Стихи о кораблекрушении

Надежда и любовь — всё, всё погибло!..
И сам я, бледный, обнаженный труп,
Изверженный сердитым морем,
Лежу на берегу,
На диком, голом берегу!..
Передо мной — пустыня водяная,
За мной лежат и горе и беда,
А надо мной бредут лениво тучи,
Уродливые дщери неба!
Они в туманные сосуды
Морскую черпают волну,
И с ношей вдаль, усталые, влекутся,
И снова выливают в море!..
Нерадостный и бесконечный труд!
И суетный, как жизнь моя!..
Волна шумит, морская птица стонет!
Минувшее повеяло мне в душу —
Былые сны, потухшие виденья
Мучительно-отрадные встают!

Живет на севере жена!
Прелестный образ, царственно-прекрасный!
Ее, как пальма, стройный стан
Обхвачен белой сладострастной тканью;
Кудрей роскошных темная волна,
Как ночь богов блаженных, льется
С увенчанной косами головы
И в легких кольцах тихо веет
Вкруг бледного, умильного лица,
И из умильно-бледного лица
Отверсто-пламенное око
Как черное сияет солнце!..

О черно-пламенное солнце,
О, сколько, сколько раз в лучах твоих
Я пил восторга дикий пламень,
И пил, и млел, и трепетал, —
И с кротостью небесно-голубиной
Твои уста улыбка обвевала,
И гордо-милые уста
Дышали тихими, как лунный свет, речами
И сладкими, как запах роз…
И дух во мне, оживши, воскрылялся
И к солнцу, как орел, парил!..

Молчите, птицы, не шумите, волны,
Всё, всё погибло — счастье и надежда,
Надежда и любовь!.. Я здесь один, —
На дикий брег заброшенный грозою,
Лежу простерт — и рдеющим лицом
Сырой песок морской пучины рою!..

Фёдор Тютчев

*****

Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны вёслы. В тишине
На руль склонись, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный челн;
А я — беспечной веры полн, —
Пловцам я пел… Вдруг лоно волн
Измял с налёту вихорь шумный…
Погиб и кормщик и пловец! —
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.

Александр Пушкин

*****

Судно тонет, кренится корма.
Шлюпки за борт! Спасайся, кто может!
Кто не может — молитесь. О, Боже!
Нам плюют в лица пеной ветра.
Мы вчера всё делили по-братски,
А теперь из-за лодки одной
Глотки грызли друг другу пираты,
Испустив обезумевший вой.
От накала страстей позабыли,
С кем делили флягу воды,
С кем на каторге кости гноили,
Кто кого уберёг от беды.
Запах пороха, грохот картечи,
Кровь мешали с горючей слезой.
И во время воинственной сечи
Капитан громко крикнул им: «Стой!
Мы же вместе моря бороздили,
Друг за друга стояли горой.
Мы добычу по-братски делили,
А теперь из-за лодки одной
Рвёте глотки друг другу, стараясь,
Друг вчерашний стал злейшим врагом!»
Прохрипел капитан, задыхаясь,
Пробивая дно лодки багром.
Судно тонет: корма под водой.
Словно черти, бесились пираты,
А на мачте висел, чуть живой,
Капитан одноногий — распятый.
Вот смыкаются волны кольцом,
Омывая кровавые скулы.
А на дне хохотали тайком,
Предвкушая пир знатный, акулы…

Бердов Роман

*****

Метит в небо столбами пены
Шторм свирепый, вошедший в раж.
Буйный ветер, как глас сирены
Отпевает корабль наш.
Тучи черные скрыли солнце
И светило покинуло нас,
Верно, это Нептун смеется
В роковой и суровый час.
И шутя, к смертоносным скалам
Нас на гребне волны несет
В вихре брызг и одним ударом —
Искромсает, сомнет, разобьет.
Видно дочки его скучают,
Им в подарок он шлет моряков.
Вот русалки к камням подплывают,
Ждут в объятья свои мертвецов.

Карпункова Виктория

*****

Случалось так, что в детстве я мечтал.
Поплавать по морям и океанам.
И в снах, частенько противостоял,
Морским корсарам, бурям, ураганам.
Сейчас живу в квартире городской.
И не пойму, ну что за невезение.
Цыганка нагадала, что со мной,
Случится скоро кораблекрушение.
Гадалка, что-то спутала слегка,
И выманила пару штук, некстати,
Ведь мы живем в глуби материка,
Куда мне к морю, при такой зарплате
Давай дружок от быта отдохнем,
На речке славной и в уединении,
Ведь мы с тобой от моря далеко,
Какое к черту кораблекрушение.
Но вот живу в квартире городской
Вообще вдали, от бухты Провидения,
Случиться может всякое со мной
Но только нет, не кораблекрушение!

