Стихи об Амстердаме

О, тихий Амстердам,
С певучим перезвоном
Старинных колоколен!
Зачем я здесь, — не там,
Зачем уйти не волен,
О, тихий Амстердам,
К твоим церковным звонам,
К твоим, как бы усталым,
К твоим, как бы затонам,
Загрезившим каналам,
С безжизненным их лоном,
С закатом запоздалым,
И ласковым, и алым,
Горящим здесь и там,
По этим сонным водам,
По сумрачным мостам,
По окнам и по сводам
Домов и колоколен,
Где, преданный мечтам,
Какой-то призрак болен,
Упрек сдержать не волен,
Тоскует с долгим стоном,
И вечным перезвоном
Поет и здесь и там…
О, тихий Амстердам!
О, тихий Амстердам!

Константин Бальмонт

*****

Амстердам, сырой и холодный, как в яме.
Разноцветны неона огни, минибары и магазины.
И разносится в воздухе том, задевая краями,
Наркотический запах карамельно-сладкой резины.

Я на площади Дам, убегаю от звона трамвая,
С велосипедной дорожки слетаю, любуюсь каналом.
И хмурый туман, над лодками вдаль проплывая,
Светится мне красноватым таким и усталым.

Мелисенд Метель

*****

Моя несбывшаяся сказка,
Мой сероглазый Амстердам,
К тебе, что к чужакам неласков
Я возвращаюсь по следам,

Затем, чтоб снова любоваться
Амстелем, портом, мостовой,
Чтобы в трамвае номер двадцать
Проехаться по кольцевой,

Зайти в какую-то лавчонку,
Купить на счастье башмачки,
Почувствовать себя девчонкой
И снова потерять очки…

От вдохновения немея
Смотреть и ждать, когда — вот-вот
Домов архитектурный веер
В канал лениво опадет…

Велосипедная стоянка,
Ажурный пряничный вокзал,
Поток машин — и обезьянка
У входа в старый кинозал,

Тюльпаны расцветут в апреле
Как двести лет назад, и сто…
Свобода? Где она? В Амстеле?
На набережной? Под мостом?

Иду — усталая туристка,
Вдыхаю сигаретный дым,
Нет, ты тогда не стал мне близким,
Не стал понятным и родным…

Музей Рембрандта и Ван-Гога,
Дом Анны Франк, музей Тюссо…
Как мало… А казалось — много!
Казалось, что узнала — всё!

Я видела в церквях и в бирже
Одну лишь чопорную грусть…
Пообещай, что станешь ближе,
Когда я вновь к тебе вернусь!

Когда — несчастное созданье —
В твою вникая красоту,
Я вдруг пойму — я в Амстердаме!
И вдруг пойму свою мечту.

Мечту, где мой плавучий домик
На водной глади невесом,
В каналы тень свою уронит,
И город голову наклонит,
И нам приснится общий сон…

Скерццо Анна

*****

Ну что Вам рассказать про Амстердам?
Там, как всегда, дождливая погода,
Дожди идут в любое время года…
Ну что Вам рассказать про Амстердам?

Там воздух города дурманит и пьянит —
Пропитан он солёным ветром моря,
Теплом жилищ и запахом манит
Зайти в таверну, с непогодой споря.

Усталый шкипер — старый и седой
Нас пригласил согреться кружкой грога,
Полюбоваться твореньями Ван Гога,
И отдохнуть усталою душой!

А вот харчевня «Хитрая Лиса»
Зовёт нас окунуться в полумраке
Свечей и образов, и тихо, не спеша,
Расскажет о любви большой и драке…

Соборов пики, древние часы,
Всё на былое и раздумья клонит.
Дома старинные пришельцев дальних стран
Приветствуют в торжественном поклоне!

Вдоль берегов, устав от бурных волн
Фелюги, шхуны отдыхают одиноко.
Им снятся сны, что трюм товаром полн,
Они спешат, спешат домой до срока!

Ты сед, но ты прекрасен Амстердам
Каналами, булыжной мостовой!
Дыханье прошлого мы ощутили там,
Хоть ты насквозь пропитан новизной!

Торгуешь ты и бриллиантами свободно,
Отель твой «Краснопольский» — высший класс,
Салон мадам Тюссо и порт, лавчонки
Всех покорили и пленили враз!

Садится солнце — нам пора в дорогу,
А сердце защемило вдруг в груди!
Как с другом расстаёмся на пороге —
Не скоро будет встреча впереди…!

