руки ноги ходят
и не инвалид
ясное сознанье
только всё болит
hopper dozator
руки ноги ходят
и не инвалид
ясное сознанье
только всё болит
hopper dozator
Сознание сидит в нейронных связях,
В самом потоке жидкостных структур,
Оттуда как потом на свет вылазит,
Для нас пока что это — каламбур.
Ну есть и есть, дано, так слава богу,
Лишь в дело бы труды все наши шли.
Но бьют философы опять тревогу —
Определения ещё ведь не нашли.
Вокруг, да около судачят возле слова,
Учения с него текут рекой,
Но, как и в древности, понять не могут снова, —
В чём есть сознание, — и спорят меж собой.
Оказия предвидится не скоро,
Навряд ли тут поможет интернет,
Давно идут среди учёных споры, —
Сознанье есть, определенья нет! Читать далее «Стихи о сознании»
Это рысьи глаза твои, Азия,
Что-то высмотрели во мне,
Что-то выдразнили подспудное,
И рожденное тишиной,
И томительное, и трудное, Читать далее «Это рысьи глаза твои, Азия — Анна Ахматова»
I
Пусть отошли в былое страсти —
Еще покуда в нашей власти
Их след в сознанье сохранять —
Так сон и явь нельзя разнять.
К чему рыдать? К чему рыдать? Читать далее «Пусть отошли в былое страсти — Перси Биши Шелли»
Одним из весомых вкладов Зигмунда Фрейда — если не величайшим — является его прорыв через поверхностность и самообман викторианской «силы воли». Эта «сила воли» понималась нашими предшественниками в XIX веке как способность принимать решения, а затем целенаправленно устремлять свои жизни по тому рациональному и моральному пути, который указывала им культура. Я говорю, что это, пожалуй, явилось величайшим открытием Фрейда, поскольку именно изучение пагубных последствий викторианской силы воли привело его к тому, что он назвал «бессознательным». Он обнаружил обширные области, в которых мотивация и поведение — будь то воспитание детей, ухаживание за кем-то, занятие коммерцией или ведение войны — определяются бессознательными стремлениями, тревогами, страхами и бесчисленным множеством телесных влечений и инстинктивных сил. Читать далее «Крах личной ответственности»
Я не плакал, цепляясь за край полыньи.
Я не плакал, барахтаясь в крошеве льда.
Я пытался выплакивать слезы свои,
Но они не выплакивались никогда.
Где-то в самой глубокой моей глубине
Сохранялась печаль, словно в сейфе печать.
Это, видимо, сказано, не обо мне,
Что печальную лирику легче писать. Читать далее «Я не плакал, цепляясь за край полыньи — Дмитрий Быков»
Все понятнее свобода,
Все доступнее покой…
Ты в себя уйди, как в воду
Погружаясь с головой.
Там, под темными пластами,
Плавай, щупая песок… Читать далее «Все понятнее свобода — Нина Гаген-Торн»
И в дикую порфиру прежних лет
Державная порфира облачилась.
Баратынский
Не грифелем по аспидной доске,
Не в воздухе винтом аэроплана,
Нет, врезанная в глине и песке
Еще зияет земляная рана. Читать далее «О буйных днях семнадцатого года — Елизавета Полонская»
Все красивые женщины полагали:
Каждое мое стихотворение о любви
Было написано для них.
А я всегда мучился сознанием того, что
Писал их, чтобы
Было чем заняться.
Орхан Вели Канык, ноябрь 1937 года, Стамбул
(Перевод Ниджата Мамедова)
Рабочий, интеллигент, крестьянин
Мужского и женского рода,
С индифферентными придатками семей и детьми;
Всякое вокруг удобное расстоянье
И елико возможная погода, —
Вот каким представляется нужным
Видеть мир. Читать далее «Рабочий, интеллигент, крестьянин — Георгий Оболдуев»