Серенко Александр

*****

Шлюпок мало, волна холодна,
Крики, лязг, искаженные лица,
Только небо из млечного льда,
Только море без твердого дна,
Неизбежность того, что случится.

Не оставь их, суровый наш Бог,
Души замерли, словно на плахе,
Справедливости дай им урок,
Не настал, не настал ещё срок
Им исчезнуть, как стону во мраке.

Матерясь и когтями вонзясь
В гущу глоток толпы малохольной,
Душный страх, состраданьем слезясь,
Давит слабых, как трактором грязь…
Сын инстинкта — он сам подневольный.

В свалке — жизнь, не отдать бы концы,
Знатный приз кулачищам обещан.
У погибших не ноют рубцы —
Так куда же вы прёте, самцы?
Вам привидятся призраки женщин.

Лишь один дюжий малый, поправ
Всех инстинктов чугунную ношу,
Урезонил неистовый нрав,
Постигая в минуты, что прав
Своим правом на донное ложе.

Повзрослеет спасённый пацан,
И, кляня непотребно планиду,
Будет, грязен, оборван и пьян,
Вспоминать пароход, океан…

И зарок — отслужить панихиду.

Берлин Анатолий

*****

Шторм предрекают планете
хриплые звезд голоса.
Бешеный солнечный ветер
треплет ее паруса.

«Остров! Мы мчимся на остров! —
Вахтенный с мачты кричит. —
Видите?!.. Нос его острый
прямо по курсу торчит!..
Эй, вы там, черти!.. Не спите!
Ну-ка покруче к волне!
И капитану скажите:
скоро мы будем на дне!»

Только команда не слышит:
пьяная в стельку она.
Вылезли крысы и мыши.
Палуба ими полна…
Кошка под шлюпку забилась,
громко от страха шипит…
Судно совсем накренилось,
стонет протяжно, скрипит.
Вот оно быстро взлетает
на накатившийся вал.
Вахтенный вдруг умолкает:
голос совсем он сорвал.

Да и бессмысленно это:
снова пытаться кричать.
В бездну несется планета.
Как, бишь, ее величать?..

*****

Александру Назаренко
и экипажу теплохода «Шота Руставели»

Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты —
И хрипят табуны, стервенея, внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу.

И команды короткие, злые
Быстрый ветер уносит во тьму:
«Кранцы за борт!», «Отдать носовые!»
И — «Буксир, подработать корму!»

Капитан, чуть улыбаясь, —
Молвил только «Молодцы», —
Тем, кто с сушей расставаясь,
Не хотел рубить концы.

Переход — двадцать дней, — рассыхаются шлюпки,
Нынче утром последний отстал альбатрос…
Хоть бы — шторм! Или лучше — чтоб в радиорубке
Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS.

Так и есть: трое — месяц в корыте,
Яхту вдребезги кит размотал…
Так за что вы нас благодарите —
Вам спасибо за этот аврал!

Только снова назад обращаются взоры —
Цепко держит земля, всё и так и не так:
Почему слишком долго не сходятся створы,
Почему слишком часто мигает маяк?!

Капитан, чуть улыбаясь,
Молвил тихо: «Молодцы!»
Тем, кто с жизнью расставаясь,
Не хотел рубить концы.

И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао,
И ещё чёрта в ступе и бог знает что,
И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун —
Всё, куда я ногой не ступал, но зато —

Пришвартуетесь вы на Таити
И прокрутите запись мою, —
Через самый большой усилитель
Я про вас на Таити спою.

Скажет мастер, улыбаясь,
Мне и песне: «Молодцы!»
Так, на суше оставаясь,
Я везде креплю концы.

И опять продвигается, словно на ринге,
По воде осторожная тень корабля.
В напряженье матросы, ослаблены шпринги…
Руль полборта налево — и в прошлом земля!

Владимир Высоцкий

*****

На верхней палубе любви смятенье.
Голубой корабль моей мечты терпит крушенье.

Матросы в панике. Звучит сигнал тревоги.
На нижней палубе вода и стук в моторе.

Из бухты Радости мы вышли в воскресенье.
Сегодня пятница, и вот — землетрясенье.

Землетрясенье чувств, предательство, измена.
Мотор не выдержал. Корабль дал крена.

