Стихи о Венеции

Стихи о ВенецииВенеция — Венера тицианская…
Ей не страшна чума и сырость дня…
В ней столько страсти, нежного огня…
Погода не ровна венецианская.
Венеция — чертог миров астральных….
Обитель для повес и для поэтов…
Крылатый лев, гондолы, вапоретто…
Волшебный город среди вод хрустальных.

Кузьминская Лариса

*****

Венеция — сказка. Старинные зданья
Горят перламутром в отливах тумана.
На всём бесконечная грусть увяданья
Осенних тонов Тициана.

Максимилиан Волошин

*****

В Венеции, где голуби давно
Теснят к воде собор Святого Марка.
В Венеции, где пристаней полно,
Но нет зато троллейбусного парка.
В Венеции, которая сама
Похожа на одну большую пристань.
В Венеции, где море все дома
Подчеркивает линией волнистой.
В Венеции, где ты на пару дней
Поселишься в каком-нибудь палаццо,
Заметить вдруг, что здесь у них сильней
От сырости обои пузырятся.

Смагин Дмитрий

*****

Теряется Венеция в стихах.
Дробятся в отраженьях впечатленья.
Все в этой жизни как-то впопыхах.
Венеция — другое измеренье.

А, может, было слишком мало дней?
И, может быть, мы торопились очень?
И что-нибудь не разглядели в ней,
Когда сменялись быстро дни и ночи?

Загадочны Венеция и ты
И ваши лики так хочу воспеть я,
Но магазины, маски и мосты
Запутали маршруты сквозь столетья.

Гостиница, похожая на дом,
И море за окном, и тень гондолы.
Конечно, мы оценим все — потом…
Но вот сейчас, наверно, не готовы.

Плывут в ночи невеста с женихом,
Мост «Вздохов» проплывает под луною,
На площади Сан Марко босиком
Гуляет парень с синей бородою.

И все спешат куда-то, словно там
Случится что-то важное сегодня.
Венеция распахнута мечтам,
Как девушка наивная свободна.

Давыдов Петр

*****

Венеция… И я плыву в гондоле…
Темнеет рано, берег весь в огнях…
Я забываю о тяжелых днях…
Об испытаниях и боли…
Когда плыву и наслаждаюсь видом
Сидящих в ресторанах у канала…
Такое чувство, будто здесь бывала…
Сто лет назад… Извечное либидо…
Венеция — магнит, мое стремленье…
Где б ни была, я мыслями о ней…
Дни тороплю, чтоб шли они быстрей…
И встречи жду волшебные мгновенья.

Кузьминская Лариса

*****

Близ мест, где царствует Венеция златая,
Один, ночной гребец, гондолой управляя,
При свете Веспера по взморию плывёт,
Ринальда, Годфреда, Эрминию поёт.
Он любит песнь свою, поёт он для забавы,
Без дальных умыслов; не ведает ни славы,
Ни страха, ни надежд, и, тихой музы полн,
Умеет услаждать свой путь над бездной волн.
На море жизненном, где бури так жестоко
Преследуют во мгле мой парус одинокой,
Как он, без отзыва утешно я пою
И тайные стихи обдумывать люблю.

Александр Пушкин

*****

Если есть Венеция на свете,
То не всё так безнадёжно, друг.
У Сан-Марко голуби и дети,
И вообще людей полно вокруг.

Голуби, взлетевшие с карнизов,
Ведь не возвращаются туда.
Карнавал прошёл, бросая вызов
Скудости житейской, как всегда.

Всё резное здесь, дома ажурны,
Серый цвет, и часто — красный цвет.
Купола. Колокола. И нет
Ощущенья — бытие абсурдно.

То есть ход Венеции, когда
Ты попал в неё! Частило сердце,
Ухнуло куда-то! не беда,
Есть же соль — тогда не надо перца.

Есть мосты! Прекрасные мосты!
Львы крылаты — жалко не взлетают.
Если мир за жизнь полюбишь ты,
Значит дни недаром утекают.

Тайнопись дворцов! Они таят
Сундуки, картины, гобелены.
На тебя невидяще глядят —
Ибо ты не нужен в их Вселенной.

Серовато-зелена вода,
В ней легко двоятся отраженья.
Жизнь отдать захочешь иногда
За одно мгновенье.

*****

Той Венеции невозвратимой
Не забыть! Струится вода
И одеты серебряным дымом
Купола, кампанила, суда.

Плещут волны в изножья ступеней,
И навек в колдовство вплетены
Кружевной беломраморный гений
И белье вдоль кирпичной стены.

В узких улочках дремлют преданья
И царит кондотьер над землей
Завороженное мирозданье,
Адриатики сон золотой!

Здесь мосты упоенно-горбаты,
И старик-гондольер все поет,
Здесь резные палаццо-палаты
Переполнили сердце мое!

А в витринах старинные смальты
О купеческих «гатах» рассказ…
Мне бы, в сумерках, к Pоnte Rialto
Перед смертью пройти еще раз!

Балашов Дмитрий

*****

Поверхностью морей отражена,
Богатая Венеция почила,
Сырой туман дымился, и луна
Высокие твердыни серебрила.
Чуть виден бег далекого ветрила,
Студеная вечерняя волна
Едва шумит под веслами гондолы
И повторяет звуки баркаролы.

