Послание Париса Елене и ее ответ — Овидий

ПАРИС — ЕЛЕНЕ

Сын Приама, к тебе обращаюсь я, к дочери Леды,
Если только сама это ты мне разрешишь
Высказать все? — Или пламя мое не нуждается в речи
И против воли моей всем уж заметно оно.
Я бы хотел его скрыть, дождавшись блаженного часа,
Часа, когда не должна радость от страха дрожать,
Но притворяюсь я плохо, как все, кто страстью охвачен,
Пламя само выдает тех, кто пылает огнем.
Если ты хочешь услышать, как все это я называю,
Коротко определю словом одним: «Я горю!»
О прости, я прошу, не читай это с ликом суровым,
Будет достоин он пусть дивной твоей красоты.
Мне приятно уж то, что письмо мое приняла ты,
Это надежду дает, что не отвергнешь меня.
Ведь не напрасно, я верю, меня сама убеждала
Мать Амура к тебе в Спарту направить свой путь.
Знай, что божественной воле послушен я был (облегчает
Это провинность твою!). Мой вдохновитель велик!
Я награды не малой прошу, но награды законной,
Ведь Киферея сама мне обещала тебя.
От Сигейского брега корабль Периклеса работы
Плыл по коварным морям, воле послушен ее.
Ветры были попутны, приятны легкие бризы,
Все покорны моря ей, что из волн родилась.
Пусть же как море смиряет, смирит и огонь в моем сердце,
В порт и желанья мои, как мой корабль, приведет!
Страсть с собой я привез, не здесь она вспыхнула, верь мне,
Ей подчиняясь, дерзнул в долгий пуститься я путь.
Нет, не буря сюда, не случайность корабль мой прибила,
Путь к Тенарской земле твердо мой кормчий держал.
Также не думай, что я товары везу для продажи
(Боги да сохранят мне все богатства мои!).
И не как праздный турист, в города стремящийся греков,
Я приехал (в моей Трое пышней города!).
Ты мне желанна, тебя обещала златая Венера,
Я тебя полюбил, прежде чем встретил тебя.
В сердце (невиданный прежде) царил безраздельно твой образ,
Слава ко мне донесла весть о твоей красоте.
Так повелела судьба. Не пытайся с нею бороться,
Выслушай лучше, прошу, этот правдивый рассказ:
Я не родился еще, запоздали тяжелые роды
(Груз носила с трудом мать моя, страха полна),
Видела в сонном виденьи, что вместо младенца рождает
Факел горящий она, грозный бросающий свет.
В ужасе, с ложа поднявшись, дрожа от страха ночного,
К старцу Приаму идет, он обратился к жрецам.
Те вещают: сгорит от Парисова пламени Троя —
Этот-то пламень любви жжет мое сердце теперь.
Прелесть, живость души, хоть я и казался плебеем, —
Все обличало во мне кровь благородных царей.
Есть укромное место в долинах Иды лесистой,
Где темно от дубов древних и нету дорог,
Там ни овца, ни коза, что любит взбираться на скалы,
Там ни медленный бык щедрой не щиплет травы.
Влезши на дерево, я смотрел оттуда на крыши
Трои и на простор моря, синевший вдали.
Вдруг показалося мне, что земля от шагов задрожала
(Правда это, хотя трудно поверить в нее).
Вот стоит предо мной, примчавшись на крыльях летучих,
Внук Атланта и сын Майи — одной из плеяд.
(Боги позволили мне увидать и поведать об этом.)
Он золотой кадуцей нежной рукою держал.
Гера с Палладой, за ними Венера легко выступала,
Нежной ногою топча свежую зелень травы.
Я от страха застыл. Поднялись волосы дыбом.
«Будь спокоен, — сказал вестник, ко мне обратясь. —
Должен красу оценить ты, богинь примирить меж собою,
Выбрать, какая из них всех превзошла красотой,
Это Юпитера воля!» Промолвил и к небу поднялся
Прямо к далеким звездам светлым воздушным путем.
С духом собравшись, о страхе забыв, внимательным взглядом
Стал я красу изучать каждой, почтения полн.
Все они были равно хороши, и, став их судьею,
Я жалел, что не мог каждую первой признать.
Правда, тогда уже мне одна из них нравилась больше,
Та, что внушает любовь; все обещали дары:
Царство — Юнона, военную доблесть — Афина Паллада,
Я размышляю: хочу ль власти и славы в бою.
С прелести полной улыбкой Венера: «Подумай! — сказала. —
Много опасных тревог эти подарки сулят.
