Стихи о Флоренции

Флоренция, Фиренция, Цветград!
Ты колыбель Эпохи Возрожденья!
И, несомненно, каждый будет рад
Здесь обрести минуты утешенья.
Здесь Микеланджело Давида изваял,
Вложив в холодный камень очертанья.
И, показав мужского тела идеал,
Оставил для потомков в назиданье.
Монахам местным Данте был не мил,
Был слог его для них совсем не ясен.
Он из Флоренции с позором изгнан был.
Вердикт и глуп и страшен и ужасен.
Здесь резкость Готики острит, бодрит и режет,
Свои иголки в храмах воплотив.
Ну а Барокко гладким очертаньем нежит,
У Готики клиентов отщепив.
А Домский Храм так мраморно-красив!
Массивностью своей он поражает!
Себя песчинкой мелкой ощутив,
Стою пред ним, в его величье тая.
Быть может так никто и не узнает,
Откуда в этом милом городке
Такое множество талантов прорастало.
Но должен вам признаться, что и мне
Здесь очень нравится печатать при луне…

Мерц Сергей

*****

Дыханье весеннего ветра… Флоренция.
Мерцанье вечернего света… Флоренция.
Ты вечно цветущая юная женщина
С тысячелетнею славой, Флоренция!
На старых домах — окон строгие ярусы…
Здесь Данте воспел Беатриче прекрасную,
Задумчивый Джотто кудесничал красками,
И мрамор тесал Микеланджело яростный.
Здесь в залах Уфицци — мадонны с младенцами,
А рядом Парисы и Марсы с Венерами,
И тут же полотна с портретами первыми…
С тебя Ренессанс начинался, Флоренция!
Ты город любви и искусства, Флоренция.
Красою пленяешь искусно, Флоренция.
Я в улочках узких, в сияньи изменчивом
Хочу навсегда раствориться, Флоренция…

Полякова Любовь

*****

Ветрено, ветрено,
Ветер во Флоренции,
Ветер над балконами
Машет полотенцами.

На веревках — простыни,
Высоко над улицей,
Высоко над улицей
Вдруг взлетят,
Надуются.

Джанни — провожатый мой,
Школьник длинноногий —
Шумно объясняет мне
Что-то по дороге.

Он гордится городом,
Башнями собора,
Спрашивает гордо он:
— Нравится, синьора?

Нам без переводчика
Трудно объясниться…
Всё летит, полощется,
Ветер прямо в лица…

Но слова понятными
Делаются сами:
Есть у Джанни в комнате
Ленин в красной раме.
Джанни объясняет мне:
Ленин на портрете…

…Ветер во Флоренции,
Ветер, свежий ветер.

Агния Барто

*****

Флоренция и в октябре
Полна весеннею грозою.
Дождь башню Джоттову омоет
И пыль н каменном дворе.
А там, где крыш багряных ряд
Закат стыдливо прячет страсти.
И с головой накроет счастье,
Пусть люди что-то говорят.
Мне не понятен их язык.
Я слушаю цветы и травы.
Флоренция и в октябре
Весна с улыбкою Купавы.

*****

Поверхностного обзора
Не хватит всё равно…
Знакомьтесь: цветущий город
На берегу Арно…

Щедра истории лента
К великим городам —
И колыбель Кватроченто
Раскачивалась там…

От Данте и Беатриче
Канцону о любви
Пел Леонардо да Винчи
Верша труды свои…

У галереи Уффици
В очереди народ —
Туристов на экспозиции
Два миллиона в год…

Санта-Мария-дель-Фьоре —
Гордость Тосканы всей,
Шумная площадь Синьории,
Лоджия и «Персей»…

Палаццо и Понте Веккьо,
«Давид» и Галилей —
Флоренция с каждым веком
Дороже и милей…

Поверхностного обзора
Не хватит. Я давно
Жду встречи, цветущий город
На берегу Арно…

Найденов Игорь

*****

О, колыбель эпохи Возрождения!
Твой купол в небе голубом плывет!
Кругом цветы всем дарят наслаждение.
Флоренция — моя душа поет!