Не доверяй свою судьбу чужому,
Веди корабль сам и доплывешь до дому.

*****

После кораблекрушения

Пред старым кабаком на берегу реки,
Сося свой чубучок и угощаясь джином,
Моряк Денис Реми, храбрец, одной руки
Лишившийся давно в бою под Наварином,
Любил по вечерам матросам молодым
Рассказывать свои былые приключенья.
«Да, детушки мои — раз говорил он им —
Третьего дня пошёл от моего вступленья
На палубу шестидесятый год.
До той поры уже я всяческих невзгод
Немало вытерпел. Мой дядя пьян был вечно
И часто сироту лупил бесчеловечно,
Не зная сам, за что. Но во 100 раз скверней
Ещё мне стало жить, когда определился
Я в юнги на корабль, вот тут-то научился
Я мучиться, терпеть и прятать от людей
Все горести свои… Корабль наш вёл торговлю
В ту пору неграми, и ездил он на ловлю
Из стороны в страну. Наш капитан держал
Свой экипаж в руках, нельзя сказать, что б кротко:
Чуть что не по сердцу — пошла работать плётка,
А отколоченный сейчас же вымещал
Всю боль свою на мне. Оно и натурально:
Мальчишка-новичок!.. И мыкал горе я
Средь вечной ругани и вечного битья!
В ту пору думали, что нужно досконально
Ребёнка колотить, что б вышел из него
Моряк, как следует… Мученья своего
Я им не выдавал ни криком, ни слезою,
И верно бы пропал, когда бы надо мною
Не сжалился Господь. Он, — в Бога ведь мы все,
Вы сами знаете, сердечно верим в море, —
Мне утешение послал в столь лютом горе:
Меж этих злых людей нашёл я в добром псе
Себе приятеля. Матросы обращались
С ним так же, как со мной, — и скоро привязались
Друг к другу нежно мы. Мой славный Блэк весь день
За другом следовал, как по дороге тень.
А в те часы, когда на небо высыпали
Мильоны ярких звёзд и только рулевой,
Да двое вахтенных на корабле не спали,
Я, в темный уголок прижавшись головой
К любимцу своему, обнявши крепко шею
Его мохнатую, делился с ним моею
Печалью тяжкою, и горько плакал я,
И Блэк мой понимал все эти злые муки,
И толстым языком лицо моё и руки
Приветливо лизал… Ах, тех часов, друзья,
Мне не забыть!.. Недели две сначала
Мы плыли счастливо и по ветру… Но раз,
Когда с утра жара жестокая стояла,
Наш старый капитан, прищурив зоркий глаз —
Хоть лют у нас он был, а моряку любому
Ни в чём не уступал — вдруг крикнул рулевому:
-Эй, глянь-ка, облачко какое к нам идёт!
Вот гость непрошенный!
— Да, — отвечает тот —
Как сажа чёрное и мчится как проворно!
— Ну, что ж, мы примем вас, как следует; покорно
Прошу пожаловать! Бом-брамсель убирай!
Бом-кливер стягивай!.. Эй, черти, не зевай!..
И все, что было рук, все принялись за дело…
Но что поделаешь, когда корабль совсем
Дыряв от старости?.. А буря между тем
Пошла разгуливать. Нас било, нас вертело,
Как щепку, вверх и вниз кидало по волнам.
Мы все работали… Но скоро стало нам
Уже невмоготу: трюм залило водою.
Ну, после этого конечно не до бою
С волнами лютыми спастись бы кое-как!
И вот, мы, вымокши, хоть выжимай, как губку,
Уставши до смерти, для спуска в море шлюпку
Готовить принялись. Вдруг — дьявольское «крак»!
И палуба в куски! Корабль сталь опускаться…
Не дай Бог этаким манером искупаться!..
Не знаю, отчего передо мною в те
Минуты страшные, когда мы очутились
Впервые под водой, в могильной темноте
Все дни прошедшие живыми появились.
Деревню, родину и старую избу,
И мёртвого отца, и матушку в гробу,
Сиротство горькое, работу не под силу —
Всё, всё увидел я… Вдруг — в уши, в рот вода
Мне хлынула. Еще б минута — и в могилу
Подводную нырнуть пришлось бы навсегда,
Когда б не славный пёс. Он за ворот зубами
Схватил приятеля. Тут в двух шагах от нас
И шлюпка плавала — её одну Бог спас.

Франсуа Коппе
(Перевод Вейнберга П. И.)