Я же любовь тебе дам, дочь Леды прекрасная снидет
Прямо в объятья твои, мать превзойдя красотой».
Так сказала она, и был ее дар драгоценен,
Всех победив, поднялась к небу, сияя красой.
Тут смягчилась судьба и моя, появились приметы,
Стало известно, что я отпрыск Приама царя.
Радостен дом наш, найдя царевича после разлуки.
Праздник этот теперь празднует Троя всегда.
Как к тебе я стремлюсь, так ко мне троянские девы,
Ты владеешь одна тем, что желают они.
И не знатные только царевны и дочки героев,
Даже нимфы — и те ищут союза со мной.
Все мне, однако, противны, с тех пор как явилась надежда
Стать твоим женихом, Тиндара славная дочь.
Образ твой вижу я днем и ночью, в мечтах ты витаешь
В час, когда очи мои скованы сумрачным сном.
Как вознесешься теперь ты, любимая мною заочно!
Жег меня пламень, но был он от меня далеко,
Я не мог предаваться пустой надежде, пустился
В путь по лазурным морям, страсти своей покорясь.
Пали троянские сосны под острой фригийской секирой,
Сосны, так нужные мне, чтобы построить корабль,
Всех лишилась лесов и Гаргара, только на Иде
Я нашел наконец множество нужных стволов.
Гнут уже гибкие сосны для остова быстрого судна,
Вот готов уж и бок для искривленной кормы,
Ставим крепленья и мачты для паруса и украшаем
Изображеньем богов пестрых кривую корму.
Но на моем корабле с Купидоном-мальчиком рядом
Та богиня стоит, что обещала мне брак.
Кончив работу, тотчас приказал я от порта отчалить
И по эгейским волнам к дальним поплыть берегам.
Молят мать и отец, чтоб от плаванья я отказался,
Благочестивой мольбой мой замедляя отъезд,
Тут и Кассандра — сестра, распустив свои косы по ветру,
В то мгновенье, когда кормщик отчалить хотел,
«Мчишься куда? — закричала. — С собой привезешь нам пожар ты,
Ищешь какого огня в водах, не знаешь ты сам!»
Правду она говорила, нашел я предсказанный пламень, —
Вот он, он в нежной груди грозно пылает сейчас.
В порт я вхожу, гонимый попутным ветром, вступаю
В землю, нимфа, где ты, о Эболида, царишь,
Муж твой как гостя меня принимает, и, я полагаю,
Что не без воли богов гостеприимен он был.
По Лакедемону он провел меня и показал мне
Все, что достоин узреть каждый приезжий турист.
Я же, кто многое знал о твоей красоте несравненной,
Был безразличен к тому, что он показывал мне.
Только увидел тебя, и сердце, как мне показалось,
Затрепетало от чувств, прежде неведомых мне.
У Кифереи самой лицо такое же было
В час, как явилась она передо мной на суде.
Если б пришла ты сама на суд этот, то сомневаюсь,
Что победу тогда я б присудил не тебе.
Слава твоей красоты известна повсюду на свете,
Нет страны ни одной, где б не звучала она.
Ни во Фригии дальней, ни там, где солнце восходит,
Ты ни одной не найдешь равной по славе тебе.
Верь мне, ничтожна людская молва по сравнению с правдой.
Кажется ложью она, если взглянуть на тебя.
Больше в тебе нахожу я, чем то, что обещано славой.
И превосходит твоя прелесть людскую молву.
Можно Тезея понять, свершившего подвигов много,
Он — великий герой — первый похитил тебя.
Видел, как ты, по обычаю Спарты, нагая в палестре,
Средь обнаженных юнцов соревновалась в прыжках.
Я понимаю, что он похитил тебя, удивляюсь,
Что возвратил, ведь он мог вечно тобой обладать.
Прежде падет голова с моей окровавленной шеи,
Чем из спальни моей будешь похищена ты.
Это тебя-то посмеют, разжавшись, выпустить руки!
Это я потерплю, чтоб меня бросила ты!
Так отдайся же мне! Узнаешь верность Париса,
Лишь погребальный костер пламя погасит мое!
Царствам тебя предпочел я, которые мне обещала
Зевса супруга сама — мощная Зевса сестра.
Ради объятий твоих я отверг обещанье Паллады
Доблестным сделать меня, непобедимым в боях,
Я не жалею об этом, безумцем себя не считаю,
Тверд в решенье своем, верен желаньям моим.
Ты достойна всех жертв, что тебе я принес, умоляю,
Дай надеяться мне на благосклонность твою.
Просит союза с тобой не бесславный муж и безвестный,
Ты не будешь краснеть, ставши супругой моей.
