Стихи о фильме «Форма воды»

Одинокая Элайза скучно жила,
разговаривать ни с кем не могла.
Из-за травмы осталась немой,
из-за чего считала себя «другой».
С помощью жестов общалась,
быть позитивной в жизни старалась.
В секретной лабораторий работала,
от дома до работы и обратно топала.
Работала уборщицей, полы мыла…
только со своей подругой жестами «говорила».
Однажды в лабораторию «колбу» привезли,
рядом с ней военные и учёные шли.
В колбе кто-то обитал
и Элайзу через окошко напугал.
Этого кто-то, амфибию, изучали
и для него бассейн создали.
Элайза интерес проявила,
что-то она в нём ощутила.
В помещений амфибий зашла,
а из бассейна появились глаза…
Амфибия не стал на неё нападать,
стал от неё еду принимать.
Амфибия не умеет говорить,
но он её понял и начал дружить.
С помощью азбуки для глухонемых общались
и только одного человека, полковника, боялись.
Этот полковник — чудовище, а не человек.
Для важно только одно — успех.
Элайза со временем изменилась,
очевидно, в амфибию влюбилась.
Услышала от учёных, что хотят амфибию убить.
Вряд ли Элайза сможет их остановить.
Зато он поможет амфибией сбежать…
очевидно, она не хочет его потерять.
А ВОТ БУДУТ ЛИ ОНИ ВМЕСТЕ ИЛИ НЕТ…
СМОТРИТЕ ФИЛЬМ И ВЫ НАЙДЁТЕ ОТВЕТ!

Сергеев Святослав

*****

Время по своим течёт лишь рекам.
Растворится в Вечности наш век.
Жил-был монстр с душою человека.
И с душою монстра человек.
Вкратце тут история такая:
Каждый что оставил за собой. —
Первого ждала любовь большая.
А второй оставил боль и кровь…
Трудно в сердце растопить химеры;
Только с давних пор и до сих пор
Жили на планете изуверы,
И живут, верша свой приговор…
И ещё. За малым исключеньем,
Тварей, убивающих вид свой,
Трудно отыскать со всем уменьем
На планете нашей — Шар Земной.
В это исключенье только входит —
В тропиках, по руслам тёплых рек,
Примитивный вид членистоногих
И ещё, пожалуй, человек.

Максим Черников

*****

С каждой каплей дождя, что касалась земли,
С каждым взмахом крыла у мечты, мотыли
В тех узора руки на проспекте стекла
За собою вели, их Элайза влекла.

Если каплю с небес приподнять с мостовой,
Воспарив, станет сферой та, полной Луной.
Но спуститесь в пучину морскую, везде
Нет границ и пределов, нет формы воде.

Он касался тех вод, ей однажды рождён,
Пусть он не человек, но вот так же влюблён.
У любви нету цвета, нет вкуса, границ,
Каждый видит её через призму зарниц.

Как сейчас сквозь зрачки глаз, что цвета волны,
Он смотрел своим сердцем с родной глубины.
Не умея сказать, лишь читая в ответ
Её шёпот любви, её тайный завет.

Дай ей в волю свою хоть стакан, хоть графин,
Океан ей отдай, даже римлян кувшин.
Тут же станет едина с сосудом своим
Примет форму, нашептанную лишь двоим.

Для любви нет преград, точит стены она,
Достаёт до небес, поднимаясь со дна.
Наполняет сердца одиноких, немых,
Даже тех, кто не знали чувств прежде таких.

Он прижмёт её крепче к чешуйкам груди,
Её руки обхватят его позади.
Не нужны им сонеты, излишни слова,
Лишь любви их подвластна la forma dell’acqua.

PrettyWell

*****

Цвета крепкого ликера, мягкой пылью янтаря
Чёрным бархатом блестели очи те… В которых я.
Утонула, не всплывая. Захлебнулась в глубине.
И тоска подводным камнем всё тянула душу мне.

Бирюзовый отблеск неба, соляной морской прибой.
Вот бы хвост мне, как у рыбы, огранённый чешуёй…
Снова стать единым целым, чистоты не пряча лиц.
И развеять страхи пеплом долго тлеющих страниц.

Убежать в момент прибоя по воде, касаясь счастья.
Наплевав на ясность роли, янтарём сжигая масти.
Утонуть в очах горячих, цвета молодой рябины.
Навсегда пропасть в порталах антрацитной паутины.

В раскалёных нитях боли вновь запутались запястья.
Слишком страшно в этой роли, он товарищ по несчастью.
Кровь застыла в тонких венах, больше ведь никто не нужен…
Ей так плохо в белой пене, он не сможет жить на суше.

Изумрудной яркой краской светит небо в час прибоя.
И жемчужиной слезинка опадает в душу моря…
Капли падают в подушку каждый раз, всё вновь и вновь.
Хрусталём разбилась эта невозможная любовь.

Пепел алых роз сгоревших, разлетится серым светом.
Горький слёз твоих блестевших не увидит он с рассветом.
Отпусти. Прими. Расстанься. И позволь срастись ты ране.
Кому дом живое море — тот не плещется в канаве.

БеЗеШкА

*****

Попрощаться смогла — отпустить не сумела.
Задаешься вопросом: а что теперь делать?
Календарь опадает, худеет и вянет.
Взгляд, такой человечий, пронзает и ранит.
И магнитит, искря, что-то важное между.
Оголяешь себя: душу, сердце. Одежду —
прочь, и словно сметает цунами.
За большую любовь выйдет что за цена и
потянешь ли ты чек такой на оплату?
Отпускаешь его в лоно моря обратно,
пуповина душевная тянет и душит;
тебе трудно в воде, ему трудно на суше.
А что делать, вы оба не знаете вовсе,
только молите: лишь бы покрепче срослось
чувство, что зародилось, не умерло лишь бы.
Представляешь себе: вот бы хвост, как у рыбы,
вот бы жабры, еще — чешую цвета неба!
Его все зовут богом, а он им и не был
никогда, чтобы хвост тебе вырастить рыбий.
Застываешь на пристани ледяной глыбой,
пока он исчезает в воде; что поделать,
если рыбьим не сделать суметь это тело,
если богу воды храм претит на песке, и,
увы, ничего не сменить в этой схеме.
. . .

Иногда ты гуляешь в ночной час прибоя
возле тихого моря, спокойного моря,
не смирившись, что вместо любви — троеточие.
Пуповина души тянет и кровоточит,
но на зов не приходит любимый и нужный.
Кому дом — океан весь, не выберет лужу.

honey violence