Михаил Лермонтов

*****

Венеция. В ней, как и прежде, дух коммерции.
Туристов в лодках, что зайчат.
Но даже гондольеров терции
Без сотни евро не звучат.
Всё продаётся-покупается:
Тарелки, маски, веера…
Она же, знай себе, купается —
Сегодня, завтра и вчера.
Венеция! Прижмусь, встревоженный,
Душой и помыслами гол,
Своей поджаристою кожею
К тугим соскам твоих гондол.
Смешная девочка, проказница,
Мил твоего лица овал!
Все дни твои — сплошные празднества,
Один пьянящий карнавал.
Кружишься ты легко и ярко.
И я, с весёлостью твоей,
На площади Святого Марка
Кормлю бесстрашных голубей.
Понятней здесь слова провидца,
Раскрывшего твой норов впредь —
В Венеции нельзя родиться,
А можно только умереть.
Вплету в своих стихов венец и я
Каналов да мостов тесьму.
Отдайся мне, молю, Венеция!
Иначе силою возьму!

Озарянин Олег

*****

Ты снилась мне, Венеция, по Джеймсу,
Завернутая в летнюю жару,
С клочком земли, засаженным цветами,
И полуразвалившимся жильем,
Каналами изрезанная сплошь.

Ты снилась мне, Венеция, по Манну,
С мертвеющим на пляже Ашенбахом
И смертью, образ мальчика принявшей.
С каналами? С каналами, мой друг.

Кушнер Александр

*****

Такого
Больше нет нигде.
Стоит Венеция
В воде!
Здесь множество
Дворцов и шпилей,
Но не видать
Автомобилей.

Шварц М.

*****

Летели звёзды и качали ветки сада,
И был полёт их похож на танец.
Пел этой ночью под балконом серенаду
Венецианке венецианец.

Ему прелестница лица не открывала,
Внимая звукам в красивой маске.
И вся Венеция в одеждах карнавала
Была фрагментом волшебной сказки.

Века застыли в очертаниях каналов,
Где гондольеры гондолы гнали.
И кантилена над Венецией звучала,
Венецианки всю ночь не спали.

И как уснуть, когда чарует ночь-колдунья,
А воздух страстью любовной дышит,
И, будоража кровь, горячий ветер дует
Над островерхой старинной крышей.

Пусть серенада не смолкает под балконом
И что-то в сердце девчонки дрогнет,
Она amore в темноте прошепчет сонно
И перестанет быть с милым строгой…

Лариса Рубальская

*****

В Венецию — где солнце и вода…
Стремит душа — за светлым вдохновеньем,
Есть вечные на карте города,
К которым отношусь с благоговеньем.
Она не вечна, в этом и беда,
Она как Атлантида уязвима,
Ее душа прекрасна и ранима,
И враг ее — бегущая вода.
Венеция — любимый город мой,
В котором бы навеки поселилась,
Стихи писала, по утрам молилась,
И не желала б доли я иной.

Кузьминская Лариса

*****

Город чудный, чресполосный —
Суша, море по клочкам, —
Безлошадный, бесколёсный,
Город — рознь всем городам!
Пешеходу для прогулки
Сотни мостиков сочтёшь;
Переулки, закоулки, —
В их мытaрствах пропадёшь.
Вместо улиц — коридоры,
Где народ валит гуськом,
Зданья — мраморные горы,
ИзваЯнные резцом.
Здесь — прозрачные дороги
И в их почве голубой
Отражаются чертоги,
Строя город — под водой.
Экипажи — точно гробы,
Кучера — одни гребцы.
Рядом — грязные трущобы
И роскошные дворцы.
Нищеты, великолепья
Изумительная смесь;
Злато, мрамор и отрепья:
Падшей славы скорбь и спесь!..
Торжествуя над веками
И над злобною враждой,
Он цветёт ещё пред нами
Всемогущей красотой…

Петр Вяземский

*****

В петляющих проулков темноту,
В играющее солнышко в просветах,
Я влюблена, как многие поэты,
В венецианскую загадку и мечту!

Когда-то по каналам здесь и там
Синьоры в накрахмаленных камзолах
Катали дам на лаковых гондолах,
Влюбленные гуляли по мостам.

Сегодня то же небо, как тогда,
Над храмами, колоннами, крестами,
Фонтанами, причалами, дворцами.
Но, говорят, Венеция — не та!

Что гондольеров песни не слышны,
В них не влюбляются мечтательные девы,
Не заезжают короли и королевы
Сюда, в Венецию, в объятья тишины.

Покуда не увидите, не верьте!
Осталась прежней дивная ривьера!
Нет сладостнее песни гондольера!
Нет сказочнее города на свете!

Руш Наталья

*****

Темно, и розных вод смешались имена.
Окраиной басов исторгнут всплеск короткий
То розу шлет тебе, Венеция моя,
в Куоккале моей рояль высокородный.

Насупился — дал знать, что он здесь ни при чем.
Затылка моего соведатель настойчив.
Его: «Не лги!» — стоит, как Ангел за плечом,
с оскомою в чертах. Я — хаос, он — настройщик.

Канала вид… — Не лги! — в окне не водворен
и выдворен помин о виденном когда-то.
Есть под окном моим невзрачный водоем,
застой бесславных влаг. Есть, признаюсь, канава.

Правдивый за плечом, мой Ангел, такова
протечка труб — струи источие реально.
И розу я беру с роялева крыла.
Рояль, твое крыло в родстве с мостом Риальто.

Не так? Но роза — вот, и с твоего крыла
(застенчиво рука его изгиб ласкала).
Не лжет моя строка, но все ж не такова,
чтоб точно обвести уклончивость лекала.

В исходе час восьмой. Возрождено окно.
И темнота окна — не вырожденье света.
Цвет — не скажу какой, не знаю. Знаю, кто
содеял этот цвет, что вижу, — Тинторетто.

Мы дожили, рояль, мы — дожи, наш дворец
расписан той рукой, что не приемлет розы.
И с нами Марк Святой, и золотой отверст
зев льва на синеве, мы вместе, все не взрослы.

— Не лги! — Но мой зубок изгрыз другой букварь.
Мне ведом звук черней диеза и бемоля.
Не лгу — за что запрет и каркает бекар?
Усладу обрету вдали тебя, близ моря.