Ты Рафаэля миру подарила
Петрарка о Лауре здесь мечтал,
а Ботичелли в юной флоринтийке
Нашел прекрасный, нежный идеал.

Давид, защитник твой и покровитель —
Частичка Микеланджело трудов.
Флоренция — ты гениев обитель!
Флоренция — избранница Богов!

Я на мосту взгляну на украшения,
В таверне сыр отведаю с вином.
О! Это чудо! Это искушение!
Здесь дышит все уютом и теплом!

А ночью — шёпоты, гитара, голос нежный,
Звук женских каблучков по мостовой.
Флоренция — твой мир такой безбрежный!
Я не могу насытиться тобой!

Ведь Возрождение, где угодно не начнется!
А город — сказка ждет к себе всех нас!
Кто был здесь, во Флоренцию вернется
И не один, а много-много раз!

Новик Татьяна

*****

Ночь во Флоренции. Тихо в соборе.
Камень еще не остыл.
Купол на Санта Мария дель Фьоре
Пол небосвода закрыл.

Пьяцца Дуомо — соборная площадь —
Вяло смакует вино.
Август последние зори полощет
В старом бродяге Арно.

Грозно застыли кентавры и кони,
Гордо сияют кресты…
Кажется мне, я чего-то не понял
В спазмах мирской суеты.

Если кривляется кариатида
В бликах угасшего дня —
Камень, зажатый в ладони Давида,
Может лететь и в меня.

Пьяцца Дуомо — алтарь поколений,
Веры сакральный предел.
Медленно бродят бесплотные тени
В поисках собственных тел.

В баре «Касидрел» компания в сборе:
Музыка, пиво, экстаз…
Только Святая Мария Дель Фьоре
Молится тихо за нас.

Фролов Константин

*****

Флоренция и в октябре
полна весеннею грозою.
Дождь башню Джоттову омоет
И пыль н каменном дворе.
А там, где крыш багряных ряд
Закат стыдливо прячет страсти.
И с головой накроет счастье,
Пусть люди что-то говорят.
Мне не понятен их язык.
Я слушаю цветы и травы.
Флоренция и в октябре
Весна с улыбкою Купавы.

Томаси

*****

Флорентийские узкие улочки… Данте…Петрарка…
Но дома, как деревья, растут в ширину — с высотой.
Этой осенью здесь неожиданно сухо и жарко,
А от байкеров местных и вечность теряет покой.
Купола Брунеллески царапают неба глубины,
В галерее Уффицы привычно толпится народ.
И Давид молодой, не познав вековые седины,
С припасённой пращой Голиафа свирепого ждёт.

Некрасовская Людмила

*****

Здесь, кажется, остановилось время.
И всё чуть нереально, как в кино.
Над этим городом витают тени
Ушедших в мир иной давным-давно…

Флоренция! Загадочно и строго
Все улочки молчание хранят.
Вот в эту церковь длинною дорогой
Шла Беатриче. А её наряд

Был красным, как заря.Она ходила
С богатым флорентийцем под венец.
Никто не знал. что впереди-могила,
Что в 25-безвременный конец…

И в той же церкви, юная, прекрасная,
Нашла успокоение она.
Здесь Данте жил. Предательством Равенны
Была его душа обожжена.

Хотелось бы ещё сюда вернуться!
По берегу реки Арно идём.
Флоренция, обласканная солнцем.
И к вечеру умытая дождём…

Герасименко Наталья

*****

Не в Риме, не в Венеции
И не в другой стране,
А в золотой Флоренции
Хотелось жить бы мне.

На завтрак кофе с булочкой,
А после не спеша,
Собраться на прогулочку
Коль требует душа.

От солнышка зажмуриться,
Столетий пыль вдохнуть.
И по старинным улицам
Пойти куда-нибудь.

