Российской церкви столп, совета мудрый муж,
Философ, богослов, историк, пастырь душ.
Витийством слов его доднесь Россия блещет:
Петровым похвалам вселенна совосплещет.
Гавриил Державин
*****
Благодарительные стихи Феофану Прокоповичу
Устами ты обязал меня и рукою,
Дал хвалу мне свыше мер, заступил немало —
Сатирику то забыть никак не пристало,
Иже неблагодарства страсть хулит трубою.
Нет! но силы воздавать дары равномерны
В знак благодарения — увы! — запрещают.
Приими убо сия, и хоть не блистают
Дары изящством, однак знаки воли верны.
Кантемир Антиох
*****
…Темнела рясами до пола
Монахов группа пожилых,
Самодержавного престола
Поборник главный среди них —
Архиепископ новгородский,
Глава Синода — Феофан,
С Петром Великим он по-свойски
Общаться мог, когда был зван!
Высок и грузен, бородатый,
В брильянтах крест на клобуке,
Во власти гнева — бесноватый,
Давал он волю и руке!
Хотя был жутко образован
И книги умные писал,
Пиит известный и ученый,
Заметной личностью он стал.
Среди друзей его — Татищев —
Историк наш и инженер,
И Кантемир — умелец виршей
И злой сатиры пионер.
Он удивительною судьбою
Стал интересен на века,
Пройдя невиданной тропою
В наш новый мир издалека…
…Елеазаром изначально
Был наш церковник наречён,
Но имя это не звучало
И Елисеем звался он.
Из Киева святого родом —
Купца Церейского сынок,
Но выказать свою природу
Хват — дядюшка ему помог.
К себе забрав на воспитанье
Он в год печальный сироту,
Стремил его постичь и знанья,
И храмов Божьих красоту,
Коль в Академии духовной
Годами ректором служил
И труд поистине огромный
В дела учебные вложил!
Закончив с блеском обученье
В его епархии родной,
Направлен в Польшу с порученьем
Был выдвиженец молодой.
И постриг в Кракове он принял
От униатов без помех, (представители унии католиков и православных)
Монах он и католик ныне,
И отче Самуил для всех!
А скоро Рим его студентом
Святой коллегии узнал,
Неужто он апологетом
Католицизма ныне стал?
Прошло три года и блестящей
Всех диссертацией потряс,
А во главе персон хвалящих
Климент был даже в этот раз! (Римский Папа)
И сразу докторскую степень
За труд достойный получив,
Вдруг — с виду так себя нелепо
Он от карьеры отлучил
И в путь обратный устремился,
Не в силах родину предать,
И с православием сроднился
В родимом Киеве опять!
Коль стал в Европе он умнее
И сил немало накопил,
Был увлечен уже идеей
О «Третьем Риме» Самуил. (о том, что Москва должна стать центром православия)
Но, впрочем, стал он Феофаном —
Отныне раз и навсегда,
И обучал студентов рьяно,
И сам возрос через года.
Его две пламенные речи
Во славу гения Петра —
Карьеры редкостной предтеча —
Поймал он нужные ветра!
Сначала ректором поставлен
Был Академии своей,
Потом священником направлен
В войска уже на много дней.
И в Петербурге так проворно
Свой повышал духовный сан,
Что в срок немыслимый придворным
Стал иерархом Феофан!
И, наконец, он при Яворском — (первый президент Синода)
Синода вице-президент,
Но первым ставленник петровский,
По сути, был в нём много лет!
Опорой главною монарха
В делах церковных был всегда
И духовенство одним махом
С ним реформировал тогда!
По-византийски он от Бога
Власть самодержца признавал
И важной лидера подмогой
В идеологии бывал.
Он был для тех врагом опасным,
Помехой стал кто на пути, —
С таким чудовищным коварством
Другой натуры не найти!
Слуга-наёмник самодержцев,
Он был с царицей заодно,
И в душу каждого и сердце
Вливал монаршее вино.
И своего гонца-монаха
С письмом к избраннице послал:
«Сготовим нечестивцам плаху,
А Вам — всевластья пьедестал!»
Народ обманутый восстанет,
Узнавши правду обо всём,
И самодержицею станет
Она февральским уже днём…
Русин Валерий
*****
1. Жизнь Феофана
Был роду Феофан купецкого,
но, без отца оставшись смалу,
наверно, вдоволь он победствовал,
его не сразу обласкала
фортуна.
Да, но и постранствовал
немало: Львов, а дальше Краков,
Рим, с перевала Сен-Готардского —
в Гельвецию. В краях и градах
во многих был. Как многоопытный
муж, о котором повествует
Гомер.