Труп розы возлежит на гущине воды,
которую зову как знаю, как умею.
Лев сник и спит. Вот так я коротаю дни
в Куоккале моей, с Венецией моею.

Обосенел простор. Снег в ноябре пришел
и устоял. Луна была зрачком искома
и найдена. Но что с ревнивцем за плечом?
Неужто и на час нельзя уйти из дома?

Чем занят ум? Ничем. Он пуст, как небосклон.
— Не лги! — и впрямь я лгун, не слыть же недолыгой.
Не верь, рояль, что я съезжаю на поклон
к Венеции — твоей сопернице великой.

. . . . . . . . . . . . .

Здесь — перерыв. В Италии была.
Италия светла, прекрасна.
Рояль простил. Но лампа — сокровище окна, стола —
погасла.

Белла Ахмадуллина

*****

Жёлто-красныx домов тупики.
Не крыльцо — для гондолы причал.
По колено в воде фонари
И пропитанный солью квартал.

Спину выгнули аркой мосты
Дав проход для гондолы-улыбки,
И под ветром святые черты
Потеряли, как будто под пыткой.

Тут короткие улиц штрихи,
Нету места фонтанам, дворцам.
И бельё на стене у реки
Так подобно цветным парусам.

По утру все лавчонки заполнятся
Языками неведомых стран,
Но по узким каналам Венеции
Не гулять нам с тобой, капитан.

Ты по зыбким, предательским улицам,
Уплывёшь, не оставив следа.
Ухмыльнётся привычно разлучница
Темноглазая моря волна.

Рачицкая Ольга

*****

Об этом, милая, молчи.
Её я видел за дверями
В изящном платье из парчи,
С чуть приоткрытыми плечами.
Не отражаясь в зеркалах
И за улыбкой пряча горе,
Она скользила в облаках,
Ногой едва касаясь моря.
И я, как глупый кавалер,
Доверил честь её улыбке.
Лишь грустный мальчик-гондольер
Играл нам на разбитой скрипке.
Я эту ночь забыть не смог,
Молясь её святым коленям.
Знать, что Венеция — мой рок,
Дороже сотен откровений.

*****

Поздно. Гиганты на башне
Гулко ударили три.
Сердце ночами бесстрашней,
Путник, молчи и смотри.

Город, как голос наяды,
В призрачно-светлом былом,
Кружев узорней аркады,
Воды застыли стеклом.

Верно, скрывают колдуний
Завесы черных гондол
Там, где огни на лагуне
— Тысячи огненных пчел.

Лев на колонне, и ярко
Львиные очи горят,
Держит Евангелье Марка,
Как серафимы крылат.

А на высотах собора,
Где от мозаики блеск,
Чу, голубиного хора
Вздох, воркованье и плеск.

Может быть, это лишь шутка,
Скал и воды колдовство,
Марево? Путнику жутко,
Вдруг… никого, ничего?

Крикнул. Его не слыхали,
Он, оборвавшись, упал
В зыбкие, бледные дали
Венецианских зеркал.

Николай Гумилев

*****

Веницейской жизни, мрачной и бесплодной,
Для меня значение светло.
Вот она глядит с улыбкою холодной
В голубое дряхлое стекло.

Тонкий воздух кожи, синие прожилки,
Белый снег, зеленая парча.
Всех кладут на кипарисные носилки,
Сонных, теплых вынимают из плаща.

И горят, горят в корзинах свечи,
Словно голубь залетел в ковчег.
На театре и на праздном вече
Умирает человек.

Ибо нет спасенья от любви и страха,
Тяжелее платины Сатурново кольцо,
Черным бархатом завешенная плаха
И прекрасное лицо.

Тяжелы твои, Венеция, уборы,
В кипарисных рамах зеркала.
Воздух твой граненый. В спальнях тают горы
Голубого дряхлого стекла.

Только в пальцах — роза или склянка,
Адриатика зеленая, прости!
Что же ты молчишь, скажи, венецианка,
Как от этой смерти праздничной уйти?

Черный Веспер в зеркале мерцает,
Все проходит, истина темна.
Человек родится, жемчуг умирает,
И Сусанна старцев ждать должна.

Осип Мандельштам

*****

Лунный свет сверкает ярко,
Осыпая мрамор плит;
Дремлет Лев Святого Марка,
И царица моря спит.
По каналам посребренным
Опрокинулись дворцы,
И блестят веслом бессонным
Запоздалые гребцы.
Звезд сияют мириады,
Чутко в воздухе ночном;
Осребренные громады
Вековым уснули сном.

Афанасий Фет

*****

Я был разбужен спозаранку
Щелчком оконного стекла.
Размокшей каменной баранкой
В воде венеция плыла.

Все было тихо, и, однако,
Во сне я слышал крик, и он
Подобьем смолкнувшего знака
Еще тревожил небосклон.

Он вис трезубцем скорпиона
Над гладью стихших мандолин
И женщиною оскорбленной,
Быть может, издан был вдали.

Теперь он стих и черной вилкой
Торчал по черенок во мгле.
Большой канал с косой ухмылкой
Оглядывался, как беглец.

Вдали за лодочной стоянкой
В остатках сна рождалась явь.
Венеция венецианкой
Бросалась с набережных вплавь.

Борис Пастернак

*****

Резные фасады, узорные зданья
На алом пожаре закатного стана
Печальны и строги, как фрески Орканья, —
Горят перламутром в отливах тумана…
Устало мерцают в отливах тумана
Далеких лагун огневые сверканья…
Вечернее солнце, как алая рана…
На всем бесконечная грусть увяданья.
О пышность паденья, о грусть увяданья!
Шелков Веронеза закатная Кана,
Парчи Тинторетто… и в тучах мерцанья
Осенних и медных тонов Тициана…
Как осенью листья с картин Тициана
Цветы облетают… Последнюю дань я
Несу облетевшим страницам романа,
В каналах следя отраженные зданья…
Венеции скорбной узорные зданья
Горят перламутром в отливах тумана.
На всем бесконечная грусть увяданья
Осенних и медных тонов Тициана.