Есть средь предков моих знаменитых с Плеядой Юпитер,
Много есть и других, меньших, чем эти, богов.
Азии царь мой отец, прекраснейшей части вселенной,
Лишь с трудом обойти можно границы ее,
Много там городов, сверкающих золотом кровель.
Храмы. Роскошны они, высшим любезны богам.
На Илион подивишься, в венце из башен высоких,
Лирой своей Аполлон их над землею воздвиг.
Что о толпе мне сказать многолюдной, о праздничной жизни,
Как только держит земля тяжесть ликующих толп!
Все навстречу к тебе побегут троянские жены,
Могут едва их вместить атрии наших домов.
О, как часто ты скажешь: «Бедна Ахаия наша,
Все богатства ее дом троянский вместит».
Но не хочу я Спарту хулить, столь скромную вашу,
Счастлива эта земля тем, что родила тебя.
Да, бедна она очень, ты ж роскоши пышной достойна,
Город этот нейдет к прелести гордой твоей.
Лик твой ухода достоин, он требует мазей тончайших,
Самых изысканных средств для поддержанья красы.
Если всмотришься ты в одежды приплывших со мною
Спутников, то лишь представь женщин наших наряд!
Будь же ко мне благосклонна, фригийца, молю, не отвергни.
В скромной Терапне, вблизи Спарты родилася ты,
Фригии я уроженец. Но тот, кто божественный нектар
Ныне богам подает, также из Фригии был.
Был фригийцем Тифон, супруг Авроры, похищен
Был он богиней, чья власть ночь заставляет уйти,
И Анхиз, наконец, фригийцем был — радость Венеры,
Тот, с кем делила она ложе в Идейских горах.
И не думаю я, что, сравнив Менелая со мною,
Ты его предпочтешь юной моей красоте,
Тестем тебе бы не дал я того, кто тьмой покрывает
Солнце, чьи кони дрожат, пир нечестивый узрев.
Нет у Приама отца, что убийством тестя запятнан,
Нет нечестивца, о ком Миртала море шумит.
Предок мой не хватает, в стигийских водах погруженный,
Яблок, и жажда его рядом с водой не томит.
Но несерьезно все это! Раз их потомок — супруг твой,
Царь богов принужден тестем приветливым быть.
О преступление! Тот, кто твоих ночей недостоин
Держит в объятьях тебя, счастлив любовью твоей,
Я же вижу тебя лишь тогда, когда пир приготовлен,
И обиды терплю даже и здесь за столом.
Пусть врагам достаются пиры, подобные этим,
Миг, когда подают вина душистые нам.
Гостеприимство претит, когда на глазах моих этот
Грубый муж твой тебя держит в объятьях своих.
Ревность бушует моя (почему не сказать мне всю правду!),
Если, салфеткой прикрыв, плечи он гладит твои.
Часто целуетесь вы открыто, гостей не стесняясь.
Кубок хватаю, чтоб им отгородиться от вас.
Меньше стесняетесь вы, а я глаза опускаю,
И застревает еда в сдавленном горле моем.
Я стонать начинаю, и ты, коварная, слышишь,
Я замечаю, что ты смеха не можешь сдержать.
Чувства свои я в вине утопить пытаюсь, но тщетно,
Только сильнее огонь в винном пылает огне,
То отвернуться хочу я и голову вниз опускаю,
Но привлекаешь к себе жадные взоры мои.
Как же мне быть? Как смотреть на все, что сердце терзает,
Но не страшнее ль еще вовсе не видеть тебя!
Сколько в силах, борюсь я, пытаясь скрыть свои муки,
Но это видно, нет сил пламя мое утаить.
Я молчу, но ты знаешь, ты все за столом замечаешь.
О, если б только одна ты это видеть могла!
О, сколько раз, сколько раз сдержать я рыданья пытался,
Чтоб не старался твой муж выведать тайну мою,
Или, как будто спьяна, о чужой я рассказывал страсти,
Со вниманьем следя, как меня слушаешь ты.
Я о себе говорил, скрываясь под именем ложным,
Был героем я сам повести этой моей.
Пьяным я притворялся, чтоб мне язык развязало,
Это смелость дает, можно приличье забыть.
Помню, туника твоя распахнулась и грудь обнажила,
Тут увидеть я смог прелесть твоей наготы,
Снега белей твоя кожа и лебедя перьям подобна,
Птицы, которою стал к Леде спустившийся бог.
От восхищенья застыл я, а кубок держал в это время,
Ручка резная была, выскользнул кубок из рук.