Летим вперёд, несёт нас автобан,
К своим делам, проблемам и заботам.
И ты расстроен — вслед пустил туман,
Не хочешь отпустить нас ни на йоту!

Но мы спешим, зовёт работа, долг,
А рядом с нами крылатый твой посланец —
Нам дважды путь и сердце пересёк
Мифический Летучий твой Голландец!

Не скоро мы от чар твоих очнёмся,
Ты будешь с нами днём и по ночам!
Я верю, мы к тебе ещё вернёмся…!
Ну что вам рассказать про Амстердам?

Громогласов Александр

*****

Город странный. Как игрушки
Бюргеров дома,
Крылья мельницы-вертушки,
Башни-терема.
Дождик мелкой пылью сеет.
Море-вот оно,
Если прямо и на север —
Видно и в окно.
Не Венеция, но тоже
Из каналов сеть.
Даже мостики чуть схожи,
Если посмотреть…
Стар и млад на двух колёсах —
Ездят, как хотят…
По каналам море носит
Лодки, вместо яхт.
Осень красно-рыжей кралей —
Листья по воде…
Отдыхают на каналах
Стаи лебедей…
Чудится — здесь Брейгель бродит.
РЕмбрант ван-как бог.
Вон Ван-Гог при всём народе
Пьёт любимый грог…
А кругом толпа ликует.
Песнь заводит бард.
Кто-то пьёт, а кто-то курит —
Каждый-друг и брат.
Среди мрака, цвета мака
Светят фонари.
В переулках-грех без страха:
Храм над ним парит.
Тянет дымкой конопляной.
Рок, где площадь Дам.
Брейк… И клавесин играет…
Это Амстердам!

*****

Амстердам, Амстердам,
Чёрная аорта,
Вам живого не отдам,
Забирайте мёртвого.

Тело в ящик погрузив,
В некой «Каравелле», —
А по ящику вблизи
Мы в Москве ревели.

Страшно в городе чужом
Помирать, наверно,
Форточка — и нагишом —
Падать безразмерно.

Вне размера, вне, вовне,
Позевайте — падаль, —
Белый, синий, красный снег
В Амстердаме падал.

Шпаликов Геннадий

*****

Сквозь искры утренней зари
Мелькают корабли вдали,
Река блестит и здесь, и там,
Старинные дома, мосты. И это Амстердам…

Гуляет ветер вдоль полей просторных
И тихий скрип ворот церковных
И мельниц звуки колеса вращенье
И времяпревращенья ощущение…

*****

Я скажу тебе, где хорошо: хорошо в Амстердаме.
Цеховые дома его узкие волноподобны.
Я усилие сделал, чтоб вспомнить их: над головами
Их лепные коньки белогривые море способны
Заменить, на картине кипящее в буковой раме
Золоченой, — видения наши горьки и подробны.

Вспомнить что-нибудь трудно, труднее всего — по желанью.
Упирается память: ей, видишь ли, проще в засаде
Поджидать нас, пугая то Вишерой вдруг, то Любанью,
Почему ее вспомнил сейчас, объясни, Бога ради!
Дует ветер с Невы, тополя прижимаются к зданью.
Я скажу тебе, где хорошо: хорошо в Ленинграде.

Я скажу тебе, где хорошо: хорошо где нас нету.
В Амстердаме поэтому лучше всего: у канала
Мы не бродим, не топчемся, не покупаем газету,
Не стремимся узнать из нее: что бы нас доконало?
Я стоял над водой: все равно, что заглядывал в Лету.
В Амстердаме нас нет — там и горе бы нас не достало.

Я скажу тебе, где хорошо: хорошо, где нам плохо.
Хорошо, где, к тебе поднимаясь навстречу с дивана,
Произносят такие слова, как «страна» и «эпоха», —
И не стыдно тому, кто их вслух произносит, не странно,
И всерьез отвечая на них, не боишься подвоха,
И болят они, как нанесенная в юности рана.

Кушнер Александр

*****

К нам лето придёт не бесспорно,
не в каждом году есть июль,
не в каждом пакете поп-корна,
лежит остывающий рубль.
И нас не измерить погодой,
и возраст нам не по годам,
но средь дураков и уродов,
я помнил, что есть Амстердам.
Где любят друг друга в фонтанах,
а после в фонтанах же спят,
где много воды и тюльпанов,
и велосипеды шуршат,
по томным игривым аллеям,
о, город цветов и любви,
в нем всё и смелей и добрее,
и «юный октябрь» позади.
Но розы голландские вянут,
а их коноплю не везут,
пусть есть и у нас «мариванна»,
но, мой Амстердам, ты не тут.