Максимилиан Волошин

*****

Золотая голубятня у воды,
Ласковой и млеюще-зеленой;
Заметает ветерок соленый
Черных лодок узкие следы.

Сколько нежных, странных лиц в толпе.
В каждой лавке яркие игрушки:
С книгой лев на вышитой подушке,
С книгой лев на мраморном столбе.

Как на древнем, выцветшем холсте,
Стынет небо тускло-голубое…
Но не тесно в этой тесноте
И не душно в сырости и зное.

Анна Ахматова

*****

Дож Венеции свободной
Средь лазоревых зыбей,
Как жених порфирородный,
Достославно, всенародно
5 Обручался ежегодно
С Адриатикой своей.

И недаром в эти воды
Он кольцо свое бросал:
Веки целые, не годы
10 (Дивовалися народы),
Чудный перстень воеводы
Их вязал и чаровал…

И чета в любви и мире
Много славы нажила —
15 Века три или четыре,
Все могучее и шире,
Разрасталась в целом мире
Тень от львиного крыла.

А теперь? В волнах забвенья
20 Сколько брошенных колец!..
Миновались поколенья, —
Эти кольца обрученья,
Эти кольца стали звенья
Тяжкой цепи наконец!..

Федор Тютчев

*****

Почему под солнцем юга в ярких красках и цветах,
В формах выпукло-прекрасных представал пред взором прах?

Здесь — пришлец я, но когда-то здесь душа моя жила.
Это понял я, припомнив гондол черные тела.
Это понял, повторяя Юга полные слова,
Это понял, лишь увидел моего святого Льва!

От условий повседневных жизнь свою освободив,
Человек здесь стал прекрасен и как солнце горделив.
Он воздвиг дворцы в лагуне, сделал дожем рыбака,
И к Венеции безвестной поползли, дрожа, века.

И доныне неизменно все хранит здесь явный след
Прежней дерзости и мощи, над которой смерти нет.

Валерий Брюсов

*****

На этот раз не для миллионеров,
На этот раз не ради баркаролл
Четыреста красавцев гондольеров
Вошли в свои четыреста гондол.
Был день как день. Шныряли вапоретто.
Заваленная грудами стекла,
Венеция, опущенная в лето,
По всем своим артериям текла.
И вдруг, подняв большие горловины,
Зубчатые и острые, как нож,
Громада лодок двинулась в теснины
Домов, дворцов, туристов и святош.
Сверкая бронзой, бархатом и лаком,
Всем опереньем ветхой красоты,
Она несла по городским клоакам
Подкрашенное знамя нищеты.
Пугая престарелых ротозеев,
Шокируя величественных дам,
Здесь плыл на них бесшумный бунт музеев,
Уже не подчиненных господам.
Здесь плыл вопрос о скудости зарплаты,
О хлебе, о жилище, и вблизи
Пятисотлетней древности палаты,
Узнав его, спускали жалюзи.
Венеция, еще ты спишь покуда,
Еще ты дремлешь в облаке химер.
Но мир не спит, он друг простого люда,
Он за рулем, как этот гондольер!

Заболоцкий Николай

*****

Вечер в Венеции. Холодно, сыро… Каналы
Льют свои воды куда-то из города прочь…
Дремлют гондолы на привязи возле причала,
Тихо качают носами. Нельзя превозмочь
Чайкам зевоту — лениво над волнами крылья
По ветру бросив, парят, чтобы в море упасть,
Врезавшись телом упругим среди изобилья
Мелких рыбешек. А солнца червовая масть
Тает в тумане… И пыльная площадь Сан-Марко
Не привлекает к себе ворчунов-голубей…
Сто островков, перечеркнутых намертво аркой
Тонких мостов, загорелись дорожкой огней —
Как паутинка… Рассыпаны звезды и брызги
В окнах, до блеска натертых вечерней хандрой.
Холодно… Город напился гулянками вдрызг и
Хочет остаться один. Но ночной мошкарой
Бродят по улочкам тесным туристы и гости.
Будит кварталы восторженно громкая речь
Всех языков… И Венеция держит их в горсти —
Ласково носит, пытается как-то развлечь
Доброй хозяйкой. И вспышки мгновенного фото,
Словно тавро отпечатались в душах людей…
Кто-то, уехав, уже не вернется, а кто-то
Снова приедет пройтись по камням площадей…

Виктория Скриган

*****

Холодный ветер от лагуны.
Гондол безмолвные гроба.
Я в эту ночь — больной и юный —
Простерт у львиного столба.

На башне, с песнию чугунной,
Гиганты бьют полночный час.
Марк утопил в лагуне лунной
Узорный свой иконостас.

В тени дворцовой галлереи,
Чуть озаренная луной,
Таясь, проходит Саломея
С моей кровавой головой.

Всё спит — дворцы, каналы, люди,
Лишь призрака скользящий шаг,
Лишь голова на черном блюде
Глядит с тоской в окрестный мрак.

Александр Блок

*****

У каждого в душе своя Венеция —
Сан-Марко площадь, море голубей…
И вновь, закрыв глаза, лелею в сердце я, —
Что, может, прикоснусь к мечте своей?

Я, может быть, опять пройдусь по площади? —
Собор Сан-Марко вновь ошеломит…
И Дожей Дворец тонкой своею роскошью,
Изыском своих линий восхитит!

