Стихи про музыканта, музыкантов

Музыкант играл на скрипке — я в глаза ему глядел.
Я не то чтоб любопытствовал — я по небу летел.
Я не то чтобы от скуки — я надеялся понять,
как умеют эти руки эти звуки извлекать
из какой-то деревяшки, из каких-то грубых жил,
из какой-то там фантазии, которой он служил?
Да еще ведь надо пальцы знать, к чему прижать когда,
чтоб во тьме не затерялась гордых звуков череда.
Да еще ведь надо в душу к нам проникнуть и зажечь…
А чего с ней церемониться? Чего ее беречь?
Счастлив дом, где звуки скрипки наставляют нас на путь
и вселяют в нас надежды… Остальное как-нибудь.
Счастлив инструмент, прижатый к угловатому плечу,
по чьему благословенью я по небу лечу.
Счастлив он, чей путь недолог, пальцы злы, смычок остер,
музыкант, соорудивший из души моей костер.
А душа, уж это точно, ежели обожжена,
справедливей, милосерднее и праведней она.

Булат Окуджава

*****

Любит музыкант Филипка
Для людей играть на скрипке,
На рояле, на баяне,
На дуде, на барабане,
На гитаре, на трубе,
Ксилофоне и себе —
Широко разинув рот,
Громким голосом поет:
«До, ре, ми, фа, соль, ля, си!
Села кошка на такси!»
Филе хлопают в ладоши —
Ах, какой концерт хороший!

*****

У меня сосед — скрипач,
Да какой ещё
Хоть плачь!

Он недавно въехал к нам.
Он тоже мальчик.
Толя.
Учится в какой-то там
В музыкальной школе.
Я звал его играть в футбол,
А он, конечно, не пошёл
«Я занят, к сожалению,
Готовлюсь к выступлению».
Чего и ждать от скрипача!..
Боится он небось мяча!

Да хоть бы он умел играть
На своей скрипучке!
Играл бы, что ли, всякие
Хорошенькие штучки,
А то он пилит целый день
Одну и ту же дребедень.
Идёшь ещё по лестнице,
И слышится вдали:
«Тили-пили, тили-пили,
Тили-пили-пили…»

— Что он там пилит, наш сосед?
Спрашиваю маму.
— Он не пилит, — был ответ, —
А играет гамму.
Тут мама стала объяснять,
Что надо упражняться,
Что я бы, чем мячи гонять,
Мог тоже позаняться,
Что без ученья нипочём
Не станешь даже скрипачом.
В общем, из-за этих гамм
За уроки сел я сам.

Я ему за эти гаммы
Как-нибудь ещё задам!

А на днях билет мне дали
На концерт в Колонном зале.

Был замечательный концерт!
Я не скучал нисколько.
Вдруг,
Совсем уже в конце,
Выходит этот Толька.
В костюмчике
С воротничком,
Со скрипочкой
И со смычком…

Борис Заходер

*****

Для тебя весь мир — это звук
Для тебя все не так, иначе.
Только счастья хотят все , мой друг,
Только все хотят удачи.

*****

Музыка льется не спеша,
Поет и плачет моя душа!
Задел меня ты за живое, музыкант,
Ты в этом деле далеко не дилетант!
Пусть будет музыка твоя только легка,
И навсегда уйдет тоска!

*****

Ты знаешь, как трудно ноты слагают мелодии строй,
И творчества сладкие муки боль приносят порой.
Но ты искусству предан, лишь музыка — твой кумир.
С Орфеем паришь в облаках, красотой удивляя мир.
И пусть с мгновеньем каждым твой расцветает талант!

*****

Твоя жизнь — это музыка, друг,
Твоя жизнь — эфемерный мир,
Как же быть, ведь полно вокруг
Грубых женщин, напитков и игр?
Дорогой мой, хоть ты музыкант,
И мечтаешь в гармонии жить
Но на то ты большой талант,
Чтоб во всем ее находить!

