,
Как смертники, на подвиг посланные
Предшествующими веками.

…Ещё не поклонялись идолам,
Ещё анналов не писали…
А Прометей был после выдуман, —
Огонь они добыли сами.

1965 год

*****

Лесной пожар

Забывчивый охотник на привале
Не разметал, не растоптал костра.
Он в лес ушёл, а ветки догорали
И нехотя чадили до утра.

А утром ветер разогнал туманы,
И ожил потухающий костёр
И, сыпля искры, посреди поляны
Багровые лохмотья распростёр.

Он всю траву с цветами вместе выжег,
Кусты спалил, в зелёный лес вошёл.
Как вспугнутая стая белок рыжих,
Он заметался со ствола на ствол.

И лес гудел от огненной метели,
С морозным треском падали стволы,
И, как снежинки, искры с них летели
Над серыми сугробами золы.

Огонь настиг охотника — и, мучась,
Тот задыхался в огненном плену;
Он сам себе готовил эту участь, —
Но как он искупил свою вину!..

Не такова ли совесть?
Временами
Мне снится сон средь тишины ночной,
Что где-то мной костёр забыт, а пламя
Уже гудит, уже идёт за мной…

1940 год

*****

Удача

Под Кирка-Муола ударил снаряд
В штабную землянку полка.
Отрыли нас. Мёртвыми трое лежат,
А я лишь контужен слегка.

Удача. С тех пор я живу и живу,
Здоровый и прочный на вид.
Но что, если всё это — не наяву,
А именно я был убит?

Что, если сейчас уцелевший сосед
Меня в волокуше везёт,
И снится мне сон мой, удачливый бред
Лет эдак на двадцать вперёд?

Запнётся товарищ на резком ветру,
Болотная чвякнет вода, —
И я от толчка вдруг очнусь — и умру,
И всё оборвётся тогда.

1958 год

*****

Нет, ночи с тобою мне даже не снятся

Нет, ночи с тобою мне даже не снятся,-
Мне б только с тобою на карточке сняться,
Мне б только пройти бы с тобою весною
Лазоревым лугом, тропою лесною.

С тобой не мечтаю я утром проснуться,-
Мне б только руки твоей тихо коснуться,
Спросить: «Дорогая! скажи мне на милость,
Спалось ли спокойно и снов ли не снилось?»

Спросить: «Дорогая! за окнами ели
Не слишком ли за полночь долго шумели,
Не слишком ли часто автомобили
На дальнем шоссе понапрасну трубили?..

Не слишком ли долго под вечер смеркалось,
Не слишком ли громко рыба плескалась,
Не слишком ли долго кукушка скучала,
Не слишком ли громко сердце стучало?»

*****

Фантастика

Как здесь холодно вечером,
в этом безлюдном саду,
У квадратных сугробов
так холодно здесь и бездомно.
В дом, которого нет,
по ступеням прозрачным взойду
И в незримую дверь
постучусь осторожно и скромно.

На пиру невидимок
стеклянно звучат голоса,
И ночной разговор
убедительно ясен и грустен.
— Я на миг, я на миг,
я погреться на четверть часа.
— Ты навек, ты навек,
мы тебя никуда не отпустим.

— Ты всё снился себе,
а теперь ты к нам заживо взят.
Ты навеки проснулся
за прочной стеною забвенья.
Ты уже на снежинки,
на дымные кольца разъят,
Ты в земных зеркалах
не найдёшь своего отраженья.

1969 год

*****

Забудь меня! Так мне и надо

Забудь меня! Так мне и надо…
Лишь я не забуду, мой друг,
Прозрачные сумерки сада,
Томленье недолгих разлук.

Как прежде, зелёное море
Шумит у проезжих дорог,
У станции на семафоре
Всё тот же горит огонёк.

И та же весенняя сырость
Встаёт от широких болот, —
Ничто не ушло, не забылось,
Всё помнит свой срок и черёд.

Нет, мир изменился не слишком
За эти одиннадцать лет, —
Как прежде, влюбленным мальчишкам
Он дарит улыбки и свет.

Как встарь, он весной озабочен,
В деревья и травы влюблен…
А я изменился? Не очень.
Но всё-таки больше, чем он.

1946 год

*****

Зеркало

Как бы ударом страшного тарана
Здесь половина дома снесена,
И в облаках морозного тумана
Обугленная высится стена.

Ещё обои порванные помнят
О прежней жизни, мирной и простой,
Но двери всех обрушившихся комнат,
Раскрытые, висят над пустотой.

И пусть я всё забуду остальное —
Мне не забыть, как, на ветру дрожа,
Висит над бездной зеркало стенное
На высоте шестого этажа.

Оно каким-то чудом не разбилось.
Убиты люди, стены сметены, —
Оно висит, судьбы слепая милость,
Над пропастью печали и войны.

Свидетель довоенного уюта,
На сыростью изъеденной стене
Тепло дыханья и улыбку чью-то
Оно хранит в стеклянной глубине.

Куда ж она, неведомая, делась
Иль по дорогам странствует каким
Та девушка, что в глубь его гляделась
И косы заплетала перед ним?..

Быть может, это зеркало видало
Её последний миг, когда её
Хаос обломков камня и металла,
Обрушась вниз, швырнул в небытиё.

Теперь в него и день, и ночь глядится
Лицо ожесточённое войны.
В нём орудийных выстрелов зарницы
И зарева тревожные видны.