Я поднимусь на мост Риальто зачарованно,
И на Большой канал с его красот взгляну…
Мост Вздохов где-то в памяти оторванно
Останется с грустинкой, — я в «Раю»!

Гондолы величаво плывут-шествуют,
И гондольеры грациозны, как всегда…
Такси морские — прям «стихийно бедствие»! —
Снуют туда-сюда, туда-сюда…

Венеция! Венеция! Венеция!
Мостов ажурных твоих мне не перечесть…
И на балконах узких улочек, Венеция,
Висит, порой, белье — твое, какая честь!

Штрем Рената

*****

Феерия, божественность, игра гротеска…
Венецию в красе любому сложно превзойти!
Она чарует душу, ведь под сенью трепетного блеска
Ее красоты — благость и спасение души!

Загадочность Куинджи, струны музыки Вивальди,
Венеции история хранит очарование времен.
Сам Сальвадор Дали с маэстро Гарибальди
Отдали дань красе. Сан Марко был польщен!

Куда поехать? Выбор очевиден!
В Венецию, конечно! В вечный город на воде!
Без эльфов и любви ведь мир обыден,
Пути Венеции ведут к твоей судьбе!

Вокзал Санта Лючия в городе мечты,
Большой канал, гондолы, вапоретто,
Билет в ладошке, только я и ты…
Любовь растворена в бокале аморетто.

Приветливые люди, смех, улыбки,
Buon giorno, signorina, come stai?
Красавец итальянец, звуки скрипки,
Свет неба на воде, блаженство, рай.

Мой вапоретто плыл с изяществом и благородством
Подставив взору мощь, нетленную красу;
Готические арки спорили с уродством
От взора на которую сам Бог роняет слез росу.

Дворец Фоскари, Барбариго, Ponte di Rialto
Мост Скальци, Ка’ Реццонико, свет базилик;
Глас города далек от ординарного контральто,
Скорее ультразвук иль сердца потаенный крик.

Трепещущее сердце города — Сан Марко,
Величие Дворца и воркованье голубей.
Душа свободна, словно в порто-франко,
Ликует и поет словно Орфей!

Любой театр не сравним с узоров декораций,
А запах моря пропитал тут каждый миг,
Аккордеоны гондольер, шедевры готики, полет ассоциаций,
Мост Вздохов, шепот фонарей и светотени блик.

Венеция извилиста и полнокровна словно улица,
Полна каналов, маленьких мостов и площадей,
Она рисует мир словно Эмир Кустурица,
Венчает тайну жизни и страны теней.

Любитель старины найдет в Венеции шедевры,
Изысканная публика — и блеск, и шик, и лоск,
Влюбленные укроются щитом Минервы,
Любителям абстракции откроет тайну Босх.

Подвески из murano для девиц прекрасных,
Hand-madeкосметика украсит дам всех возрастов,
Богемная картина — символ мира властных,
Фарфор и золото — вне всяких слов!

Мешочки конфетти добавят Вам уюта,
Пьеро и Коломбина поразят друзей,
Парча, шелк, гобелен противники Ар Брюта:
В Венеции есть все — до самых мелочей!

Венеция — хранительница сказки,
Словно жемчужина таишься в плеске волн.
Ты не скупа на чувства и щедра на ласки,
Божеств бессмертных приютила сонм!

Твоя душа открыта для врага и друга,
А сердца стук звучит с влюбленным в унисон.
Для смертного не знать красы твоей — святая мука,
И пропустить тебя — дурной лишь тон!

Соломатина Ирина

*****

Колоколов средневековый
Певучий зов, печаль времен,
И счастье жизни вечно новой,
И о былом счастливый сон.

И чья-то кротость, всепрощенье
И утешенье: все пройдет!
И золотые отраженья
Дворцов в лазурном глянце вод.

И дымка млечного опала,
И солнце, смешанное с ним,
И встречный взор, и опахало,
И ожерелье из коралла
Под катафалком водяным.

Иван Бунин

*****

Картинки, знакомые с детства,
тебе показали в Венеции —
и кремовый торт Сан Марко,
и сонмы сбежавших из зоопарка
крылатых львов, туристов и голубей,
И небо, воды голубей…
И воду, глубже неба, с опрокинутыми мостами.
И предчувствие цунами.

Рейн Евгений

*****

Опять встречаю с дрожью прежней,
Венеция, твой пышный прах!
Он величавей, безмятежней
Всего, что создано в веках!

Что наших робких дерзновений
Полет, лишенный крыльев! Здесь
Посмел желать народный гений
И замысл свой исчерпать весь.

Где грезят древние палаты,
Являя мраморные сны,
Не горько вспомнить мне не сжатый
Посев моей былой весны,

И над руиной Кампаниле,
Венчавшей прежде облик твой,
О всем прекрасном, что в могиле,
Мечтать с поникшей головой.

Пусть гибнет все, в чем время вольно,
И в краткой жизни, и в веках!
Я вновь целую богомольно
Венеции бессмертный пpax!

Валерий Брюсов

*****

Прощай, Венеция! Твой Ангел блещет ярко
На башне городской, и отдаленный звон
Колоколов Святого Марка
Несется по воде, как чей-то тихий стон.
Люблю твой золотой, твой мраморный собор,
На сон, на волшебство, на вымысел похожий,
Народной площади величье и простор
И сумрак галерей в палаццо древних Дожей,
Каналы узкие под арками мостов
И ночью в улице порою звук несмелый
Ускоренных шагов;
Люблю я мрамор почернелый
Твоих покинутых дворцов,
Мадонны образок с лампадой одинокой
Над сваями, в немых лагунах Маломокко,
Где легче воздуха прозрачная вода:
Она живет, горит, и дышит, и синеет,
И, словно птица, в ней гондола, без следа,
Без звука, — черная, таинственная реет.

