Стихи о Феофане Греке

И много ли найдется живописцев
В когорте исторических имен?
Которые смогли, раскрыть нам лица —
В божественный наглядный эталон.
Иконопись, как форма православья
Ведет отчет с открытием церквей,
Писалась по легендам и преданьям
Для веры и спасения людей.
Горели церкви в пламени пожара,
Кочевники сжигали города,
Но, роспись фресок Грека Феофана
На стенах отложилась на века.
Со временем немного потускнела
Работа гениального творца,
Местами краска сильно побледнела,
Остались силуэты, как душа.
Природа тонких линий сохранялась,
Суть выражали сцены бытия,
И взглядам неподвижно раскрывалось
Искусство прикладного мастерства.
Евангелие церкви Цареградской —
Есть древний отпечаток тех времен,
И выглядели образы бесстрастно,
Сюжет был восхитителен и полн.
В Москве Варфоломей дал описанье,
Кто был на самом деле Феофан,
Упоминание открыло дарованье,
Его неподражаемую грань.
Мудрец преславный, грек, иконописец,
Изограф нарочитый, богослов,
Он, несомненно, превосходный живописец,
Ему нет равных в летописи строф.
Руками Феофана роспись сводов
Раскинулась по разным городам,
Философ сделал много для народа,
Привил к душе божественность и храм.
Духовная природа его фресок
Имела свой высокий идеал,
Творил работы с качественным блеском,
Шедевры силой воли создавал.
Он мог отвлечься только на минуту
И вновь к своей работе приступить,
Но, фреска сохраняла облик сути,
Ее уже нельзя ничем затмить.
Обдумывает образы глазами
И видит непременно доброту,
И мудрое встает пред ним лучами,
Он строит неподдельно красоту.
Новаторская хитрость и разумность,
На гране концентрация ума,
Все выраженье принимает остроумность,
Кипит неподражаемо игра.
Традиции искусства Ренессанса
Чуть позже воплотились на Руси,
В рассвете культ религии христианства —
В защиту русских княжеств и земли.
Ведет он роспись храмов и часовен,
Накладывает образно сюжет,
И облик фресок грамотен и строен
Несут они гармонию и свет.
На стенах церкви Спаса — Панторкратор,
Святые лики — прадедов, отцов,
Учитель с библией, как истинный куратор,
Как будто бы владеет тайной слов.
Фигуры столпников живой картиной,
Вот Троица экспрессией легла,
Эмоции духовности и мира
Превыше сил греховности и зла.
И роспись оживает взмахом кисти,
Архангелы парят вокруг Христа,
И молнией духовной светят лица,
От образов исходит чистота.
Широкая манера исполненья
И живопись манерами чиста,
Рождается логичность обобщенья,
А смысл — аллегорией ума.
Улавливаешь точность ясных связей
И кисть творца немеркнущая нить,
И нужно ли еще других оказий,
Чтоб душу для пророка приоткрыть?
На фресках стилизация натуры
Имеет свой художественный шарм,
На книгах старых лет — миниатюры,
Живое поклонение Богам.
Деисусный чин кремлевского собора
Есть тот непревзойденный образец,
Когда живет с творцом сама природа,
Иконостас, как созданный венец!
Москва, написанная также Феофаном
Одна из первых жанровых работ,
Пейзаж был обусловлен божьим храмом,
Предстали своды башен и восход.
Икона Богоматерь — благородна,
Цвет красок очень точно приглушен,
И мягкость цветовых контрастов тона
На общем плане льет прохладный фон.
Знамение с архангелом Гавриилом, —
Луч света выразимою чертой,
Пророчеством является Марии,
Весь образ веет легкой теплотой.
Спаситель грешных душ — благою вестью
И мессии приход над тьмою зла,
Иоанн Предтеча силой поднебесья
Предсказывает рождение Христа.
Стиль мастера суров и беспокоен,
На лицах выступает аскетизм,
И напряжение улавливаем в корне,
Экспрессией развернут драматизм.
Влиянье живописи Грека Феофана
В традициях культуры городов,
Имело исключительность начала
На протяжении последующих веков.
Рисунок незатейлив, органичен
И замысел расписан на стене,
И в каждом силуэте его личность,
Печать страданья в истинной черте.

Валентин Клементьев

*****

Когда я видел воплощенный гул
И меловые крылья оживали,
Открылось мне: я жизнь перешагнул,
А подвиг мой еще на перевале.
Мне должно завещание могил,
Зияющих как ножевая рана,
Свести к библейской резкости белил
И подмастерьем стать у Феофана.
Я по когтям узнал его: он лев,
Он кость от кости собственной пустыни,
И жажду я, и вижу сны, истлев
На раскаленных углях благостыни.
Я шесть веков дышу его огнем
И ревностью шести веков изранен.
— Придешь ли, милосердный самарянин,
Повить меня твоим прохладным льном?

Арсений Тарковский