Целовала ли ты свою дочь Гермиону, публично
С уст ее нежных я пил след поцелуев твоих,
То воспевал, возлежа, я любовь знаменитых героев,
Изредка знаками вел тайный с тобой разговор,
И к служанкам твоим любимым, Климене и Эфре,
Я обращался с мольбой нежной, волнение скрыв,
С робостью мне отвечали уклончиво и прерывали
Речь свою, чтобы уйти быстро, покинув меня.
О, если б боги тому, кто всех победил в состязанье
Дали в награду тебя, ложем твоим наградив,
Как Гиппомен, победив Аталанту в беге крылатом,
Он — фригиец, ее к сердцу прижал своему,
Так свирепый Алкид сломал рога Ахелою,
Добиваясь твоей, о Деянира, любви.
Я бы их всех превзошел, и ты бы смогла убедиться
В том, что ради тебя подвиг готов я свершить.
Время другое теперь, и мне, увы, остается
Только, колени обняв, слезно молить о любви.
Жизни краса ты, ты — слава живая двух братьев великих,
Стать супругой могла б Зевса, но ты его дочь.
Или мужем твоим вернусь я в гавань Сигея,
Или изгнанником здесь, в этой погибну земле.
Рана моя глубока, не только задет я стрелою,
Нет! Насквозь мне пронзил сердце жестокий Амур.
То, что буду я ранен стрелой небесной (ты помнишь?)
Мне предсказала сестра — вестница воли богов.
Так побойся, Елена, любовь отвергнуть такую,
Важно уверенной быть в благоволенье богов.
С глазу на глаз скажу, хоть полна голова моя планов,
Ночью темной меня тайно на ложе прими!
Иль ты стыдишься права нарушить Венеры законной,
Святость брака поправ, ложу бесчестье нанесть?
Как деревенские девы, ты, право, наивна, Елена,
Трудно хранить чистоту тем, кто прекрасен, как ты!
Или свой лик измени, или быть перестань неприступной,
Ведь чистота с красотой вечную битву ведут.
Этому рад сам Юпитер, смеется над этим Венера,
Ты же, Елена, сама — плод незаконной любви.
Если наследие ты получила от предков великих,
Можешь ли, Ледина дочь, ты целомудренной быть.
Будешь такой ты со мной, супругой став моей в Трое,
Там-то причиной измен буду один только я.
Так согрешим же теперь, в ожидании этого брака,
Если Венере самой можем довериться мы.
Разве не к этому нас твой муж склонил, поручивши
Гостя заботам твоим, сам же покинул свой дом,
Выбрать он время другое не мог, отправившись к Криту,
О, как изыскан в своих хитростях твой Менелай!
Он, уезжая, сказал: «Заботы о госте идейском
Я поручаю тебе, будь ему вместо меня!»
Ты же приказ нарушаешь, скажу я, отплывшего мужа,
Я заботы твоей не ощущаю совсем.
Уж не считаешь ли ты, что муж твой, вкуса лишенный,
Может понять и ценить прелесть твоей красоты?
Ты ошибаешься, мог бы, тебя высоко почитая,
Вверить твою красоту гостю, уехавши сам?
Даже если ты хочешь мои отвергнуть моленья,
Прежде подумай, должны ль мы упустить этот миг.
Глупость сделаем мы такую, какую он сделал,
Если без пользы пройдет время, что он нам отвел.
Сам своими руками к тебе меня он подводит,
Как же плоды не пожать этой его простоты!
Грустно покоишься ты на ложе в долгие ночи,
Так одиноко и я ночи свои провожу.
Счастье, какое могло бы связать нас с тобой в это время,
Блеском затмила бы ночь самый сверкающий день,
Я бы поклялся тогда богами, какими захочешь,
И за тобой повторять клятвы любовные стал.
Вот тогда, если только надежда меня не обманет,
Сам тебе предложу в Трою со мною отплыть.
Если ты будешь бояться по собственной воле со мною
Родину бросить, вину я возложу на себя.
Станут примером Тезей и братья твои Диоскуры,
Ну, какой же пример был бы дороже тебе!
Вслед за Тезеем они увезли Илиару и Фебу,
Следуя тем же путем, стану четвертым средь них.
Ждет троянский наш флот, людей и оружия полный,
Весла и ветер легко нас понесут по волнам,
Шествовать будешь царицей по всем городам дарданийским.
Словно богиню народ чествовать будет тебя.
Всюду при встрече кругом благовония станут куриться,
Землю кровавой струей жертвенный бык оросит.
Сам отец мой и братья, и все илионские жены,
Сестры и мать засыпать станут дарами тебя.
Но лишь ничтожную часть описать могу я словами,
Красочность этих торжеств речью нельзя передать.
И не бойся, что будут войной нам мстить за измену,
Греция мощная клич бросит и рать соберет.
Кто и когда возвращал оружьем похищенных женщин!
Верь мне, пустой это страх, не доверяйся ему.
Дочь Эрехтея фракийцы похитили в дар Аквилону,
Но в Бистонии в час этот кипела война,
Дочь Ээта на судне, невиданном прежде, похитил
Сам Ясон, но войны не объявили ему.
Да и тебя, Миноида, увез Тезей, как известно,
Но к войне не призвал критян могучий Минос.
Страх обычно бывает сильней опасностей самых,
Стыдно людям потом от малодушия их.
Если ты даже представишь, что вдруг война разразится,
Доблесть есть у меня, гибельны стрелы мои.
Азия вашей земли не слабее, в ней воинов много,
Много коней боевых, много великих вождей.
Сам Атрид Менелай не храбрее, верь мне, Париса,
И оружьем своим не превзойдет он меня.
Мальчиком быв, побеждал я врагов, возвращал себе стадо,
Имя мое «Александр» — значит «защитник мужей»,
Мальчиком мог превзойти я в играх воинственных многих,
Илионея, а с ним и Деифоба сражал.
И не думай, что я не страшен врагам моим, стрелы
Мне подвластны, всегда цель поражают они.
Муж твой с юным Парисом не сможет, конечно, сравняться,
Хоть он — Атрид, но меня он не сильнее в бою.
Пусть он всем знаменит, но Гектор был моим братом,
Гектор, что равен один множеству греческих войск!
Доблесть моя неизвестна тебе, и в нее ты не веришь,
Мужа, чьей будешь женой, ты не умеешь ценить.
Я утверждаю, что или никто войны не развяжет,
Если ж развяжут, падут греки, сраженные мной.
Нет, за такую супругу война не будет позорна,
Ведь за великую цель битвы ведутся всегда.
Если кровавой войны ты станешь причиной, Елена,
То до потомков дойдет славное имя твое.
Только б надежда на это боязнь твою поборола
И, уплывши со мной, ты бы верна мне была.
ЕЛЕНА — ПАРИСУ

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Раз уж посланье твое мои глаза оскорбило,
Чести не вижу большой не отвечать на него.
Гостеприимства законы дерзнул ты, приезжий, нарушить
И жену соблазнить, святость брака поправ.
Вот для чего ты приплыл, гонимый морскими ветрами,
В землю нашу и в порт благополучно вошел.
И хоть из дальних краев приплыл ты, но мы не закрыли
Двери дворца и в чертог царский впустили тебя.
Вероломство твое наградою было за это.
Был ли ты другом, иль враг к нам вероломный вступил?
Не сомневаюсь я в том, что то, о чем говорю я,
Жалобой глупой сочтешь, столь же наивной, как я.
Да, я проста и наивна, пока верна и стыдлива,
Жизнь безупречна моя, не в чем меня упрекнуть,
Если мой лик не печален и если сидеть не привыкла
Я с суровым лицом, брови насупив свои,
Это не значит, что жизнь мою молва запятнала
И о связи со мной кто-нибудь может болтать.
Вот почему удивляет меня твое дерзновенье,
То, что надежду тебе в полном успехе дает.
Раз Тезей — внук Нептуна решил меня силой похитить,
Так почему бы тебе тем же путем не пойти?
Если бы я согласилась похищенной быть, то, конечно,
Пала б вина на меня, но ведь противилась я.
Если б пленилась я им, то тогда бы была виновата,
Но не нужно б тогда было меня похищать!
Не получил он того, к чему стремился, похитив,
И отделалась я только испугом одним.
Поцеловал он меня, но и в этом был он умерен,
Это все, в остальном я оставалась чиста.
Я вернулась невинной, он был благородно воздержан,
Даже каялся в том, как он со мной поступил.
Да, стыдился Тезей, но дорогу открыл для Париса,
Чтоб мое имя всегда было у всех на устах.
Все ж на тебя не сержусь (на любовь кто же может сердиться!),
Если только твоя истинна жаркая страсть.
Не потому сомневаюсь, что мало верю тебе я,
Мне ведь известна самой прелесть моей красоты,
Знаю при этом, как вы изменчивы к женщинам юным,
Знаю, что вашим словам верить опасно для нас.
«Но поддаются другие легко на речи такие,
Редко матроны верны». Редкой могу быть и я!