Дмитрий Мережковский

*****

На площади Святого Марка,
Средь голубиной мишуры,
В скрипачных слезах огнепалких,
Соборы золотом цвели.
Дух Гете, Пруста, Твена, Манна
Глотком вина сплетал строку
Меж столиками «Флориана»,
Под колокольную тоску.
Венецианские порталы,
Нептуна сеть, да Марса перст,
Фруктово-рыбные развалы,
Дворцов соседствующих спесь.
Палаты дожей — зал тщеславья,
Встречают сонм открытых ртов,
Из камня высечен печалью
Венец колонн, мостов и львов.
Шарманка оперного хора
Вздувает «Ла Финичи» нимб,
Здесь все исполнено простора
Морских кровей, морских глубин.
Адриатические косы
Раздел мой взгляд в плавучий сквер,
Где по канальным веткам носит
Лихую песню гондольер.

Джон Ричардс

*****

Венецианское тепло,
Венецианские мотивы,
Мелодий нежных переливы
И волн ажурное стекло.

Интимность маленьких кофеен,
В витринах маски, веера,
Морские дерзкие ветра
И маскарадные затеи.

Когда водою ты прирУчен,
Как лев летящий над Сан-Марко,
Мосты вздыхают здесь и арки,
Приемлешь этот мир плавучий.

Кузьминская Лариса

*****

О чем мечтает юный гондольер…
О волнах легких или о красотке,
Что этой ночью обнимал он в лодке,
Причалившей средь парусных галер?

Звенели бусы, бились волны нежно,
И плыл весь мир куда-то в небеса,
И лунные искрились паруса,
И отражались в мареве безбрежном.

Венеция — плывущие гондолы,
Большой канал, Палаццо и мосты,
Волшебный город, будто из мечты,
И мягкое звучанье баркаролы.

Во всем присутствуют приметы красоты,
В ажуре арок светлого Сан-Марко,
Наверно, здесь бы поселились парки,
Сойдя с Олимпа вечной высоты.

Кузьминская Лариса

*****

О лебедь городов, воды и солнца брат!
Уснувший, как в гнезде, меж тростников, средь ила
Лагуны, что тебя вскормила и взрастила,
Как все историки и гости говорят.

Подобный лилии гигантской, ты зачат
От моря синего, чья бездна охранила
Твои дома, дворцы, твой храм, твои ветрила,
И солнечную мощь, и рыцарский наряд.

О город призрачный, где вместо улиц — реки,
Где в зыбкой глубине узор, всегда скользящий,
Из кровель, портиков, и лодок, и мостков,

Мне кажется, вот-вот исчезнет он навеки,
Мираж: далекий флот, в безбрежность уходящий,
Иль замок, выросший на миг из облаков.

Генри Лонгфелло
(Перевод Левика В.)

*****

На молу и ветрено и ярко,
Пеной стынет моря влажный пыл.
В давний день здесь лев святого Марка
Омочил концы державных крыл.

С той поры плывут волнами годы,
Трепет волн всё так же чист и синь,
Так же о дарах святой свободы
Возвещает стройная латынь.

Этот звон — и этот камень серый…
Если ж взгляд на Локрум подниму —
Вижу в дымке царственной галеры
Плавно уходящую корму.

Алексеева Лидия

*****

Твои капризы, как к обеду специи,
Я к ним привык, и нет на них управы.
Вот острова… большой канал… Венеция…
Трагетто ждем с тобой у переправы.

Стремишься ты в кафе, где был Хемингуэй,
Иосиф Бродский, Байрон, Казанова,
Богемный «Флореан» — созвездие людей…
Чтоб-таки, были все они здоровы!

С собою взяли кипятильник и стакан,
И кофе твой, турецкий, прихватили.
Раз в десять больше заплатил, чтоб милой стан
Сидел там, где Руссо с друзьями были!

Твои капризы, как остринки специи
К домашним, милым, дармовым котлетам.
А кофе в барах пьют всегда в Венеции
За евро, но с бесплатным туалетом…

Бланк Ефим

*****

Хрустит хрустально хворост вод
И увлекает прямо в вечность…
Где снег, где свет, где сюр и млечность,..
Где нимфы водят хоровод.

Стекло мурано — море снов,
Но воплощенное в реальность,
В предмете каждом гениальность —
От ваз до вычурных часов.

Как рыбы черные гондолы…
Плывут вальяжно — вечный путь,
И катят волны, словно ртуть,
Под звуки нежные виолы.

Венеция — венец творений.
Здесь дух витает Казановы,
Крылатый лев к столбу прикован,
Здесь сердце жаждет откровений.

Волшебный город на волнах,
Мечты высокой воплощенье,
В него я жажду возвращенья
И брежу им в полночных снах.

Кузьминская Лариса

*****

Солнца луч глух и нем, но окрасил росу,
как когда-то старинные фрески.
Я соборов красу через жизнь пронесу,
через горы, моря, перелески.

«Опускаются руки, исчезли слова» —
так бывает, и некуда деться…
Только будет сто раз голова не права,
правда будет, как прежде, у сердца.

«Корабли постоят и ложатся на курс»,
станет грустно и жалко кого-то.
Так Высоцкий нам пел. Я Венеции пульс
до сих пор ощущаю на фото.

Красоту не собрать по мельчайшим частям,
и душе фотографии мало,
но морозной порой я её по ночам
отпускаю летать вдоль канала.

Кожейкин Александр

*****

Венецианская ночь

Ночь весенняя дышала
Светло-южною красой;
Тихо Брента протекала,
Серебримая луной;
Отражен волной огнистой
Блеск прозрачных облаков,
И восходит пар душистый
От зеленых берегов.

