Ангелика взрослела в трудах.
Но любовь вдруг явилась, как смех,
Осветив лик, витавший в мечтах,
Душу, чуждую праздных утех.
*****
Все таинства искусства не постичь,
Как невозможно заново родиться.
Полотна Кауфман — великий кич…
Галантности, которая лишь снится.
Но неприкаян умиленья час
Без красоты, что прямо созерцаем.
Ангелика! Ты посетила нас
Чудесной маской… ведь о ней мечтаем!
Грислис Елена
*****
Галантный век, изысканность манер,
и скупость толстосумов. В серых бликах
живёт ребенок в омуте химер,
и хрупкая надежда Анжелики.
Манит мазок на тонком полотне,
и штрих любой ей кажется волшебным,
как в каждом неизвестном, новом дне
столь ярок солнца луч на небе бледном.
А сколько их, пронизанных трудом,
ночей бессонных, радостей, сомнений,
указанных невидимым перстом,
её картин, божественных творений.
Вот схвачен взгляд, характер, странный нерв,
вот чья-то кисть, повисшая устало,
стремлений нерастраченный резерв,
но всё не то, ей всё чего-то мало.
Италия ли силы ей дала,
иль Франция, а, может, Лондон серый,
где счастья и любви она ждала,
ценя свой дар особенною мерой?
Кого-то наделяет бог сполна,
кого-то, может, обделил за что-то,
но радостно, что дышит новизна
и красота волнует отчего-то
ее портретов, что живут века,
и образов, тревожащих поныне.
Не потому ли смотрит свысока
её отец, наполненный гордынью?
Любовь Нелен
*****
К Анжелике Кауфман
Живописица преславна,
Кауфман, подруга муз!
Если в кисть твою влиянна
Свыше живость, чувство, вкус,
И, списав данаев, древних
Нам богинь и красных жен,
Пережить в своих бесценных
Ты могла картинах тлен, —
Напиши мою Милену,
Белокурую лицом,
Стройну станом, возвышенну,
С гордым несколько челом;
Чтоб похожа на Минерву
С голубых была очей,
И любовну искру перву
Ты зажги в душе у ней;
Чтоб, на всех взирая хладно,
Полюбила лишь меня;
Чтобы сердце безотрадно
В гроб с Пленирой схороня,
Я нашел бы в ней обратно
И, пленясь ее красой,
Оживился бы стократно
Молодой моей душой.
Гаврила Державин