Его теперь ночная душит сырость,
Слепят пожары дымом и огнём.
Но всё пройдёт. И, что бы ни случилось, —
Враг никогда не отразится в нём!

1942 год, Ленинград

*****

Дом культуры

Вот здесь, в этом Доме культуры
Был госпиталь в сорок втором.
Мой друг, исхудалый и хмурый,
Лежал в полумраке сыром.

Коптилочки в зале мигали,
Чадила печурка в углу,
И койки рядами стояли
На этом паркетном полу.

Я вышел из темного зданья
На снег ленинградской зимы,
Я другу сказал «до свиданья»,
Но знал, что не свидимся мы.

Я другу сказал «до свиданья»,
И вот через много лет
Вхожу в это самое зданье,
Купив за полтинник билет.

Снежинки с пальто отряхая,
Вхожу я в зеркальную дверь.
Не едкой карболкой — духами
Здесь празднично пахнет теперь.

Где койки стояли когда-то,
Где умер безвестный солдат,
По гладким дубовым квадратам
Влюбленные пары скользят.

Лишь я, ни в кого не влюбленный,
По залу иду стороной,
И тучей железобетонной
Плывет потолок надо мной.

…С какою внезапною властью
За сердце берет иногда
Чужим подтвержденная счастьем
Давнишняя чья-то беда!

1962 год

*****

Военные сны

Нам снится не то, что хочется нам, —
Нам снится то, что хочется снам.

На нас до сих пор военные сны,
Как пулемёты, наведены.

Они нас вталкивают в поезда,
Везут, не спрашивая куда.

И снятся пожары тем, кто ослеп,
И сытому снится блокадный хлеб.

И те, от кого мы вестей не ждём,
Во сне к нам запросто входят в дом.

Входят друзья довоенных лет,
Не зная, что их на свете нет.

И снаряд, от которого случай спас,
Осколком во сне настигает нас.

И, вздрогнув, мы долго лежим во мгле, —
Меж явью и сном, на ничьей земле…

1966 год

*****

Электронная сказка

Скромная звезда печали
Смотрится в мое окно.
Всё, о чем мы умолчали,-
Всё ей ведомо давно.

Всё, чем это сердце бьется,
Всё, о чем забыть хочу,
Прямо к ней передается
По незримому лучу.

Там я взвешен и исчислен,
Спрограммирован дотла,
Там мои читают мысли,
Знают все мои дела.

Там в хрустальных коридорах
Крылья белые шуршат,
У светящихся приборов
Там дежурные не спят.

Из иного измеренья,
Из холодного огня
Ангел долгого терпенья
Грустно смотрит на меня.

Может, скоро в дали дальней,
Сверив час и сверив год,
Он с улыбкою прощальной
Кнопку черную нажмет.

1964 год

*****

Спросил у памяти

Стоит ли былое вспоминать,
Брать его в дорогу, в дальний путь?..
Всё равно — упавших не поднять,
Всё равно — ушедших не вернуть.

И сказала память: «Я могу
Всё забыть, но нищим станешь ты,
Я твои богатства стерегу,
Я тебя храню от слепоты».

— — — — — — — — — — — — — — —

В трудный час, на перепутьях лет,
На подмогу совести своей
Мы зовём былое на совет,
Мы зовём из прошлого друзей.

И друзья, чьи отлетели дни,
Слышат зов — и покидают ночь.
Мы им не поможем, — но они
К нам приходят, чтобы нам помочь.

1963 год

*****

На пенсии

Парикмахер пехотный
Пристрастился к вину.
Он не очень охотно
Вспоминает войну.

А гордиться он вправе,
И заслужен покой, —
Только боже избави
От работы такой.

Ах, острижено сколько!
Стриг он как заводной,
Не под бокс, не под польку, —
Всё под ноль да под ноль.

Он работал отлично,
Понимал что к чему —
Но не каждый вторично
Мог явиться к нему.

Ах, пехота, пехота —
Строевой матерьял!..
На холмах, на болотах
Он клиентов терял.

Видно, полька-канадка
Не для этих ребят, —
Под землёй в плащ-палатках
Двадцать лет они спят.

…Нынче грустно мне что-то,
Ты налей мне, налей!..
Ах, пехота, пехота,
Царица полей!

1968 год

*****

Первый мост

…И вот он вырвался из чаши
По следу зверя. Но поток,
В глубокой трещине урчащий,
Ему дорогу пересёк.

На берегу другом — добыча,
Для всей семьи его — еда:
Нетронутые гнёзда птичьи,
Косуль непуганых стада…

Себе представив на мгновенье
Закрытый для него простор,
Затылок он в недоуменье
Косматой лапою потёр.

И брови на глаза нависли,
И молча сел на камень он,
Весь напряженьем первой мысли,
Как судорогою, сведён.

И вдруг — голодный, низколобый —
Он встал, упорен и высок,
Уже с осмысленною злобой
В ревущий заглянул поток,

И, подойдя к сосне, что криво
Росла у самого обрыва,
И корни оглядев — гнильё! —
Он стал раскачивать её.

И долго та работа длилась,
И камни падали в обрыв,
И с хрустом дерево свалилось,
Два берега соединив.

И он тропою небывалой
На берег перешёл другой,
И пот со лба отёр усталой —
Уже не лапой, а рукой.

1954 год