Стихи о Иерониме Босхе

Я завещаю правнукам записки,
Где высказана будет без опаски
Вся правда об Иерониме Босхе.
Художник этот в давние года
Не бедствовал, был весел, благодушен,
Хотя и знал, что может быть повешен
На площади, перед любой из башен,
В знак приближенья Страшного суда.
Однажды Босх привел меня в харчевню.
Едва мерцала толстая свеча в ней.
Горластые гуляли палачи в ней,
Бесстыжим похваляясь ремеслом.
Босх подмигнул мне: «Мы явились, дескать,
Не чаркой стукнуть, не служанку тискать,
А на доске грунтованной на плоскость
Всех расселить в засол или на слом».
Он сел в углу, прищурился и начал:
Носы приплюснул, уши увеличил,
Перекалечил каждого и скрючил,
Их низость обозначил навсегда.
А пир в харчевне был меж тем в разгаре.
Мерзавцы, хохоча и балагуря,
Не знали, что сулит им срам и горе
Сей живописи Страшного суда.
Не догадалась дьяволова паства,
Что честное, веселое искусство
Карает воровство, казнит убийство.
Так это дело было начато.
Мы вышли из харчевни рано утром.
Над городом, озлобленным и хитрым,
Шли только тучи, согнанные ветром,
И загибались медленно в ничто.
Проснулись торгаши, монахи, судьи.
На улице калякали соседи.
А чертенята спереди и сзади
Вели себя меж них как Господа.
Так, нагло раскорячась и не прячась,
На смену людям вылезала нечисть
И возвещала горькую им участь,
Сулила близость Страшного суда.
Художник знал, что Страшный суд напишет,
Пред общим разрушеньем не опешит,
Он чувствовал, что время перепашет
Все кладбища и пепелища все.
Он вглядывался в шабаш беспримерный
На черных рынках пошлости всемирной.
Над Рейном, и над Темзой, и над Марной
Он видел смерть во всей ее красе.
Я замечал в сочельник и на пасху,
Как у картин Иеронима Босха
Толпились люди, подходили близко
И в страхе разбегались кто куда,
Сбегались вновь, искали с ближним сходство,
Кричали: «Прочь! Бесстыдство! Святотатство!»
Во избежанье Страшного суда.

Павел Антокольский

*****

«Внимание! Всем! Внимание!
Опасность от атомных взрывов.
Упрячьте детей!
Упрячьте ученых и книги!
Упрячьте в подвал партитуры
Бетховена и Гуно!
Упрячьте картины Босха:
Он знал ведь об этом давно».
Странный, странный творец!
В сумраке средневековья
Сидел он перед мольбертом,
Взор к бликам свечи прикован.
Тень по углам квартиры,
Тени по краскам бегут,
Тень над родиной милой,
Мрачные тени в мозгу.
Испанцы край захватили,
Сжигали людей — не жаль им,
Жить никому не давали,
Рабом только быть — разрешали.
Малые плакали дети,
На ноже умирали.
Художник не мог смеяться —
Правду в душе не украли.
И вот в груди у такого
Не сердце, а головешка,
У Иеронима Босха
Угасла даже усмешка.
Он видел, что души отвергнутых
Не сталь, а безвольный воск,
И пророчил гений людям,
Ты, Иероним Босх,
Своей неуемной фантазией
Вызывал безобразных созданий…
Сквозь трещины на полотнах
Слышатся звуки рыданий.
Мертвые птицы летают,
Пылают живые кусты,
Чудовища с клювами грифов
Режут себе животы.
У одних без ног голова,
У других под задом колени.
Мечутся меж пожаров
Безмолвные голые тени.
Сквозь дымные и сквозь красные,
Сквозь пепельные цвета
Танки скрежещут мощные —
Тогда ведь не было так.
Мог ли тогда он предвидеть,
Что после ста поколений
Вновь наяву восстанут
Чудовища тех представлений?
Что будут в геройстве люди
Вскакивать на накат
И под ноги им бросаться
С целой связкой гранат.
Вы, с душой восковою,
Кошмары с цепей спустили,
Вы над росной землею
Смерти грибы взрастили…
Давно пророчил такое
Босха тревожный мозг.
И все же не знал одного ты,
Пророк Иероним Босх.
Мысли людей изведав,
Море изведав и сушу,
Не мог ты думать, что в мире
Стальные вырастут души,
Что на всех алчных и лживых
Поднимется их рука
И вытряхнет их из кожи,
Как клубень гнилой из мешка.
«Внимание! Всем! Внимание!
Взрывов уж впредь не будет!
Несите скульптуры и книги!
Так пойте и смейтесь, все люди!
Несите детей сонливых
Под солнечных звуков прибой!
Несите картины Босха!
Отбой! Вечный отбой!»

Владимир Высоцкий

*****

Я вник и вижу жуткую картину,
С полотен Босха чей-то взгляд.
Людей порочных, чертовщину…
Тут скоро всех испепелят.
Здесь зримых много каламбуров,
Здесь веет Гоголем кругом.
Жаль, что нет поэтов-самодуров
С воткнутым в задницу пером.

Мичков Евгений

*****

«Сад радостей земных» Иеронима Босха

В саду греховных наслаждений
Я, как в плену фантазий Босха:
Средневековых отголосков
Понятий, символов, значений,
Где человеческая страсть
И похоть в воздухе витает,
А башни, в небо устремясь,
Имеют форму гениталий.

В пруду лежит запретный плод,
Питая страждущую плоть.

Людской любви метаморфозы
В местах несмыслимых рассудку:
(Быть может это несерьёзно,
А лишь затейливая шутка?)
Средь птиц, в озёрах и в цветах,
В огромной раковине, в чреве
Пузатых рыб и в небесах,
В большом гнезде, стеклянной сфере…

Любовь… — она всегда была
Недолговечнее стекла.

Игра профессора кошмаров
Цветами пышными абсурда:
Блестят фальшивые кристаллы —
Воображения причуды.
Построен этот рай земной,
(Скорей всего — его изнанка)
Сластолюбивым Сатаной,
Как хитроумная приманка.

И скачут кони через сад
Дорогой, вымощенной в ад.

Литта1

*****

«Несение креста» Иеронима Босха

Иисуса передали в руки стражи.
Его одели в плащ расцветки красных роз.
Так в театре украшают персонажи,
Чтобы на царскую особу был похож.

Сплетен ему был и венок терновый.
Возложен тоже он на голову Христа.
Ему вручили в руку посох новый.
А маскарад задуман этот неспроста.

Стояли римляне и по-злодейски
Смеялись над Христом Иисусом, говоря:
«Ликуй, наш Царь — ты, Царь наш Иудейский!
Тебя Царем величим мы совсем не зря!»

Все воины плевали на Иисуса
Удары наносили, посох отобрав,
По голове, плечам, спине «со вкусом»,
Не в шутку, больно и с улыбкой на устах.

Всласть насмеявшись над Христом, охрана,
Одежды старые надела на него.
Иисус идти не мог, болели раны.
Погибнуть в муках ему было суждено.

Под наносимые плетьми удары
Христос, нагруженный крестом, к Голгофе шел.
Он нес свой крест. Кровоточили раны.
Сил не было совсем, он еле-еле брел

Ханин Борис