И если делать нечего,
Оставив скучный дом,
Вот так гулять до вечера
Под кружевным зонтом.

Проникнуть сквозь столетия
В нетленный Ренессанс
И, зря великолепие,
Войти в медовый транс.

Могла бы я с младенцами
Крылатыми дружить.
Пред смертью во Флоренции
Хотелось бы мне жить.

Фаина Фанни

*****

О сердце, ты неблагодарно!
Тебе — и розовый миндаль,
И горы, вставшие над Арно,
И запах трав, и в блеске даль.

Но, тайновидец дней минувших,
Твой взор мучительно следит
Ряды в бездонном потонувших,
Тебе завещанных обид.

Тебе нужны слова иные.
Иная, страшная пора.
…Вот грозно стала Синьория,
И перед нею два костра.

Один, как шкура леопарда,
Разнообразен, вечно нов.
Там гибнет «Леда» Леонардо
Средь благовоний и шелков.

Другой, зловещий и тяжёлый,
Как подобравшийся дракон,
Шипит: «Вотще Савонароллой
Мой дом державный потрясен».

Они ликуют, эти звери,
А между них, потупя взгляд,
Изгнанник бедный, Алигьери,
Стопой неспешной сходит в Ад.

Николай Гумилёв

*****

Как будто в пятнадцатом веке я —
Меж двух грандиозных палаццо
На старом мосту Понте-Веккио,
Где множество лавок теснятся.

Вот, кажется, Данте с Петраркой
Скрываются за поворотом.
Вот тени проходят под аркой.
Никак Брунеллески и Джотто?

И Медичи сам временами
Мелькает в толпе между нами.

Радченко Надежда

*****

Ренессанса квинтэссенция,
В арках чистый небосвод,
Словно парусник, Флоренция
В синей вечности плывёт.

Орошая зной фонтанами,
Позолотою блестя,
То взирает гордой дамою,
То смеётся, как дитя.

Беломраморной красавицей
Смотрит в гладь реки Арно.
Веселиться ли, иль каяться,
Ей красивой всё равно.

Всем подарит индульгенцию,
Широка её душа.
Ах, красавица Флоренция,
До чего ж ты хороша!

Фаина Фанни

*****

Ты знаешь край! Там льётся Арно,
Лобзая тёмные сады;
Там солнце вечно лучезарно
И рдеют золотом плоды.
Там лавр и мирт благоуханный
Лелеет вечная весна,
Там город Флоры соимянный
И баснословный, как она.

Край чудный! Он цветёт и блещет
Красой природы и искусств,
Там мрамор мыслит и трепещет,
В картине дышит пламень чувств.
Там речь — поэзии напевы,
Я с упоеньем им внимал;
Но ничего там русской девы
Я упоительней не знал.

Она, и стройностью красивой,
И яркой белизной лица,
Была соперницей счастливой
Созданий хитрого резца.
Канова на свою Психею
При ней с досадой бы смотрел,
И мрамор девственный пред нею,
Стыдясь, завистливо тускнел.

На белом мраморе паросском
Её чела, венцом из кос,
Переливалась чёрным лоском
Густая прядь густых волос.
И чёрным пламенем горела
Очей пылающая ночь;
И южным зноем пламенела
Младая северная дочь.

Вяземский Петр

*****

Каррарского мрамора белые блоки.
И мышцы в намеке, и лица в намеке.

Мятежная сила невольников Рима
Рождается в камне, могуча и зрима.

По воле резца непонятной, чудесной
Молчанье гремит торжествующей песней.

Гимн варварской мощи, дерзанью, работе
Поет Микельанджело Буонаротти.

У белого камня, у мраморной груды
Стоим, созерцая великое чудо.

И видим, как времени власть побеждая,
Ликуя в экстазе, любя и страдая,

Сквозь годы исканий, сквозь путы сомнений
Из холода глыб прорывается гений.