Свод лазурный, томный ропот
Чуть дробимыя волны,
Померанцев, миртов шепот
И любовный свет луны,
Упоенья аромата
И цветов и свежих трав,
И вдали напев Торквата
Гармонических октав —

Все вливает тайно радость,
Чувствам снится дивный мир,
Сердце бьется, мчится младость
На любви весенний пир;
По водам скользят гондолы,
Искры брызжут под веслом,
Звуки нежной баркаролы
Веют легким ветерком.

Что же, что не видно боле
Над игривою рекой
В светло-убранной гондоле
Той красавицы младой,
Чья улыбка, образ милый
Волновали все сердца
И пленяли дух унылый
Исступленного певца?

Нет ее: она тоскою
В замок свой удалена;
Там живет одна с мечтою,
Тороплива и мрачна.
Не мила ей прелесть ночи,
Не манит сребристый ток,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.

Но густее тень ночная;
И красот цветущий рой,
В неге страстной утопая,
Покидает пир ночной.
Стихли пышные забавы,
Все спокойно на реке,
Лишь Торкватовы октавы
Раздаются вдалеке.

Вот прекрасная выходит
На чугунное крыльцо;
Месяц бледно луч наводит
На печальное лицо;
В русых локонах небрежных
Рисовался легкий стан,
И на персях белоснежных
Изумрудный талисман!

Уж в гондоле одинокой
К той скале она плывет,
Где под башнею высокой
Море бурное ревет.
Там певца воспоминанье
В сердце пламенном живей,
Там любви очарованье
С отголоском прежних дней.

И в мечтах она внимала,
Как полночный вещий бой
Медь гудящая сливала
С вечно-шумною волной,
Не мила ей прелесть ночи,
Душен свежий ветерок,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.

Тучи тянутся грядою,
Затмевается луна;
Ясный свод оделся мглою;
Тма внезапная страшна.
Вдруг гондола осветилась,
И звезда на высоте
По востоку покатилась
И пропала в темноте.

И во тме с востока веет
Тихогласный ветерок;
Факел дальний пламенеет, —
Мчится по морю челнок.
В нем уныло молодая
Тень знакомая сидит,
Подле арфа золотая,
Меч под факелом блестит.

Не играйте, не звучите,
Струны дерзкие мои:
Славной тени не гневите!..
О! свободы и любви
Где же, где певец чудесный?
Иль его не сыщет взор?
Иль угас огонь небесный,
Как блестящий метеор?

Иван Козлов

*****

Восемь лет в Венеции я не был…
Всякий раз, когда вокзал минуешь
И на пристань выйдешь, удивляет
Тишина Венеции, пьянеешь
От морского воздуха каналов.
Эти лодки, барки, маслянистый
Блеск воды, огнями озаренной,
А за нею низкий ряд фасадов
Как бы из слоновой грязной кости,
А над ними синий южный вечер,
Мокрый и ненастный, но налитый
Синевою мягкою, лиловой, —
Радостно все это было видеть!

Восемь лет… Я спал в давно знакомой
Низкой, старой комнате, под белым
Потолком, расписанным цветами.
Утром слышу, — колокол: и звонко
И певуче, но не к нам взывает
Этот чистый одинокий голос,
Голос давней жизни, от которой
Только красота одна осталась!
Утром косо розовое солнце
Заглянуло в УЗКИЙ переулок,
Озаряя отблеском от дома,
От стены напротив — и опять я
Радостную близость моря, воли
Ощутил, увидевши над крышей,
Над бельем, что по ветру трепалось,
Облаков сиреневые клочья
В жидком, влажно-бирюзовом небе.
А потом на крышу прибежала
И белье снимала, напевая,
Девушка с раскрытой головою,
Стройная и тонкая… Я вспомнил
Капри, Грациэллу Ламартина…
Восемь лет назад я был моложе,
Но не сердцем, нет, совсем не сердцем!

В полдень, возле Марка, что казался
Патриархом Сирии и Смирны,
Солнце, улыбаясь в светлой дымке,
Перламутром розовым слепило.
Солнце пригревало стены Дожей,
Площадь и воркующих, кипящих
Сизых голубей, клевавших зерна
Под ногами щедрых форестьеров.
Все блестело — шляпы, обувь, трости,
Щурились глаза, сверкали зубы,
Женщины, весну напоминая
Светлыми нарядами, раскрыли
Шелковые зонтики, чтоб шелком
Озаряло лица… В галерее
Я сидел, спросил газету, кофе
И о чем-то думал… Тот, кто молод,
Знает, что он любит. Мы не знаем —
Целый мир мы любим… И далеко,
За каналы, за лежавший плоско
И сиявший в тусклом блеске город,
За лагуны Адрии зеленой,
В голубой простор глядел крылатый
Лев с колонны. В ясную погоду
Он на юге видит Апеннины,
А на сизом севере — тройные
Волны Альп, мерцающих над синью
Платиной горбов своих ледяных…

Вечером — туман, молочно-серый,
Дымный, непроглядный. И пушисто
Зеленеют в нем огни, столбами
Фонари отбрасывают тени.
Траурно Большой канал чернеет
В россыпи огней, туманно-красных,
Марк тяжел и древен. В переулках —
Слякоть, грязь. Идут посередине, —
В опере как будто. Сладко пахнут
Крепкие сигары. И уютно
В светлых галереях — ярко блещут
Их кафе, витрины. Англичане
Покупают кружево и книжки
С толстыми шершавыми листами,
В переплетах с золоченой вязью,
С грубыми застежками… За мною
Девочка пристряла — все касалась
До плеча рукою, улыбаясь
Жалостно и робко: «Mi d’un soldo!»1
Долго я сидел потом в таверне,
Долго вспоминал ее прелестный
Жаркий взгляд, лучистые ресницы
И лохмотья… Может быть, арабка?