Деникин Антон

*****

Сковырну с каблука … краску.
Устаю в Амстердаме подлом.
Утро грахены здесь красит
падшим светом, продажным полом.

Здесь Порока да Зла волость,
склад дымов да веществ вредных,
вседозволенная вольность,
праздник сбора плодов запретных.

По бокам —
лирично и мокро,
быт морской на прикольных баржах.
Как в Венеции почти. Только
не хотел бы я здесь … быть
даже.

*****

Он не чета столичным городам —
Сладчайше-неприличный Амстердам.
О весело снующие народы
В приплясах распоясанной свободы,
О девки в окнах, кажущи себя,
Как храмовые жилистые мощи —
Одна другой не плоше и не площе, —
О душах впалых исподволь скорбя…

О стройно-шоколадные фасады —
Украшенные кремами громады.
И сладострастья тёмная вода,
Текущая каналами стыда
И утоляющая сладкий улиц привкус,
Но не отравы запрещённый вкус —
Щекочущий, как мускус, вечный Искус,
Точней — не Искус, кажется, — искУс.

Иисус Христос, забравшийся во храмы,
Не примешался к звуку вечной драмы
Разлада страшного меж телом и душой. —
Ему во мраке храмов хорошо!
А тело здесь творило — что хотело.
Пороками страдая то и дело,
В тюрьме телес зажатая душа
Нетленна оставалась и свежа.

Светла порой и даже дерзновенна —
Она вкушала прелести степенно
Стреноженно-мирского естества
У Рембранта живого мастерства,
Ван Гоговых издёрганных борений,
Да у французистых стихотворений —
Смешения проказы и прикрас —
Восславленных и прОклятых не раз.

Здесь тихо происходит примиренье
Греха и святости, поста и объеденья,
Домов и лодок братская борьба.
А под ногами плещется судьба
Европы юной, краденной Зевесом,
Зане лихой был боженька повеса,
Балдевший от телес, как от вина.
Но — всё прошло — и юность и вина…

Любуется Европа сыном-градом.
Его расклад изящнейший — услада
Красотке бычьей. Рада и она,
Что хоть частично объединена…
А красота, ночами вдоль каналов
Бредёт одна под часики вокзалов
И в залы пышных модных кабаков,
В себя влюбляя юных стариков.

Театры зычно предлагают действо.
Углы-язычники — ранжир злодейства:
Насилия, убийства, воровства
И грубого — без смысла — озорства.
И катится волна на берег твёрдый…
А фонарей расплавленные морды
Залили светом площадной экран.
О Амстердам! — Ты — вольности роман!

Дитя любви не мрачно-европейской —
Универсальной — божье-прохиндейской.
Во имя всех — и грешных и святых —
Живи и радуй взор, и дух, и стих..

Креславская Анна

*****

Клены, поникшие над хлюпающим каналом.
Вестекерке подобна в сумерках капающей свече.
Дома горят рубином, агатом, резным опалом,
обрамленные в бархатном кирпиче.
Небо захламлено образцами плывущей гжели,
и бока железной лягушке разгрызает морская соль.
Крыши от дряхлого солнца значительно порыжели,
как кудри английских девочек. Ибо роль

светила в голландской топкой сырой низине,
не так велика по сравнению с глубиной
вод, спрятавших рыб серебро в замерзшей, махровой тине,
и, ступая по суше, твердишь: иной
страны для разврата и лучших цве-точных красок
тебе и не надо, здесь смыкаются полюса,
и дожди чем, сильнее смывают, тем больше красят
фасады зданий похожих на паруса.

Там воздух наполнен вздохами липкой страсти,
и кружева Принсенграхта приводят тебя в восторг,
и деревья скрепят и шуршат на ветру, как сухие снасти
рыбаков, отплывших давно обживать Нью-Йорк.
И кроме Рембрандта никто и никак не ярок
и дальше Спинозы не видит никто вверху.
Так проплывая сквозь сотни бордовых ребристых арок,
превращается город в разваренную уху.

И с барскою щедростью мысли что деньги вокруг соря
в пеструхе толпы, без оглядки, плавно дрейфуешь средь
улиц, забывших кошачьи усы царя,
на которых, как снег чешуйками липла сельдь.
Пусть остуствует пряность, бугристость и колкость юга,
но север перебирает туман, как пряжу по городам,
и зазубрины волн, как потные скулы плуга,
взрыхляют каменные потроха у площади Дам.