Сурков Алексей

*****

Вот вилла Медичи, она
Былых регалий лишена —
Другие правят миром,
С других балконов, берегов,
Где тина выше сапогов,
Иль слишком пахнет мирром, —

Всё для отечества, где дым,
Где, умирая молодым,
Не помнишь о высоком, —
Скульптуре, потерявшей нос,
Флоренции, где предок рос
Под неусыпным оком

Святейших старцев, нищих, вдов,
Слегка распущенных садов —
С альковом, без алькова,
Натурщиц, гвельфов, папских булл,
Вулканов, порождавших гул
И вдохновлявших слово.

А коль не предок — значит, грек,
Элладу сдавший имярек
В залог миропорядку,
На вилле холодно дышать,
И может память помешать
Узнать газон и кадку

С лимоном, фиговым стволом,
Найти на речке волнолом,
Понять, что обмелела,
Что город — пастбище сивилл,
И, что бы я ни говорил, —
На плач не хватит мела.

Будницкий Илья

*****

Я по Флоренции бродил печально,
По лестницам высоким я входил
В большие залы мраморных палаццов,
Где по стенам висели в ярких рамах
Картины вдохновенных мастеров.
И я смотрел и втайне все искал
Я вашего лица среди созданий,
Которые живут на полотне
Своей глубокой неподвижной жизнью.
Искал его средь ангелов святых,
Молящихся мадоннам Рафаэля,
Искал его я в нежных образах
Correggio и Andrea del Sarto {*},
{* Корреджио и Андреа дель Сарто (итал.).}
Искал в спокойных ликах Перуджини
И грустно вышел из старинных зал,
Не встретя вас среди толпы созданий.
И вот пошел бродить из храма в храм,
Искал везде с тоскою беспокойной,
Предчувствуя, что должен вас найти.

Взошел я в церковь dell’Annunziata {}.
{* Благовещения (итал.).}
Налево вижу памятник надгробный:
Две женщины из мрамора сидят,
И их святой, молясь, благословляет.
Я побледнел и вспыхнул. Да! Одна
Из них на вас похожа. Та же тихость
Во всей ее прекрасной форме. Та же
Безоблачность в ее лице спокойном
И та же нежность взора. Даже так
Она склонила голову, как вы.
Ее художник неизвестный создал!
Быть может, в мире я, как он, пройду —
Художник неизвестный — и, как он,
В душе я проношу чудесный образ,
И с ним умру и встану в жизни новой.
На женщину из мрамора глядел
Я долго в умилении безмолвном.
С тех пор я в церковь dell’Annunziata
Хожу, как на молитву, каждый день,
И там сажусь пред ликом мраморным,
И молча созерцаю в обожанье.

Николай Огарёв, 1842, октябрь

*****

Данте

Он и после смерти не вернулся
В старую Флоренцию свою.
Этот, уходя, не оглянулся,
Этому я эту песнь пою.
Факел, ночь, последнее объятье,
За порогом дикий вопль судьбы…
Он из ада ей послал проклятье
И в раю не мог ее забыть, —
Но босой, рубахе покаянной,
Со свечей зажженной не прошел
По своей Флоренции желанной,
Вероломной, низкой, долгожданной…

Анна Ахматова

*****

У Богородицы в руке тюльпан:
Невидим в высоту уходит стебель,
А чашка — купол покрывает храм —
Такая убедительная небыль.
И кажется, что стены из цветов
Сплелись, и оплели побеги камень.
Звучит веселой пляской бег веков,
Хоть по соседству скорбь стоит веками.
Здесь не стареет созданное встарь;
Два символа — двойной у славы стражник:
Тот юноша-пастух, что будет царь,
Тот любящий поэт, что стал изгнанник.