Религий разных догматы
знал. Свято место не пустует:
так в древнем Киеве язычество
сменилось верою Христовой.
Но если истина не ищется,
Что толку в вере, хоть и новой!
Что толку в чести, власти, золоте,
коими сердце жадных живо!
(Уж больше толку даже в солоде:
без солода — какое ж пиво!)
Он панагиею с алмазами
себя украсить не хлопочет:
величество людское — в разуме,
а разум явится где хочет.
Где хочет: во дворце и в хижине
и в киевском купецком доме.
И лишь в пустыне, страхом выжженной,
не явится. Где хочет, кроме.
Кроме тех мест, где нужно кланяться
вельможным и деньге-злодейке,
где знатные невежды чванятся
и где любой кабацкий пьяница
тебя продаст за три копейки.
Так нечего лениться-нежиться,
и время нынче не такое,
а надо корчевать невежество,
путь просвещению готовя.
А надо насаждать училища —
пусть древо знанья корень пустит.
Не знатность — знанье будет силища.
Злость дураков язык прикусит.
Библиотека, Академия
и школа для сирот и бедных,
и Ломоносову радение,
рожденному в народных недрах:
все это — дело Феофаново
(начало, замысел, основа)…
А каково все сделать заново,
чтоб не казалось — было ново?
2. Дом Феофана
Дом Прокоповича — на Карповке,
возле Аптекарского сада.
С тех пор, как в рай садово-парковый
ввела философов Эллада,
философы — в родстве с ботаникой,
с садово-парковым искусством.
Но остров-то — необитаемый!
Да и на грунте петербургском,
в болотистой, лесистой местности
взрастет ли сад греко-латинский —
сад любомудрия, словесности,
поэзии — на этой низкой
земле?
На острове Аптекарском
(пока — по-старому — Еловом)
уже искусством архитекторским
воздвигнут дом.
И в доме новом —
новые люди, те, с которыми
хозяин щедрый и радушный
до ночи занят разговорами
(они ему — как хлеб насущный):
какою быть должна поэзия,
о вредных воздухах больных,
и верно ль мнение Картезия,
что нет, мол, чувствий у животных;
о Левенгуке, о материи,
Полюстровских и прочих водах…
Ну, словом, не теряли времени
(ведь это-то и значит отдых!).
А время что кому пророчило,
иному — плаха или ссылка.
Но гости в доме Прокоповича
беседуют и спорят пылко,
и за полночь окошки светятся,
то шутит, этот правду режет…
И, Просвещения предвестница,
заря над Петербургом брезжит.
3. Европа и Россия
Окнами в Европу были- люди.
Был и Феофан таким окном.
Разум, как в фарфоровом сосуде,
под его большим светится лбом.
В хлебосольном доме петербургском
гости за полночь и пир горой,
Угощались ренским и бургинским,
устрицами, раками, икрой…
— Вон еше того сига отведай!..
— И еще вот этого вина!..
Угощались мудрою беседой,
как в сократовские времена.
Русским, иноземцам, иноверцам —
всем тут рады, вяск уважен тут.
На латинском, на древнееврейском,
итальянском, польском здесь поймут.
С езуитом и старообрядцем
Феофан беседовать готов
(ведь Еразм был вовсе святотатцем,
а толков, куда как был толков!).
Кантемир, Татищев, Тредьяковский
(с кем и поругается — простит) …
И казак, донской или днепровский,
под Москвой в селе его гостит.
Если Петербург — окно в Европу,
то село Владыкино — окно
в Русь: иначе ведь не будет проку
от Европы, то — то и оно.
Псковский и Великоновогородский
архипастырь, но простых простей…
И, наверно, клюквой и морошкой
тоже потчевал своих гостей!
4. Смерть Феофана
Его глава была как Вавилон:
Платон и Аристотель, Цицерон
и Августин с еретиком Еразмом —
из разных в ней сошлись времен , сторон
как на собор. И был собором он,
его соборный, всеобъятный разум.
Пред тем как вступит смерть в свои права,
философ должен произнесть слова.
Что хочешь ты поведать, Прокопович?
И, пальцем постучав по тверди лба,
воскликнул Феофан: «Глава, глава!
Упившись разумом, где ся приклонишь?»
Британишский Владимир
Предлагаем подписаться на наш Telegram
а также посетить наши самые интересный разделы Стихи, Стихи о любви, Прикольные картинки, Картинки со смыслом, Анекдоты, Стишки Пирожки.