*****

Жил Александр Герцевич,
Еврейский музыкант, —
Он Шуберта наверчивал,
Как чистый бриллиант.

И всласть, с утра до вечера,
Заученную вхруст,
Одну сонату вечную
Играл он наизусть…

Что, Александр Герцевич,
На улице темно?
Брось, Александр Сердцевич,
Чего там? Все равно!

Пускай там итальяночка,
Покуда снег хрустит,
На узеньких на саночках
За Шубертом летит:

Нам с музыкой-голубою
Не страшно умереть,
Там хоть вороньей шубою
На вешалке висеть…

Осип Мандельштам

*****

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

Николай Гумилев

*****

Стихи о слепых музыкантах

Слепые блуждают
ночью.
Ночью намного проще
перейти через площадь.

Слепые живут
наощупь,
трогая мир руками,
не зная света и тени
и ощущая камни:
из камня делают
стены.
За ними живут мужчины.
Женщины.
Дети.
Деньги.
Поэтому
несокрушимые
лучше обойти
стены.
А музыка — в них
упрется.
Музыку поглотят камни.
И музыка
умрет в них,
захватанная руками.
Плохо умирать ночью.
Плохо умирать
наощупь.

Так, значит, слепым — проще…
Слепой идет
через площадь.

Иосиф Бродский

*****

Бродячие музыканты

Закинув на спину трубу,
Как бремя золотое,
Он шел, в обиде на судьбу.
За ним бежали двое.
Один, сжимая скрипки тень,
Горбун и шаромыжка,
Скрипел и плакал целый день,
Как потная подмышка.
Другой, искусник и борец,
И чемпион гитары,
Огромный нес в руках крестец
С роскошной песнею Тамары.
На том крестце семь струн железных,
И семь валов, и семь колков,
Рукой построены полезной,
Болтались в виде уголков.
На стогнах солнце опускалось,
Неслись извозчики гурьбой,
Как бы фигуры пошехонцев
На волокнистых лошадях.
И вдруг в колодце между окон
Возник трубы волшебный локон,
Он прянул вверх тупым жерлом
И заревел. Глухим орлом
Был первый звук. Он, грохнув, пал,
За ним второй орел предстал,
Орлы в кукушек превращались,
Кукушки в точки уменьшались,
И точки, горло сжав в комок,
Упали в окна всех домов.

Тогда горбатик, скрипочку
Приплюснув подбородком,
Слепил перстом улыбочку
На личике коротком,
И, визгнув поперечиной
По маленьким струнам,
Заплакал, искалеченный:
— Тилим-там-там!

Система тронулась в порядке.
Качались знаки вымысла.
И каждый слушатель украдкой
Слезою чистой вымылся,
Когда на подоконниках
Средь музыки и грохота
Легла толпа поклонников
В подштанниках и кофтах.

Но богослов житейской страсти
И чемпион гитары
Подъял крестец, поправил части
И с песней нежною Тамары
Уста отважно растворил.
И все умолкло.
Звук самодержавный,
Глухой, как шум Куры,
Роскошный, как мечта,
Пронесся…
И в этой песне сделалась видна
Тамара на кавказском ложе.
Пред нею, полные вина,
Шипели кубки дотемна
И юноши стояли тоже.
И юноши стояли,
Махали руками,
И страстые дикие звуки
Всю ночь раздавалися там…
— Тилим-там-там!

Певец был строен и суров.
Он пел, трудясь, среди дворов
Средь выгребных высоких ям
Трудился он, могуч и прям.
Вокруг него система кошек,
Система окон, ведер, дров
Висела, темный мир размножив
На царства узкие дворов.
На что был двор? Он был трубою,
Он был тоннелем в те края,
Где был и я гоним судьбою,
Где пропадала жизнь моя.
Где сквозь мансардное окошко
При лунном свете, вся дрожа,
В глаза мои смотрела кошка,
Как дух седьмого этажа.

Николай Заболоцкий