Ржевская Валентина

*****

Флоренция

— 1 —

Умри, Флоренция, Иуда,
Исчезни в сумрак вековой!
Я в час любви тебя забуду,
В час смерти буду не с тобой!
О, Bella, смейся над собою,
Уж не прекрасна больше ты!
Гнилой морщиной гробовою
Искажены твои черты!
Хрипят твои автомобили,
Твои уродливы дома,
Всеевропейской желтой пыли
Ты предала себя сама!
Звенят в пыли велосипеды
Там, где святой монах сожжен,
Где Леонардо сумрак ведал,
Беато снился синий сон!
Ты пышных Медичей тревожишь,
Ты топчешь лилии свои,
Но воскресить себя не можешь
В пыли торговой толчеи!
Гнусавой мессы стон протяжный
И трупный запах роз в церквах —
Весь груз тоски многоэтажный —
Сгинь в очистительных веках!

Май — июнь 1909 года

— 2 —

Флоренция, ты ирис нежный;
По ком томился я один
Любовью длинной, безнадежной,
Весь день в пыли твоих Кашин?
О, сладко вспомнить безнадежность:
Мечтать и жить в твоей глуши;
Уйти в твой древний зной и в нежность
Своей стареющей души…
Но суждено нам разлучиться,
И через дальние края
Твой дымный ирис будет сниться,
Как юность ранняя моя.

Июнь 1909 года

— 4 —

Жгут раскаленные камни
Мой лихорадочный взгляд.
Дымные ирисы в пламени,
Словно сейчас улетят.
О, безысходность печали,
Знаю тебя наизусть!
В черное небо Италии
Черной душою гляжусь.

Июнь 1909 года

— 5 —

Окна ложные на небе черном,
И прожектор на древнем дворце.
Вот проходит она — вся в узорном
И с улыбкой на смуглом лице.
А вино уж мутит мои взоры
И по жилам огнем разлилось…
Что мне спеть в этот вечер, синьора?
Что мне спеть, чтоб вам сладко спалось?

Июнь 1909 года

— 6 —

Под зноем флорентийской лени
Еще беднее чувством ты:
Молчат церковные ступени,
Цветут нерадостно цветы.
Так береги остаток чувства,
Храни хоть творческую ложь:
Лишь в легком челноке искусства
От скуки мира уплывешь.

17 мая 1909 года

— 7 —

Голубоватым дымом
Вечерний зной возносится,
Долин тосканских царь…
Он мимо, мимо, мимо
Летучей мышью бросится
Под уличный фонарь…
И вот уже в долинах
Несметный сонм огней,
И вот уже в витринах
Ответный блеск камней,
И город скрыли горы
В свой сумрак голубой,
И тешатся синьоры
Канцоной площадной.
Дымится пыльный ирис,
И легкой пеной пенится
Бокал Христовых Слез…
Пляши и пой на пире,
Флоренция, изменница,
В венке спаленных роз!..
Сведи с ума канцоной
О преданной любви,
И сделай ночь бессонной,
И струны оборви,
И бей в свой бубен гулкий,
Рыдания тая!
В пустынном переулке
Скорбит душа твоя…

Август 1909 года

Александр Блок

*****

Зеленовато-серая вода
Качает щепки, корки апельсинов.
На Ponte Vecchio пёстрые стада
Туристов бродят, прошлое отринув,
Сегодняшним любуются — о, да!

Тут массу сувениров продают,
И серебро пойдёт, и бронзулетка.
Дома желтеют, спрятавши уют.
Цветы на подоконниках цветут —
И с ними говорят с тоски не редко.

Оранжевое солнце дарит мёд.
Но жар высокий купол не расплавит.
А переулок замедляет ход
К творению, какое Бога славит.
Траттория — забвение забот.

От всех красот шалеет бедный мозг.
Сквозящие высоты, пенье арок.
Любой по сути интересен мост.
А день поближе к вечеру не жарок —
Он всё тебе отдал, что только мог.

Балтин Александр

*****

Флоренция

— 1 —

Двери вдыхают воздух и выдыхают пар; но
ты не вернешься сюда, где, разбившись попарно,
населенье гуляет над обмелевшим Арно,
напоминая новых четвероногих. Двери
хлопают, на мостовую выходят звери.
Что-то вправду от леса имеется в атмосфере
этого города. Это — красивый город,
где в известном возрасте просто отводишь взор от
человека и поднимаешь ворот.

— 2 —

Глаз, мигая, заглатывает, погружаясь в сырые
сумерки, как таблетки от памяти, фонари; и
твой подъезд в двух минутах от Синьории
намекает глухо, спустя века, на
причину изгнанья: вблизи вулкана
невозможно жить, не показывая кулака; но
и нельзя разжать его, умирая,
потому что смерть — это всегда вторая
Флоренция с архитектурой Рая.

— 3 —

В полдень кошки заглядывают под скамейки, проверяя, черны ли
тени. На Старом Мосту — теперь его починили —
где бюстует на фоне синих холмов Челлини,
бойко торгуют всяческой бранзулеткой;
волны перебирают ветку, журча за веткой.
И золотые пряди склоняющейся за редкой
вещью красавицы, роющейся меж коробок
под несытыми взглядами молодых торговок,
кажутся следом ангела в державе черноголовых.

— 4 —

Человек превращается в шорох пера на бумаге, в кольцо
петли, клинышки букв и, потому что скользко,
в запятые и точки. Только подумать, сколько
раз, обнаружив «м» в заурядном слове,
перо спотыкалось и выводило брови!
То есть, чернила честнее крови,
и лицо в потемках, словами наружу — благо
так куда быстрей просыхает влага —
смеется, как скомканная бумага.

— 5 —

Набережные напоминают оцепеневший поезд.
Дома стоят на земле, видимы лишь по пояс.
Тело в плаще, ныряя в сырую полость
рта подворотни, по ломаным, обветшалым
плоским зубам поднимается мелким шагом
к воспаленному небу с его шершавым
неизменным «16»; пугающий безголосьем,
звонок порождает в итоге скрипучее «просим, просим»:
в прихожей вас обступают две старые цифры «8».

— 6 —

В пыльной кофейне глаз в полумраке кепки
привыкает к нимфам плафона, к амурам, к лепке;
ощущая нехватку в терцинах, в клетке
дряхлый щегол выводит свои коленца.
Солнечный луч, разбившийся о дворец, о
купол собора, в котором лежит Лоренцо,
проникает сквозь штору и согревает вены
грязного мрамора, кадку с цветком вербены;
и щегол разливается в центре проволочной Равенны.

— 7 —

Выдыхая пары, вдыхая воздух, двери
хлопают во Флоренции. Одну ли, две ли
проживаешь жизни, смотря по вере,
вечером в первой осознаешь: неправда,
что любовь движет звезды (Луну — подавно),
ибо она делит все вещи на два —
даже деньги во сне. Даже, в часы досуга,
мысли о смерти. Если бы звезды Юга
двигались ею, то — в стороны друг от друга.

— 8 —

Каменное гнездо оглашаемо громким визгом
тормозов; мостовую пересекаешь с риском
быть за{п/к}леванным насмерть. В декабрьском низком
небе громада яйца, снесенного Брунеллески,
вызывает слезу в зрачке, наторевшем в блеске
куполов. Полицейский на перекрестке
машет руками, как буква «ж», ни вниз, ни
вверх; репродукторы лают о дороговизне.
О, неизбежность «ы» в правописаньи «жизни»!

— 9 —

Есть города, в которые нет возврата.
Солнце бьется в их окна, как в гладкие зеркала. То
есть, в них не проникнешь ни за какое злато.
Там всегда протекает река под шестью мостами.
Там есть места, где припадал устами
тоже к устам и пером к листам. И
там рябит от аркад, колоннад, от чугунных пугал;
там толпа говорит, осаждая трамвайный угол,
на языке человека, который убыл.

Иосиф Бродский