Ночью, в час, я вышел. Очень сыро,
Но тепло и мягко. На пьяцетте
Камни мокры. Нежно пахнет морем,
Холодно и сыро вонью скользких
Темных переулков, от канала —
Свежестью арбуза. В светлом небе
Над пьяцеттой, против папских статуй
На фасаде церкви — бледный месяц:

То сияет, то за дымом тает,
За осенней мглой, бегущей с моря.
«Не заснул, Энрико?» — Он беззвучно,
Медленно на лунный свет выводит
Длинный черный катафалк гондолы,
Чуть склоняет стан — и вырастает,
Стоя на корме ее… Мы долго
Плыли в узких коридорах улиц,
Между стен высоких и тяжелых…

В этих коридорах — баржи с лесом,
Барки с солью: стали и ночуют.
Под стенами — сваи и ступени,
В плесени и слизи. Сверху — небо,
Лента неба в мелких бледных звездах…
В полночь спит Венеция,- быть может,
Лишь в притонах для воров и пьяниц,
За вокзалом, светят щели в ставнях,
И за ними глухо слышны крики,
Буйный хохот, споры и удары
По столам и столикам, залитым
Марсалой и вермутом… Есть прелесть
В этой поздней, в этой чадной жизни.

Иван Бунин

*****

Вот мы и в Венеции. Зверски жарко!
Похоже чем-то на Рижский вокзал,
Но слева Канал, а прямо Сан Марко.
Не то… Всё снова: Собора портал,

Вверху Иисус, у самого входа,
Внутри мозаики солнечный шквал,
По сторонам — муки Его народа…
— Нет, лучше об этом…
Венеция,прежде всего, — карнавал!

Толпы на улице, уйма народу,
У каждого маска, у каждого роль.
Как не старайся, не разгадаешь сроду,
Кто русский мент, кто аглицкий король.

Или Адольф… он тоже здесь бывал.
В кафе, где мы сидели пил он кофе,
Газетки итальянские читал
И грезил о большой, большой Европе.

Да, к чёрту карнавал! В жару здесь всё застыло!
Венеция висит, воды не прикасаясь,
Гондолы шастают уныло,
Влюблённые сидят, не разлепляясь.

Жара течёт, как жидкое стекло!
Венецианское стекло! Оно то здесь повсюду:
В витринах, что ценой нас потрясло,
И у хозяйки, моющей посуду.

И мы, стеклом украсив декольте,
Спешим на музыку, ей эпи-центр — Сан -Марко,
Бриз долгожданный веет в темноте,
Рояли какофонят сладко, сладко!

Мы падаем, издав протяжный стон,
За столик, самый ближний от канала.
Венеция, прекрасна ты…! Пардон,
Гэй, обер, Кьянти! Два больших бокала!

Инна Дождь

*****

Венецианский житель

Вы очаровались тоже
Ей, купчихой той пригожей.

И поете славно сами
За поэтов голосами:

«Вот меж городов — виденье,
Авантюр и грез творенье.
Для изгнанников здесь пристань,
Муза странникам речистым.
Хоть и смолкла силы поступь,
Но легенд и песен — россыпь.
Восхищения невеста
Слишком знаменита — честно».

Вы, ее увидев тоже,
Захотели быть построже.

И брутальными словами
Отзываетесь о даме:

«Изощренная кокетка
Знает торг: за взгляд — монетка.
Дряхлость, что красу, сбывает,
Дурит, топит, обирает.
Выжига старинной хватки
Рада высказать остатки.
Слишком топтано здесь место…
Судим не предвзято — честно!»

Мы ее открыли тоже:
День проплавали, как можем.

И вблизи святого Марка
Веселились мы, узнав
Труффальдино — патриарха*
Презапутанных забав.

Признавался нам приятель:
«Жулик я, и я — мечтатель.

Смехом сватаю удачу,
Слезы от злорадных прячу.

Ипохондриков врачую,
Фрукты чудные ворую.

Прыгну, легкий, там, где тяжко…
Прочной я сродни стекляшке.

Станешь ловким, если должно
Там цвести, где выжить сложно.

Я и выживаю — разный,
Неподвластный роли ясной.

Так дивитесь мне, друзья:
Плутня — я и песня — я!»

Ржевская Валентина
____________________________

* Слово «патриарх» здесь употреблено в значении «человек, который является старшим и наиболее выдающимся в какой-либо области деятельности».

Предлагаем подписаться на наш Telegram а также посетить наши самые интересный разделы Стихи, Стихи о любви, Прикольные картинки, Картинки со смыслом, Анекдоты, Стишки Пирожки.

И ещё немного о поэзии... Поэзия совершенно неотделима от психологии личности. Читая сегодня стихотворения прошлых лет, мы можем увидеть в них себя, понять заложенные в них переживания, потому что они важны и по сей день. Нередко поэзия помогает выразить невыразимое - те оттенки чувств, которые существуют внутри нас, и к которым мы не можем подобрать словесную форму. Кроме того стихи позволяют расширить словарный запас и развить речь, более точно и ярко выражать свои мысли. Поэзия развивает в нас чувство прекрасного, помогает увидеть красоту в нас и вокруг нас. Описанное выше в купе с образностью, краткостью и ассоциативностью стихотворной формы развивает нас как творческую, креативную личность, которая сама способна генерировать идеи и образы. Поэзия является великолепным помощником в воспитании и развитии ребенка. Знания, поданные в стихотворной форме (это может быть стих или песня), усваиваются быстрее и в большем объеме. Более того, стихи развивают фантазию и абстрактное мышление, и в целом делают жизнь детей эмоционально богаче и разнообразнее. Таким образом, очень важно, чтобы ребенок с первых дней слышал стихи и песни, впитывал красоту и многогранность окружающего его мира. Нас окружает поэзия красоты, которую мы выражаем в красоте поэзии!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *