Стихи о Мамине-Сибиряке Дмитрии Наркисовиче

Он родился на Среднем Урале,
Словно бог ему подал знак,
В крае леса, камня и стали
Мамин взял псевдоним Сибиряк.
Здесь писал он Аленушке сказки,
Здесь воспел легендарный Урал,
Горы, реки и дивные краски,
Все что видел, любил он и знал.
Как работали, жили, страдали,
Как исправно платили оброк…
И восстанья башкир на Урале,
И рублевый подушный налог.
И завод на вершине увала,
И все тайны уральских дворцов
С золотой лихорадкой Урала,
С кутежами уральских купцов.
Золотистую ночь на Шихане,
И в уральской степи хутора,
Дикий бунт в пугачевском стане,
И в глухих деревнях вечера.
Всю трагичность изломанных жизней,
Горных рек золотой песок,
Он в историю нашей отчизны,
Ввел картины уральских дорог.
Так никто не писал об Урале,
Так никто за него не страдал,
Он хотел, чтоб в России знали,
Что любил он, о чем мечтал.

Фролова Татьяна

*****

Памяти Д. Н. Мамина-Сибиряка

С далёких гор угрюмого Урала,
Из глубины сибирских деревень
Он к нам пришёл, как витязь, без забрала;
Избытком сил душа его играла,
В его груди лежал талант-кремень.
Огнивом бодрой самобытной воли
Ударил он по этому кремню,
И сотни искр, предвестниц лучшей доли,
Усеяли родное наше поле —
Навстречу солнцем рдеющему дню.
Сверкал талант и сыпал самоцвет,
Не иссякала мощная руда
Во дни, когда закаты и рассветы
Сменялися, борьбой страстей согреты,
Над поприщем свободного труда.
Размаха ширь, захват сердец глубокий,
Стихийная народная душа
Сказалась в нём, нашли исток широкий
И ринулись, как горных вод потоки,
В русло живого творчества спеша.
Он с нами жил, и жизнь вокруг кипела,
Жизнь, полная больных, тяжёлых снов;
Толпа рабов оковами гремела,
А перед ним — и здесь тайга шумела,
Звала мечту в родную глушь лесов.
И взор вперял в далёкие он дали,
Туда, где мысли первое звено
Взошло в душе, где очи увидали
На утре лет всю глубь, всю ширь печали,
Где понял ум, как людям жить темно.
И перенёс — случайный гость столицы —
От Чусовой, с Тагила синих вод
На яркие и сочные страницы,
Сибиряков приветливый народ.
По рудникам, по шахтам, по заводам,
По гребням гор, по стойбищам лесным,
По мощным, рек волнующимся, водам,
Среди прогалин, по тропам и бродам
Пошли его читатели за ним.
Сроднил он с нами чуждое нам небо;
Сроднил своих героев навсегда —
От скромного отца «Последние требы»
До сильных душ из «Золота» и «Хлеба»,
До коршунов из «Горного гнезда».
Устои быта в их разделе с новью,
Бой «Миллионов» с хмурой нищетой
Запечатлел живого сердца кровью,
И красоту с «Охониною бровью»,
И даже «Счастья дикого» прибой, —
Всё вызвал он из дум заветных сени…
А годы шли да шли путём своим,
Зовя на жизнь ряд новых поколений,
И «Детские» оплаканные «Тени»,
Как стая птиц взлетели перед ним.
Открылся мир пытливых светлых глазок,
Мир замыслов наивных и простых,-
Чуждаяся затверженных указок,
Заветный мир «Алёнушкиных сказок»
Он воплотил в созданиях своих.
Недуг подкрался тяжкий и сурово
Холодное забвенье наложил
На всё, чем жить хотел он снова;
Последнее, дум заповедных, слово, —
Не лучшее ль — он детям посвятил…
Его посевов не заглохнет нива,
Как ни темнит её туманный день,
Как ни глушит бурьян её ревниво,
Не даром било звонкое огниво
В былые дни, в его талант-кремень!
Теряясь в тревогах и в сомненьях,
Мы забываем зори светлых лет,
Меняемся во вкусах и во мненьях;
Но верю я: в грядущих поколеньях
Ты будешь жить, уральский самоцвет.

Коринфского А.