Стихи о фильме «Облачный атлас»

Все призрачно, все наши идеалы,
В ближайшем рассмотрении туман,
И, независимо от ареала,
Мы попадаем в собственный капкан.
Хватаемся за облако руками,
И ощущаем в пальцах пустоту,
И, прикрываясь ложными Богами,
Воздушный шарик ловим на ветру.
В надуманных своих условных клетках,
Пронизывая время на века,
Мы считываем память наших предков,
И слышим голоса издалека.
Что означает слышать, но не слушать,
Перевирая мысли и слова,
Уродуем, калеча наши души,
Фальшивые мы молим божества.
Все оставляет след и отпечаток,
И, причиняя многим людям боль.
Оправдываясь, это есть «порядок»,
Но вечность только там, где есть любовь.

Мережко Елена

*****

Осколки былого скользят по песочным часам,
Быть может когда-нибудь мир осознает и сам:
Любовь — вот чисто спасенье от ужаса мук,
А мнимое счастье — лишь блеф у правительства рук,
Что тайну сокрыло, заботясь о всём, кроме нас,
Но чем заслужили оплакивать гибель не раз?
Ыч Хёк — был рабочий усердный простой,
Йо Мей ведь могла стать у мужа любимой женой.

А Роберт в мелодии Атласа — ядом в виске.
Ты — власть, ты не знаешь, как топятся души в тоске.
Лишь смотрите молча, давая указ на расстрел,
А жизнь? Как же жизнь? Где безумью предел?
С сих слов вы лишь молвите — Слабых удел…

Sushi

*****

Мы — твои дети, Вселенная, мы — золото, соль и воск,
Мы, нездоровые, сонные, лежащие на диване,
Замечательны тем, что наше существованье
Есть единственный смысл существования твоего.

Мы — снег и смех, мы трава, и огонь, и дым,
Запах кофе на кухне, все звуки и краски, и сон, и бег,
От остановки до дома и от звезды до звезды
Путешествуем мы по колено в самих себе.

Мы — работники сцены, приводящие все вокруг
В движение согласно одной круговой поруке.
Это движение преломляет свет, порождает звук,
Все картины мира — мы, отражающиеся друг в друге.

Все хорошее в мире растет из единственного зерна.
Производители и победители мрака и немоты —
Это мы, мы лежим на влажной весенней земле, из нас
Прорастает будущее, как серебряные цветы.

Мы — твои дети, Вселенная, и это от нас все зло.
Мы горды и безмозглы, твои хозяева и питомцы.
А еще — мы все так красивы, когда смеемся,
Мы, твои дети. О, как тебе повезло.

Рибике

*****

Ученый седой не поверит в наивные сказки.
Прошедшего повесть тактично, печально нема.
Но строки все так же прямы, как узор мелкой вязки,
И словно на миг оживает в них автор письма.

Да, в мире, где всё преходяще и ветренно-зыбко,
Есть чувства, бесспорно, стоящие выше других.
Есть те, чьи безумно заразны и грусть, и улыбки.
И стоит беречь как хрупчайший фарфор жизни их.

Порывистый, нервный, он сам запрещал к себе жалость.
Со смертью, с судьбою — так глупо — игра тет-а-тет.
Да, он проиграл. Да, на память лишь письма остались,
И тот лихорадочный «Облачный атлас»…

provement

*****

Тысячи лет
Время берет разбег —
Руки мои не отпускай,
Глаз отвести не допускай —
В звездной пыли
Мы раствориться
С тобой не должны.
Я за тобой в ад или в рай,
Не отпускай! Не отпускай!..
В звездной пыли
Мы раствориться
С тобой не должны!..

*****

Милый Руфус, не злись,
я сбегаю, как крыса,
но жизнь…
эта жизнь…
Мне хотелось возвыситься,
Мне хотелось сквозь пальцы
все ноты,
бесформенно,
Это дело, по глупости, улицам скормлено.

Милый Руфус,
отстань!
Не ищи,
не написывай,
Брань!
Эта брань — тоже музыка.
Мысленно
Я возвращаюсь.
К тебе.
Перифразами.
И перегибами.
Словно заразу
я подхватил — не оставили выбора!

У музыканта судьба — что Калигула…

У музыканта,
мой Руфус,
ни совести от роду нет,
Нет и голоса,
вольности…
Всё это — бред!
Он хотел моей музыки!
Как бы я отдал?
Моё!
Словно узами
связаны дети с безумным создателем.
Нужно? Я грудью её от приятелей!
…И неприятелей…
Кровью, оружием!
Руфус, ты нужен мне,
правда, ты нужен мне!

Милый Руфус,
не бойся,
не плачь,
не написывай.
Я бы вернулся, но…
кровью исписан мягкий ковёр
в кабинете обидчика.
Как-то нажался курок.
Обезличился
«Облачный Атлас».
Запомни название.
Жаль, что к тебе не успел.
Без свидания.
Даже неловко, что так умираю.
Руфус, прости.
Все творцы — догорают.