Кажется, пишешь ты так, что мать — достойный пример мне,
Чтобы меня убедить стыд мой и верность забыть.
Жертва обмана она, дурную с ней шутку сыграли,
В перья одетым пред ней страстный влюбленный предстал,
Мне же нечем прикрыть вероломство, и я беззащитна,
Нет ничего, чтоб могло флёром поступок мой скрыть.
Матери страсть почетна была и оправдана богом,
Дал Юпитер и мне счастье — ее полюбив.
Хвастаешь предками ты, имена царей называешь,
Предками дом наш велик, право, не меньше, чем твой.
Пусть умолчу я о Зевсе, о предке тестя, о многих
Славных, о Леды отце, Пелопсе и о других.
Леда в отцы мне дала Юпитера, лебедем ставши,
Стал он супругом ее, к лону прижав своему,
Что ж после этого значат все предки твои, все фригийцы,
Сам Приам, вместе с ним даже и Лаомедон!
Ставлю я их высоко, но тот, кого числишь ты пятым,
Первым могу я назвать в роде великом моем.
Верю, что власть велика твоя над богатой страною,
Все же и наша земля не уступает твоей.
Троя пусть блещет богатством, полна толпою нарядной,
Все же ее не могу варварской я не назвать.
Ты мне в письме обещаешь такое обилье подарков,
Что соблазнили б они даже великих богинь.
Если все же рискну сознаться в том откровенно,
Только сам ты, ты сам можешь меня соблазнить.
Или же я сохраню навсегда свою добродетель,
Или тебя предпочту всем твоим щедрым дарам.
Их презирать не хочу, ведь тот, кто их предлагает,
Тот, кто подарки дарит, сам драгоценнее их.
Все же важнее всего, что ты любишь, что ради меня ты
Подвиг готов совершить, с бурей сражался в морях.
То, как вел ты себя за столом, о дерзкий, заметно
Было и мне, и с трудом смех я старалась сдержать.
Ты смотрел на меня глазами жадными, тяжко
Вдруг вздыхать начинал, кубок внезапно хватал,
Пил с того края, где след от губ моих оставался,
Тайные знаки потом дерзостно мне подавал.
Ах, сколько раз замечала движенья тайные пальцев
Или взлетевших бровей красноречивую речь.
Как я боялась, чтоб муж не заметил игры твоей дерзкой!
Как я краснела! Была слишком заметна игра.
Часто шепотом, часто чуть слышно я повторяла:
«Как он бесстыден!» И был мой приговор справедлив.
С краю стола, где имя мое обозначено было,
Вывел ты слово «люблю», вывел за пиром вином.
Я старалась не видеть, я делала вид, что не верю.
Как ужасно, что стал этот язык мне знаком!
Вот (уж, если на долю мне выпало быть соблазненной)
Этот язык мог склонить сердце и стыд подавить.
Да, признаюсь, красотой изнеженной блещет твой облик,
Можешь любую легко воле своей подчинить,
Пусть же другая, чиста и невинна, счастлива будет,
Чем, нарушив закон, я преступленье свершу.
Так на примере моем научишься ты воздержанью,
Как прекрасно уметь чувства уму подчинять!
Много юношей есть, стремящихся к цели такой же,
Но не дерзают. Красу видит не только Парис!
Видишь ты то, что другие, но дерзость твоя безгранична,
Чувства твои не сильней, но изворотливей ум.
Было б желаннее мне, когда бы приплыл ты в то время,
Как осаждала меня, юную, рать женихов.
Если б тогда я тебя увидала, то всем предпочла бы,
И одобрил тогда выбор мой даже сам муж.
После того, как испытаны мною все радости. Поздно
Ты появился, другой мною владеет теперь.
О, я прошу, перестань волновать мое сердце речами,
Не огорчай меня, ты, ты, полюбивший меня!
Дай мне спокойно идти по мне отведенной дороге
И не требуй, чтоб я свой опозорила брак.
Но ведь Венера сама дала тебе обещанье
Там, в Идейских горах, вместе с другими двумя.
Царство сулила одна, военную славу другая,
Третья: «Ледина дочь будет супругой тебе!»
Я сомневаюсь, по правде, что сами богини Олимпа
В судьи своей красоты выбрать решили тебя.
Правда может и есть здесь, но вымысел в том, что Венера
Пообещала меня в дар за решенье твое.
Нет, не столь я прекрасна, не так в красоту свою верю,
Чтобы богиня меня даром высоким сочла.
Мне довольно того, что смертным кажусь я прекрасной,
Гнев всевышних навлечь может Венеры хвала.
Но не спорю ни с чем, меня радует все, что сказал ты,
Да и зачем отрицать то, что желанно душе!
Ты не сердись, я прошу, если верю с трудом в твои речи,
Вещи великие нам трудно тотчас же понять.
То, что я нравлюсь Венере, мне радостно, радость другая
В том, что кажусь я тебе высшей наградой трудов.
Ты меня предпочел дарам Юноны с Палладой,
Слух о моей красоте был драгоценен тебе.
Значит, я для тебя и доблесть, и царства замена,
Чтобы отвергнуть тебя, быть я железной должна.
Я не железна, поверь, но колеблюсь любить человека,
Не уверясь еще в том, что он истинно мой.
Смысла нет в том, чтоб взрывать песок неподатливый плугом,
Ведь враждебен сам край этот надеждам моим.
Опыта нет у меня в игре этой (богом клянуся!),
С мужем я не вела хитрой игры никогда.
Даже теперь, когда тайну свою письму доверяю,
Буквы противятся мне, против меня восстают.
Счастливы те, кто опытны в этом, а мне же дорога
К тайной этой любви кажется слишком крута,
Самый страх уж тяжел, пугает, что взгляды людские
Устремлены на меня, страх же меня выдает.
В этом права я, дошли до меня народные толки,
Мне рассказала о них Эфра — служанка моя.
Ты же пытайся скрывать, иль решил притязания бросить?
Ну, зачем же бросать? Ты же умеешь скрывать!
Игры свои продолжай, но тайно. Дана нам свобода.
Нет Менелая, уплыв, руки он нам развязал,
Он далеко сейчас, дела его призывали,
Был какой-то предлог важный, как он говорил.
Или мне так показалось, когда колебался, сказала:
«В путь пускайся скорей и возвращайся быстрей!»
В быстрый поверив возврат, целовал он меня, поручая:
«Дом храни, опекай гостя троянского в нем!»
Еле сдержала я смех, стараясь с ним справиться, только
Я и смогла произнесть: «Да, позабочусь о нем!»
Ветер парус надул, убыстрив плаванье к Криту,
Но в свободу не верь, не безгранична она!
Муж мой уехал, но он следит за мной и оттуда,
Как ты знаешь, длинны руки у властных царей.
Слава мне в тягость моя, ведь чем больше кого-нибудь хвалят
Ваши мужские уста, тем нам страшнее всегда.
Эта самая слава, сегодня столь лестная, скоро
Станет бесславьем, прожить лучше б мне было в тени!
Брось удивляться тому, что нас одних он оставил,
Зная нравы мои, он так уверен во мне.
Да, красота беспокоит, но, веря в мою добродетель,
Он, боясь одного, страх прогоняет другим.
Ты убеждаешь меня не терять драгоценное время
И обыграть простоту мужа, использовав миг.
Это прельщая, пугает, еще не созрело решенье,
Я колеблюсь, скользят мысли туда и сюда.
Муж мой уехал, и ты в одинокие ночи томишься,
Мною прельщен ты, меня прелесть волнует твоя.
О, как ночи долги, а мы уж едины в желаньях,
Сказано все, и живем вместе мы в доме одном.
О проклятие! все меня к измене склоняет,
Глупый препятствует страх, чья мне нелепость ясна.
Плохо меня убеждаешь, о если б ты силой принудил
И, победив простоту, опытной сделал меня.
Ведь полезно бывает порой обратиться и к силе,
Стать счастливой хочу, власти предавшись твоей.
Может быть, юную страсть побороть нам нужно в начале,
Гаснет малый огонь, каплей обрызган одной.
Непостоянна любовь чужеземцев и с ними блуждает,
Только поверят в ее прочность, она убежит.
Вот пример Гипсипилы, известен пример Ариадны,
Их надежды на брак не оправдали мужья.
Сам ты изменник, любивший Энону долгие годы,
Бросил ее, говорят, быстро забыв свою страсть.
Все, что могла, расспросив, о жизни твоей я узнала,
Много забот приложив, чтобы всю правду постичь.
Ты бы хотел постоянство хранить в своих увлеченьях,
Но не можешь; уже ставят твои паруса.
И пока говоришь со мной о скором свиданье,
Ветер подует, неся в море твои корабли.
Ты забудешь о всех обещаниях страстных, признаньях,
Как паруса, унесет ветер и нашу любовь.
Или последую я за тобой, как ты этого хочешь,
С Лаомедоном сроднюсь, с внуком сошедшись его?
Нет, не так презираю молву летучую, чтобы
Дозволять ей хулить землю родную мою.
Как обо мне говорить будут в Спарте и в той же Ахайе,
В Азии, да и в самой Трое, любимой тобой.
Глянут как на меня Приам и царица Гекуба,
Все твои братья и их жены, встречая меня.
Сам ты как сможешь поверить, что буду я верной супругой,
Спарту вспомнив и то, как я вела себя там?
Сам сколько раз назовешь меня «изменницей», зная,
Что в измене моей ты больше всех виноват.
Станешь в одном ты лице и виновник и обвинитель.
О, разверзнись тогда передо мною земля!
Все Илиона богатства украсят меня, и, я знаю,
Много прекрасных даров, в Трою придя, получу.
В пурпур оденусь, начну носить драгоценные ткани,
Золотом отягчена, стану богаче, чем все.
Но сомневаюсь, прости, уж не столь дары драгоценны,
Чем, кроме них, одарить край этот сможет меня?
Кто на помощь придет обиженной в землях фригийских?
Где я братьев найду или защиту отца?
Сколько давал обещаний Ясон-изменник Медее,
Все же изгнал из дворца дочь свою грозный Ээт.
Нет, не смогла и потом она в Колхиду вернуться
К матери и к царю, и к Халкиопе — сестре.
Этого я не боюсь, но Медея разве страшилась?
Так надежда всегда может обманчивой быть.
Много найдешь кораблей, бросаемых бурею в море,
Но из порта они вышли по мирным морям.
Факел пугает меня, его ведь во сне увидала,
Прежде чем ты родился, мать твоя, страха полна.
Страшны пророчества мне о яром огне пеласгийском,
Том, что Трою сожжет, по предсказаньям жрецов.
Любит тебя Киферея за то, что всех победила,
Два трофея твой суд сразу же ей подарил.
Но боюсь двух богинь, если слава твоя достоверна,
Ведь проиграли они дело свое в этот час.
Гипподамия не стала ль причиной сраженья лапифов
Против кентавров, война из-за нее началась!
Думаешь, что Менелай не вспыхнет гибельным гневом,
Что Диоскуры, Тиндар в просьбах откажут ему.
Хвастаешь доблестью ты, деянья свои прославляешь,
Не подтверждает твой лик этих хвастливых речей,
Люб ты своей красотой скорее Венере, чем Марсу,
Войны — смелых удел, ты же рожден для любви.
Гектор, пусть он за тебя воюет, его восхваляешь,
Войны другие, поверь, больше подходят тебе.
Если б умелой была я сама и более смелой,
То в любовный союз я бы вступила с тобой,
Может быть, сделаю так, откинув робость, и смело
Руки тебе протяну, страхи свои позабыв.
Что же до просьбы твоей о тайном свиданье, то знаю,
Все, о чем думаешь ты, все, что беседой зовешь.
Слишком торопишься ты, трава еще сеном не стала,
И промедленье само будет полезно тебе.
Тут пусть и будет конец письму, сочиненному втайне, —
Вестнику мыслей моих, пальцы устали уже.
Все остальное оставим служанкам Климене и Эфре,
Все они знают, во всем верные спутницы мне.

Овидий
(Перевод Наталии Вулих)

Предлагаем подписаться на наш Telegram а также посетить наши самые интересный разделы Стихи, Стихи о любви, Прикольные картинки, Картинки со смыслом, Анекдоты, Стишки Пирожки.

И ещё немного о поэзии... Поэзия совершенно неотделима от психологии личности. Читая сегодня стихотворения прошлых лет, мы можем увидеть в них себя, понять заложенные в них переживания, потому что они важны и по сей день. Нередко поэзия помогает выразить невыразимое - те оттенки чувств, которые существуют внутри нас, и к которым мы не можем подобрать словесную форму. Кроме того стихи позволяют расширить словарный запас и развить речь, более точно и ярко выражать свои мысли. Поэзия развивает в нас чувство прекрасного, помогает увидеть красоту в нас и вокруг нас. Описанное выше в купе с образностью, краткостью и ассоциативностью стихотворной формы развивает нас как творческую, креативную личность, которая сама способна генерировать идеи и образы. Поэзия является великолепным помощником в воспитании и развитии ребенка. Знания, поданные в стихотворной форме (это может быть стих или песня), усваиваются быстрее и в большем объеме. Более того, стихи развивают фантазию и абстрактное мышление, и в целом делают жизнь детей эмоционально богаче и разнообразнее. Таким образом, очень важно, чтобы ребенок с первых дней слышал стихи и песни, впитывал красоту и многогранность окружающего его мира. Нас окружает поэзия красоты, которую мы выражаем в красоте поэзии!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *