Стихи о Синопском сражении

Горит, эскадрой русской окружённый,
В Синопской гавани турецкий флот,
Огнём артиллерийским подожжённый,
Взрывается, трещит, ко дну идёт.
Выбрасываются на берег, воя,
Фрегаты, шлюпы, бриги, корабли.
И клубы пламени над полем боя
Мгновенно небосвод обволокли.
Ведёт огонь российская эскадра,
Стреляют комендоры точно в цель.
Пробили флагман разрывные ядра
И турок, повреждённый, сел на мель.
Все корабли противника подбиты
И уничтожены у берегов.
В Синопской бухте ранены, убиты
Три тысячи турецких моряков.
Все батареи взорваны, разбиты
Умелым наступательным огнём.
Пленён морской османский предводитель,
Витает русский дух над городком.
Раскрылись настежь двери небосвода
В морских сенях победного шатра.
И ветер в честь Нахимова и флота
Разносит троекратное «Ура»!

Ледаков Николай

*****

— Ах, если б, чаяло сельцо с названьем «Городок»,
Что в тыща восемьсот второй годок, —
«Волк старый моря» молвил, дым пуская,
На бережке присев босой и гладь морская,
Глаз старика слепила солнцем нежным.
И всюду горизонт морской лежал безбрежный.
— В семье помещика Нахимова Степана,
Четвёртый сын, родившийся вне плана,
Российской станет гордостью и флота,
Защиты Родины лицом, её оплота!
Военного искусства, сын их, станет гений,
Отличным моряком — других не будет мнений! —
Старик взглянул опять куда-то вдаль,
Ушедших лет ему, заметно было жаль…
— Эх! Где же, морюшко, моих боёв года?!
Нас даже пуля не брала, друзья, тогда! —
Кольцо из трубки выпустил моряк,
Его в порту знавал, вояку, всяк.
— Мальчишку Павликом родители назвали,
В «Морской…» кадетом юношу отдали.-
В глазах у старца загорелось пламя,
И в пулях всё Андреевское знамя.
То память, словно соль на море,
Явило лет тех от сраженья горе…
— Чрез сорок лет, наш Павел — адмирал!
Таков у жизни был его финал!
Морщинок бязь у стариковских глаз,
В дуэте нам вела со стариной рассказ.
— Морская служба — вот его всё дело,
Он это дело вёл весьма умело!
Он подчинённых привлекал сердца,
Те, шли в бою с ним, только до конца!
Душа морская и морской мундир,
Теперь эскадры целой Павел командир…
Любой матрос от жара Паши в сердце,
Всегда и всюду мог душой согреться.
Делил опасность с ними, тяжкие труды,
Познал на палубах всю соль морской нужды.
Любил любой моряк Нахимова за смелость,
Пред ликом смерти, уважал его за дерзость.
За простоту его морской души,
И под гитару песнь о Родине в тиши…

Османская орда войну России объявила,
И тут же Англия нам нагло заявила,
Что вступятся за турков непременно.
Их флот тогда, во Мраморном степенно,
Солёная вода с французами качала,
И ждали с нетерпеньем, подлые, начала…
Когда их пули в русские сердца,
Из дул английских, убивая без конца,
Впиваться будут, кровью поливая,
А турки, с боем землю занимая,
Поставят на колени Русь родную,
Сожгут Святую! Жниву золотую!

Шёл тыща восемьсот пятидесяти третий,
Не мало Русь, тогда, узрила лихолетий!
И мало радости, и больше разных бед,
Мы помним всё, хоть сотни пролетели лет.
Нахимов килем рассекая воду,
Прибавив парусами флоту ходу,
Из Севастополя, чтоб туркам помешать,
Оружье у союзников забрать.
Крейсировал вдоль ихних берегов,
Три корабля его, помехой для врагов,
Явились, словно в горле кости.
Не ждали турки русских в гости!
Наш Павел — вице-адмирал!
В подзорную трубу вдруг увидал,
Под защищённой батареей с брега,
Турецкий флот, готовый для набега.
Осман-паша с десантом в кораблях,
Их в полумесяц разложив на якорях,
Как говориться: «Ждал погоды с моря!»
И вдруг Нахимов перед ним на горе…
На трёх линейных, сотня пушек в ряд,
Таков на кораблях Нахимовский наряд.
На Черноморском южном было это бреге,
Где волны пеною шипя, в извечном беге,
Бостеп-Бурун — турецкая земля,
И лучше гавани морской найти нельзя.
Там, порт Синоп на узком перешейке,
Ряд батарей в длину, подобно змейке,
На море, ощетинив пушек ряд,
Посты на них на сине-даль глядят.
Вот правда, устарели эти пушки,
В их дулах пауки, да мушки!
Вельможа их — Осман-паша,
На новый арсенал не выдал ни гроша…
И зря! История покажет нам финал,
И пожалеет турков, здешний генерал…

Хоть Чёрным люд прозвал то море,
От крови красным быть должно на горе…!
Смертей не раз, там видела водица!
Ты не смотри, что ласково искриться… —
Старик в тельняшке, гладя с лаской воду,
Что зеленела в летнюю погоду,
Вдруг обнажил зубов желтющих ряд,
Когда припомнил парусов «наряд».
Он моряков припомнил бравый строй,
Своих друзей, что за него всегда горой.
— И так, вернёмся в тот далёкий день,
Когда от качки шевельнуться лень.
Как морякам у турков флота,
У них была, тогда, одна забота —
Дремать под парусами в томной неге,
Под плеском волн, плескающихся в беге,
Лежать и видеть сладкий сердцу сон,
Забыл вдруг турок, что на службе он.
Плох воин тот, слывущий ротозеем.
На вахте стоя, что на птиц глазеет.
Лишь слышит только крики белых чаек,
Вода на волнах, их смешно качает…
Да, и Осман-паша уверен в превосходстве.
Не сомневался он в морском господстве.
Его шестнадцать грозных кораблей,
Докажут всем, кто есть цари морей!
Вдруг что! «Крестом» фрегатов пушек,
Никто в Синопе жизнь их не нарушит.
Любого победит турецкий флот,
Османской он империи — оплот!
Нос кораблей направлен на Кавказ.
Таков был дан Осман-паше приказ.

И наш Нахимов тоже приказал, —
И «старый волк» подробно рассказал,
Про документ, истории военной,
А море также всё ласкало пеной.
Все в шрамах ноги старика,
И речь текла его, как тихая река.
— Атаковать врага немедля! С первой встречи!
Не экономить ядр на этой сечи!
Готовым быть для хитрости врагов,
К нам беспощаден он, и враг таков! —
Стал нам цитировать старик слова героя,
С горящим сердцем, со слезами стоя…
— А, в общем, каждый русский командир,
Не посрамит, уверен, свой мундир!
Исполнит долг свой непременно,
Не пожалеет тело, то что бренно…!
Россия…! Император Государь…!
Ты, в грязь лицом, пред ними не ударь! —
Закончил с трепетом волнения старик,
И на минуту головой поник.
Ведь вспомнил те, былые годы,
И не боясь со штормом непогоды,
Когда трещали мачты, рвался парус,
А он без страха лез на верхний ярус,
Чтоб сверху посмотреть на море боя,
Где смерть встречал без страха, только стоя!
Слеза упала, и опомнился моряк,
Расправил грудь, как корабельный стяг,
И продолжал рассказ свой о героях,
Что, одержав победу в страшных болях.
Не уронили честь морской России,
Аж, турки помощь у союзников просили!

— Всё к битве при Синопе собиралось,
Тут Новосильского эскадра уж «подкралась»…
Прибавив русским в помощь кораблей,
Но, всё же турков флот заметно был сильней.
Ещё приказ, чтоб город пощадить,
В Синопе греки есть…А их — не бить!
Да уж! Сложна Нахимову задача!?
С востока ветер вдруг — и русским неудача!
С норд-оста волны, выкинуть на скалы,
Грозятся флот наш…Прибавляя баллы…
В Константинополь, чтобы турок не ушёл,
Нахимов всё ж, на риск пошёл:
На якорях хоть, но прижался к брегу,
Создав врагу помеху к бегу…
Ноябрь месяц, шторм не утихает,
Нахимов бой начать с врагом решает.
Ночь не спокойной выдалась для нас!
Могли сорваться с якорей не раз!
На скалах быстро б раскидало в щепки,
Но, слава Богу, шпринги были цепки.
Не стал для русских шторм помехой,
А турков флот на брег швырял с утехой!
Когда, турецкий «Аунни-Аллах»,
По нам к полудню выстрелит: «Ба-бах!»
Синоп увидел в море славный бой,
Стоял от взрывов страшный вой!
Трещала палуба, и кости в страшном стоне,
Турецкий флот от ядер туч в уроне.
Град русских пуль — сплошная пелена,
Без жалости, смертельная стена!
Тела крошила турок загорелых,
Когда-то, в этом море самых смелых.
Когда-то, воинов морских и самых лучших,
От русской дерзости, теперь совсем потухших.
Сгорали турки тут и там,
Шум паник всюду! Страха гам!
На брег кидал горящих шторм… Кошмар!
Уж в городе возник во всю пожар…
И из шестнадцати фрегатов турков «смелых»,
Всего один на чудо, стался целым!
А мы в той битве, ну ни одного!
Лишь такелаж фрегатов, только и всего! —
Морской рассказчик хитро ухмыльнулся,
И дымом с трубки затянулся.
И горд вояка, что когда-то сам,
Расправил грудь в бою, подобно парусам!
Осман-пашу — вельможу здешних мест,
Старик пленил… С тех пор Георгиевский крест,
Грудь в шрамах всю, награда украшала,
Для моряка нет лучшего финала!

Взор устремил моряк куда-то в небеса,
Как-будто там, услышал голоса,
Своих друзей, врагов, и взрывы боя,
Не раз хлебнул из моря, старый, горя!
Но, стойко! Даже будто рад!
И облака устроили парад.
Из русских славных кораблей,
Что оказались всё же всех сильней!
«Париж», «Мария», » Чесма», «Ростислав»!
«Князь Константин», они почёт сыскав,
Сейчас красиво плыли в небесах,
И будто даже в птичьих голосах,
Услышал мореман погибших, всем приветы!
С небес друзья ему: «Ну, где ты?!»
С морщин, тогда, закапала слеза,
С мольбой и просьбой сразу в образа,
Свой устремил старик уставший взор,
И херувимов нежный хор,
Отшедшую приня́л героя душу!
— Я если снова надо… уж не струшу! —
Промолвил напоследок «старый волк».
— Он, право, знал в делах военных толк! —
Стоявший рядом заключил военный,
На старца лик, взглянув степенно…

Войной дал повод этот бой…Пусть!
Французам с Англией на Русь.
И Севастополь брать в кольцо,
Смотреть смертям не раз в лицо!
Мог, не страшась, лишь русский человек!
Горд он за свой геройский век!
Моральный дух у турок был подорван,
Россию быстро победить — план сорван!

*****

Парусник «Ростислав»

В девятнадцатом столетьи
Парусный российский флот
В свой отправился последний
Героический поход.
Возле города Синопа
Встретив флот Осман-паши,
Гнева не боясь Европы,
Флот наш турок сокрушил.
Вице-адмирал Нахимов
Лично вел эскадру в бой.
Про него с тех пор в России
Знает человек любой!

В том участвовал сраженьи,
Победить врагу не дав,
Храбрый парусник военный
Под названьем «Ростислав» —
Потопил корвет турецкий,
Батарею подавил,
Сам горел, но молодецки
Наш другой корабль прикрыл.
До конца с врагами бился,
А потом с эскадрой сам
В Севастополь возвратился
На раздутых парусах.

Емельянова Олеся

*****

Была же девственной у паруса пора
И масло заливали лишь в лампадки,
Светильник керосиновый не раз,
Во время качки вырывался из оградки.

Злой ветер, вечный двигатель широт,
Срывал растяжки с мачт и парусину,
Матросы в шторм порой рубили грот,
В плоты связав обломки древесины.

Была пора отчаянного моря,
Маршрутов дерзких на крылатых парусах,
Не доставляло слёз лихое горе,
Потерь в огне и запоздалый страх.

Эпоху лучших русских мореходов,-
Дух памяти властителей широт,
На карту мира, флаг былых походов,
Златым пером вписал Российский флот.

— 1 —

Конечно, хлопотно, когда на море осень, —
Рвёт гиты ветром, ванты, такелаж
И каждый день ремонт, — беда матросам,
Но хуже, если бой и абордаж.

Совсем беда, когда родимый берег
Чужой эскадре разрешил приют,
Границу пересечь, не знать потери, —
Десант ШамИлю пО морю везут.

Спасают турок синие проливы,
Босфор давно в опеке англичан,
Фрегаты ночью в русские заливы
Привозят ружья, порох, провиант.

Крейсеровать, ловить, — пустое дело,
Османским пушкам бой, — да ни к чему,
С попутным ветром, разгрузившись смело, —
К АнатолИи шлейф, в родную сторону.

Нептун хранит в секрете каждый росчерк, —
Чей борт в ночи ласкается к волнам,
Пустые горизонты видят очи,
И дрейф достал наградой злым штормам.

Та осень парусам, — последний случай
Викторий прошлых, славы и побед, —
Котлы и пар, теперь другому учат,
Стальных винтов настал суровый век.

— 2 —

Покорно море русским мореходам, —
Столп Лазарев*, — наш гений парусов,
Победами писал триумф на водах,
И флаг апостольский брал верх морских боёв.

Флот превратил в жемчужину и гордость,
Линейных кораблей сверкала мощь,
Корнилов и Нахимов опыт лордов,
На вахтах проверяли день и ночь.

Екатерина в торжестве Тавриды,
Свят — море, Первозванного завет,
Взяла, как православная Изида,
За Константина град, разрушенный на нет.

В Европе, процветает ложь и подлость,
Любой удар в Россию, — сладкий мёд,
Английские камзолы и подолы,
Плели свой католический черёд.

Французов месть созрела до предела,
Шамилю помощь, турок гнать вперёд,
Кавказ пылал, Стамбул желал раздела,
А русский трон не слышит слов за флот.

Князь Меньшиков**, сан в генеральском чине,
Знал больше сушу, — к водам не радел,
Противник рельс, он паровой машине
Поклоны низкие не бил и не хотел.

Всё шло не так, — потерянное время,
Гнев Николая выбрал к битве крен,
В усталом князе не взыграло семя, —
Петровской славы фаворита тень…

— 3 —

Эх, казну бы тряхнуть, да в отставку усталую клячу,
А министра от моря, где принцы давно подросли,
Вот тогда испытай против русских матросов удачу,
И дерзни перед ними, поставить свои корабли.

А сейчас на Босфор в дрейф с Европы легли пароходы,
Николай своей царской гордыней давно опоздал, —
Заменить паруса, — это деньги, наука и годы,
Войны душу отняли, — престола ослаб пьедестал.

Берега, берега, вы надежда ушедшей эскадры, —
Всё же выдал главком, огласили приказ, — выступать,
В борт волна и фуражка, ликует кокардой, —
Канцелярской державой в приказе сверкает печать.

Три линкора в кильватер, флагшток — адмирал на «Марии»,
«Константин» и «Чесма», да ещё два фрегата пока,
Ни минуты на хлябь, — собирает эскадру Корнилов,
Но Нахимов не ждёт, снова в море рассвет и закат.

Три линейных ведёт за собой адмирал Новосильский, —
Флаг — «Париж», «Три святителя» и «Ростислав»,
Пароходы на сбор, — с парусами смертельные риски,
Турки ждут англичан, за подмогою тайно послав.

Княже — Меньшиков, ждал, — не чета был прадеду из рода,
Кто спасать будет море в компаниях будущих лет,
Время мачт, парусов и бомбардного боя уходит, —
Свой, — к чему Ползунов, их Уатт возведён на паркет.

Где же шпалы на юг, — лишь обозы, как исстари, пехом,
А Европа давно на вагонах по рельсам стучит, —
Опоздал Николай, крымских войн Катерины успеха,
Не закрепит теперь и, наверное, не отстоит.

Но летят паруса, — нет, не время размазывать горе.
И Нахимов спешит, опасаясь в штормах опоздать,
Крым спасти и Российское Чёрное море,
Флот османский найти и свои берега отстоять.

— 4 —

Вверх и вширь паруса, этих крыльев последние стаи,
Дар побед и походов в далёких и ближних краях,
Встретить в море врага и геройская жизнь молодая,
Даст потомкам завет, чтоб умели себя защищать.

Анатолии берег, обзор в окуляры и подступ,
Батареи на входе, и мачты над бухтой, — смотреть,
В дрейф ложиться пока, — не спешить, знай решение, мостик, —
Подкрепления ждать и с похода ворваться на рейд.

Утро, бухта, — ладонь, и фрегатов качаются мачты,
Всё готово у них, даст команду османский Синоп,
И помчатся тогда, к Шамилю, выполняя задачу,
Чтобы горская сабля пускала джигитов в галоп.

Жерла пушек на суше, дугой батарей ожерелье,
Раскалёнными ядрами просятся жечь паруса,
Пусть вдову в Севастополе ждёт монастырская келья,
И своих дорогих не увидят родные глаза.

Что же ты, адмирал, так спокоен с трубой неразлучной,
Дерзкий план капитанам готовится дать результат,
Крест нательный, Господь и победа с идеей научной,
Сохранят в море Чёрном Российской Империи флаг.

Окуляр в горизонт, — флаги мачт, выдают подкрепленье,
Адмирал Новосильский, — сигналя подходит «Париж»,
Два линейных за ним, не отстали в кильватерной пене,
Флаг эскадры — Нахимов, готовность в минутах, престиж.

Нужен ветер, — шестёрка линейных в отряды,
В две колонны, в глубь бухты не медля пойдёт на проход,
Нет фрегатам манёвра, а дальше лихие бомбарды,
Триста пушек в упор, — адмирала смертельный расчет.

— 5 —

Зов о помощи Стрэтфорду**** в град прилетел Константина, —
Нужно пять пароходов, — тогда несомненный успех,
Не помочь по союзу своим, — какие такие причины?
Парусам против пара, — понятно, что будет конец.

Ночь дымили в огнивах английские чёрные трубки,
Подлость Англии, — бодрость в весёлой крови королей,
Якоря у локтей, как на женской груди незабудки
И вино после драки, на ранах отважных друзей.

Вот она, Европейская в помощь, отвага, —
Русский парус сгорит в батарейном Синопа огне,
Только сунется в бухту, тут ядер калёных ватага,
Запалит корабли, и Нахимов, навеки, на дне.

А чего рисковать и не надо Синопу подмоги, —
В бухте два парохода и с ними блистательный Слэйд, —
Капитан на Таифе, сметёт паруса их с дороги,
В нём английская школа закончит нахимовский рейд.

Вспоминали туманы с Ламанша седеющей Темзы,
Пили Нельсона тосты, — проворных испанцев гонять,
Трубок дым, как из пушек, кого — то задуло в гаремы,
И привет Вам, Синоп, Альбион, твою помощи мать.

— 6 —

Ветер с моря, пора, — якоря и выходят из дрейфа,
Брамсель вЯзан у всех, корабли потихоньку пошли,
Два отряда по три, — параллели кильватерных шлейфов,
Здравствуй бухта Синоп, всё, теперь ты пропала, — пиши.

Мало с суши огня, не далось батареям, — проспали,
Турки , бьют по рангОуту, — всё запалить и разнЕсть, —
Паруса не вязать, не соваться под ядра — как знали,
Шпринг, бортами к фрегатам, — Господи, мы уже здесь.

Ждали дальнего боя, — у берега не шелохнулись,
А Нахимов, на двести саженей от турок,- на рейд.
Зажигают запалы, с фрегатов стволы грохотнули,-
Их посудины к берегу, втиснуты на пистолет.

Флаг «Аллаха»***** в мольбе, но огня пушкари не жалеют,
Вопрошая у неба, — за что суждено погибать,
Три линкора в упор, — там за турками берег желтеет,
Пушки русские бьют и от смерти уже не сбежать.

Дым и свист, капитан, на Марии пригнулся, контужен,
А Нахимов, на мостике, выправке стан, в полный рост, —
Двести ядер минутно и в бухту врывается ужас,
Борт горит у «Фазли», секунды, — завалится грот.

Треск бортов, жар огня, — раскалённые ядра достали,
На песок бы скорей, принимая смертельный расстрел,
Шлюпок на воду плеск, — турки бросились в них, — побежали,
Капитаны рвут цепи, фрегаты сажая на мель.

Сник «Ауни», в огне и эскадра осталась без флага,
Рядовые, — к бортам, в прок прибрав адмиралов сундук,
Командор у надстройки затих, — в небо взгляд, бедалага,
То ли пушки гремят, то ли сердца под кителм стук.

— 7 —

Фланг турецкий в дыму, обречён и огонь наступает,
Пламенея фрегаты, подобны плавучим гробам,
Мачт «Зефера» кресты и «Бахри» от жары изнывает,
Но лафеты гремят, в такт работают по кораблям.

Льют на палубу воду, «Чесме» раскалёные розги, —
Ядра гнева летят из блиндажных турецких стволов,
Со сноровкой, матросы, не чуя хрипящие ноздри,
В клещи ядра берут, с прибауткой из матерных слов.

Дымно декам «Святого», заложены порохом глотки,
А «Бахри», — чистый ад, словно факел пылает огнём,
Матросня онемела, — спасаясь кидается в лодки,
Капитан Али-бей, убегающих бьёт кистенём.

Левый фланг не в строю, у турецкой эскадры вдруг дрогнул,
Грохотнуло, да так, что живое пускается в крик,
Садануло, да так, что язык рынды — голоса, лопнул, —
Туберанец огня от летящего в небо «Бахри».

Флаг, лафеты, тела и турецкие падшие души,
Накрывают с полёта стволы, блиндажи и людей,
Волны с пеной и кровью бросают на бренную сушу,
То, что было когда — то, отважным солдатом морей.

В погреба с порохАми, — влетело ядро и со свистом,
Рвётся сердце «Бахри», — Али-бея надёжный кулак,
И фрегат над Синопом, в прощальном огне золотистом,
Никогда не поднимет на мачтах ликующий флаг.

Фланг угас и живое спасается в шлюпках,
Затонувшие реи над бухтою, словно кресты,
«Константин» заставляет умолкнуть турецкие пушки,
«Несиме» без цепей, без руля и похоже, — кранты.

Ну а третий линейный на фланге, замковый отряда,
Гонит с берега прочь чуть живых пушкарей — горемык,
Каперанг Кузнецов, чёрной тучей железного града,
Неприступный блиндаж превратил в переваренный жмых.

Но в ответку достали калёные ядра, — по рубке,
Цепь рвануло, да так, что корму понесло в разворот,
Десять залпов и смерть, но да вот она, верпа зарубка,
Развернули «Чесму», — вновь работает пушками борт.

Правый фланг, там «Париж», свист железный с двух деков,
Заслонил борт «Марии», израненный ядрами вдрызг,
Адмирал, окуляр, прижимая не дрогнувшим веком,
Видит цель, отрешившись от смерти и шпарящих брызг.

Положась на судьбу, в этот миг, флотоводец, Нахимов,
Завершал эту битву и свой ювелирный расчёт,
И Господь, перед ним, встал на мостике Третьего Рима,
Засчитал командору навек, легендарный зачёт.

— 8 —

Поистлевшая ткань прикрывает склонённые мачты,
Жерла пушек зарылись стыдливо в синопский песок,
Кто бы знал, что ответ в невозможной и дерзкой задаче,
Молодой адмирал даст жестоко, за тройку часов.

Кто бы видел смертельное зарево с моря,
Будто дьявол гарпун, злобной битве пророчивший смерть, —
Кораблей горделивых, надменных красавцев простора,
За гордыню и нрав, наказал и заставил гореть.

Радость душу брала за своих боевых капитанов, —
Бесподобный Истомин, его легендарный «Париж».
Адмирал Новосильский, — свершенье умелое плана
И холодный расчёт разрешивший над бухтой пари.

Жезл турецкого флота, горящий фрегат «Незамие»,
Свет османской звезды, потушил на манёвре линкор, —
Шпринг «Париж» поменял и кинжальные выстрелы злые,
Адмиралу Гуссейну сбежать, оборвали нещадно позор.

Чёрной меткой продажной, подлейшим трусливым Иудой, —
Отыграла надежда и гордость английской стези,
Слэйд из тени «Таиф», на театр выводит с причудой,
В бой ворваться решил и, как будто, исход изменить.

В миг от радости турки, взметнулись руками к Аллаху, —
Ну же, «аглицкий», брат, выручай, как герой, помоги,
С его мощной машиной, под паром, манёвром, без страха,
Не встречая помех, на корме паруса их зажги.

Там глядишь и с Босфора примчатся ещё пароходы,
Даст спасенье Аллах, тем и русским успехам конец,
Только Слэйд проскочил, у кормы и тихонько проходом,
Прочь рванул, не пальнув, — ну какой же, однако, подлец.

Вот такие ты, Англия, туркам на память подарки,
В том сраженье, с душой мудреца — подлеца, принесла,
Увидав свою смерть, Слэйд, как трус, убежал от удара,
И туманная Темза заклятый позор приняла.

А на фланге, у брега, с боями лихие линкоры,
Два могучих, — «Святители» и «Ростислав»,
Шлют ответ батарейным турецким затворам,
Приказав им молчать, и в земле навсегда закопав.

Трёх часов не прошло, как из волн грозовой барракудой,
На куски был разодран, спечённый синопский пирог,
Бухта, — чаша раздора с кровавой турецкой посудой,
Дну вручила навечно смертельного боя итог.

А к финалу сраженья примчался на помощь Корнилов,
И печальная радость открылась усталым глазам, —
Поистрёпаны в клочья Синопские белые крылья,
Дав прощальный покой и венец боевым парусам.

И пока продолжалось спасение раненных в лодки,
Стоны пленных, — неужто, Аллах, пожалев, дал покой.
По традиции русской, — матросики, чарочку водки,
Поднимали за то, что вернуться живыми домой.

И, конечно, восторги, на китель в заслугу награды,
Крест, — высокий Георгий, получит Нахимов на грудь,
Только нет у него для душевной отрады услады —
Он в тяжёлой беде предвкушает грядущий свой путь.

Ярость бросит к России жестокая, злая Европа,
И клыками саксонскими в русский уцепиться Крым,
Кровью свЯтой в боях, истечёт наш родной, Севастополь,
Болью слава придёт от стерпевших седых к молодым.

Уверский Валерий
_______________________________________________

* М. Лазарев, учитель Нахимова и Ф. Беллинсгаузен в 1820 году на шлюпах Мирный и Восток открыли Антарктиду.
** Светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков (26 августа 1787 — 2 мая 1869, Петербург) — генерал-адъютант,адмирал, морской министр Российской империи в 1836-1855 гг., генерал-губернатор Финляндии в 1831-1854 гг. Правнукпетровского фаворита. Под его руководством проигран Крымско-турецкая война.
Фактически руководил всем морским ведомством и оказал резко отрицательное влияние на развитие военно-морского флота, тормозя его технический прогресс и боевую подготовку. в советской историографии проявил себя бездарным полководцем, проиграл сражения при Альме и Инкермане. — Большая советская энциклопедия.
*** Лорд Стрэтфорд — Редклиф, главный руководитель британской политике в Турции.
**** Брамсель — верхний парус на мачте.
Шпринг — постановка корабля на якоря для фиксации направления корпуса, необходимый манёвр при пушечном бое.
Шверп — запасной, лёгкий якорь, применяется, когда рвётся основная якорная цепь.
***** «Ануи Аллах» — флагманский корабль турецкой эскадры, на котором держал флаг Осман-паша.