Ваш Люпин

*****

Серебряным крошевом облака венчают навершия небоскребов,
И ядерным взрывом разлит закат, да воздух истерзан моторным ревом.
А город, как ворон, из тьмы восстал, чьи крылья, простреленные когда-то,
Теперь ловят солнечный свет в металл и мчат их владельца к небес агату.

Года в океане твоей судьбы влачатся, объятые мертвым штилем,
Смешав воедино и явь, и быль… Ты этот процесс обратить не в силах…
С рожденья свобода таких как ты задушена сталью ярма на шее,
И вето наложено на мечты. Наркотик для верности панацеей.

Возможно, сегодня не лучший день, но время отныне на вес патронов,
И в этом сраженьи за свет идей мы встанем на передовой кордонов.
Из угольных глоток железных птиц взорвавшимся солнцем летят снаряды,
Усмешки пилотов из их глазниц, как яд. Но не бойся, я здесь… Я рядом.

Сияют неоновые огни цветками жемчужного эдельвейса,
И двигатель глушит слова, гремит, как поезд, что мчится по монорельсу.
Корабль — пристанище мертвых душ — огнем истечет, словно кровью ржавой,
И медленно слижет морская глушь снег, брызжущий с неба каленой лавой.

Бьет в иллюминатор пурги пыльца огнем беспощадным на пораженье…
Жаль, нам не дожить до войны конца, и не возвратиться из тьмы сраженья…
Но наша душа, точно волнорез. Как меч, снова выпростанный из ножен.
А прошлое — это его эфес, и лезвие — будущих завтра ложе.

А жизнь, словно туч грозовых настил, как пустоши космоса, бесконечна.
Как сферы горячих седых светил, она отражается в бездну. В вечность.
И там, где снежинками млечный путь рассыплется в озеро небосвода,
Мы встретимся снова когда-нибудь… Когда этот город уйдет под воду.

В руках моих сжата твоя ладонь… Холодная, точно приклад оружья.
И кровь обжигающа, как огонь. Cтекает из ран — алых полукружий.
Ты спишь, и играет в последний раз симфонию «Облачный Атлас» плеер
И в нашем запасе неполный час… Закат превратился в горящий веер.

Вновь ветер вгрызается в корабли в порыве безудержного бесчинства.
Осталось чуть-чуть… И уже вдали пылает багрянец знамен «Единства».

Рильд

*****

И растаять последним дымом
На рассвете пустых небес…
Где-то в Корсике звезды мимо
Льют забыто-знакомый свет.

Где-то в поезде перестуком
Отдается твое письмо.
Он держал бы тебя за руку,
Если было бы суждено…

А по небу гуляет ветер,
Облака изменяют путь.
Все границы, что есть на свете,
Все же можно перешагнуть!

И ты веришь, так ясно веришь:
Он узнает в других чертах
То, что в линиях не измеришь,
То, чему не найти конца.

И ты знаешь, вдыхая вечность
И читая в его лице:
Не последняя эта встреча —
И на небе, на синеве

Облаками рисуешь атлас
И симфонию вечных душ.
На аккорде в последнем такте
Ты увидишь свою звезду.

И в сверкании фейерверка,
Разбиваясь о неба высь,
Ты сверкал — и в далёком где-то
В этой музыке будешь жить.

Отражаясь в глазах и звездах,
И в крещендо сводя сердца,
Той же музыкой дрогнет воздух —
И увидишь его глаза.

Shuffy

*****

Больше нет за окном очертаний,
Они смыты кислотным дождем.
И стеклом уж раскроены ткани,
Да иссякли стихи ни о чем.

Ты поставь, друг, на тумбу бутылку,
Лей в бокалы из стали вино,
Галстук сшей из вишневого шелку.
Наперед тебе все прощено.

Ну, а я, куда я-то исчезну?
Не замолена юность, грехи.
Как остаться с тобой? Неизвестно.
Ты постой, да меня подожди.

Может статься, я все же успею
За последний год-два дотянуть.
Сгину, пепел от писем развею.
Дам тебе от себя отдохнуть.

Но потом я приду. Обещаю.
Постучусь в твою ветхую дверь,
Но никто не откроет. Я знаю.
Да и ты это знаешь, поверь.

*****

Сине-бежевая жилетка,
Взгляд игривый твоих сизых глаз,
В Темзу брошенная монетка,
Чтоб вернуть из разлуки нас,

Чтобы смог я вновь прикоснуться
Страстно к бархату кожи твоей,
Не спеша, поздно утром проснуться
Обоняя ваниль с простыней.

Аромат, пусть другими гонимый,
Слишком чистый для смрадной клоаки,
Только искренне мною любимый
Столь прозрачный, сколь глупым двоякий.

Сердце, слепленное марципаном,
Ювелирней любой филиграни,
Изувечено алчным тираном,
Преградившим дороги мечтаний.

Помню, как ты ворчал, любя,
Как стыдливо ты сдерживал стоны…
В ванне, Роберт, убил ты не только себя
В ванне ты убил нас обоих.