Земля — ни тени, ни следа,
ни звука, ни участья —
блестит, разбита, как слюда,
на две большие части.
Порезав лапы на слюде,
метель в дворах завоет,
когда один среди людей
я окажусь удвоен.
И тот, похожий на меня,
должно быть, к вам на ужин
придет. Зрачки, как от огня,
от мести станут уже.
Он мне захочет досадить.
Он вам заглянет в лица,
коль больше некому судить,
расскажет небылицы.
И на исходе февраля
зима, как из оправы,
скользнет на пол. И на враля
не сыщется управы.
И я велю карандашу
бесхитростные знаки
писать — «Нижайше Вас прошу…» —
по меловой бумаге.
Но непрочитанным назад
посланье мне вернется
тотчас, поскольку адресат
с рассыльным разминется.
Он из дому почти тайком
уйдет и свет потушит.
В его дому под потолком
качаются клетушки.
В его дому под клекот птиц,
спроворенных из воска,
во все окно луна коптит,
и сыплется известка.
А он, намаясь вдалеке
и проклиная стужу,
вернется, стиснув в кулаке
мою живую душу.
Душе бы занести смычок
над ледяною веткой,
да уготован ей крючок
с подвешенною клеткой.
Игорь Варламов
