Последняя любовь — Николай Заболоцкий

Задрожала машина и стала,
Двое вышли в вечерний простор,
И на руль опустился устало
Истомленный работой шофер.
Вдалеке через стекла кабины
Трепетали созвездья огней.
Пожилой пассажир у куртины
Задержался с подругой своей.
И водитель сквозь сонные веки
Вдруг заметил два странных лица,
Обращенных друг к другу навеки
И забывших себя до конца.
Два туманные легкие света
Исходили из них, и вокруг
Красота уходящего лета
Обнимала их сотнями рук.
Были тут огнеликие канны,
Как стаканы с кровавым вином,
И седых аквилегий султаны,
И ромашки в венце золотом.
В неизбежном предчувствии горя,
В ожиданье осенних минут
Кратковременной радости море
Окружало любовников тут.
И они, наклоняясь друг к другу,
Бесприютные дети ночей,
Молча шли по цветочному кругу
В электрическом блеске лучей.
А машина во мраке стояла,
И мотор трепетал тяжело,
И шофер улыбался устало,
Опуская в кабине стекло.
Он-то знал, что кончается лето,
Что подходят ненастные дни,
Что давно уж их песенка спета, —
То, что, к счастью, не знали они.

Николай Алексеевич Заболоцкий, 1957 год

Анализ стихотворения Заболоцкого «Последняя любовь»

Драматические события, которые довелось пережить автору в конце жизни, подвигли его к созданию лирического цикла, отличающегося живыми, пронзительно искренними интонациями любовного переживания. Мучительные перипетии чувства завершаются окончательным примирением немолодых героев, которым удалось преодолеть «всё страшное» и ощутить умиротворяющую силу единства душ.

Анализируемый текст, давший заглавие циклу, датирован 1957 г. Название совпадает с одноименным творением Тютчева, посвященным очарованию нежного суеверного чувства, одновременно несущего «блаженство» и «безнадежность».

Эпический элемент, присутствующий в стихотворном тексте, сближает его с жанром новеллы. Автором моделируется фрагмент любовной драмы — встреча пожилого героя с возлюбленной в один из последних летних вечеров. Яркими доминантами пейзажной зарисовки выступают цветы, образы которых богато «декорированы» при помощи живописных иносказаний. Канны получают сложный эпитет «огнеликие» и сравнение с насыщенно красным, «кровавым» вином, аквилегия — определение «седые» и метафору, уподобляющую бутоны замысловатому украшению. Ряд замыкает скромная ромашка, чья желтая сердцевина напоминает драгоценный венец.

Комплекс образов-растений символизирует красоту уходящей летней поры. В центре «цветочного круга», сияющем искренней радостью, находится влюбленная пара. Счастье, окружающее любовников, не безоблачно: оно осложняется туманными тревожными предчувствиями.

За героями, совершающими прогулку в свете фонарей, наблюдает шофер. Его образ не однозначен: в определенных фрагментах текста персонаж выступает в роли лирического повествователя, наделенного даром всеведения. Доставив пассажиров, водитель решил воспользоваться коротким перерывом и отдохнуть. В состоянии полудремы ему открываются таинственные детали, скрытые от бодрствующих: «странные лица» двоих, обреченных навеки вглядываться друг в друга, обрамляет легкий туманный свет и окружают «сотни рук», иносказательно отождествляемых с персонифицированными образами растений, атрибутов прекрасного лета. Причудливое видение приносит ясное осознание кратковременности гармоничного периода. Приход осенних дней ассоциируется с ненастьем, которое по принципам параллелизма проецируется на отношения влюбленных — слепых счастливцев, упоенных поэзией настоящего.