Стихи о Двадцати восьми Панфиловцах

Панфиловской дивизии бойцы,
Их двадцать восемь воинов с Клочковым,
Сначала роту автоматчиков смели,
И все атаки отбивали снова.
На поле боя семьдесят врагов,
Лежат и никогда уже не встанут,
Полсотни танков, — пятьдесят стволов,
На новое сражение въезжают.
Шёл страшный бой и плавилась земля,
Палили пулемёты, пушки танков,
У смельчаков, боезапас иссяк,
И Палитрук вперёд пошёл с гранатой.
«Отступать нам некуда, позади Москва»,
— Так политрук Клочков поставил точку,
Столица Родины врагу не отдана,
Благодаря таким сынам и дочкам.
Ноябрь, Волокаламское шоссе,
Разъезда Дубосекова дубравы,
Идёт война и погибают все,
Кто от врага Столицу защищает.

Григорьев Андрей

*****

Подмять, вспахать Европу танками,
Преодолеть огонь и рвы —
И вдруг застрять у полустанка
В 100 километрах от Москвы.
И вроде нет преграды видимой,
А сколько башней не крути —
Темнеет избами Нелидово,
Да нить окопов впереди.
Промчать бы лихо первой заметью —
Взять русских с ходу на испуг,
Но 28 встали намертво,
Как и поклялся политрук.
Казалось, силы за пределами
У тех, кто в схватке не убит,
Казалось, что полями белыми
Путь к белокаменной открыт.
Но зря махина грозно лязгала
И ликовала вражья рать,
Клочков уже гранаты связывал,
Чтоб вместе с сердцем их взорвать.

Иванов И.

*****

Кружилась в поле злая осень,
Шумела поздняя листва.
А их в окопе двадцать восемь,
Но за спиной у них Москва…

На них чудовища стальные
Ползли, сужая полукруг.
«Так защитим Москву, родные!» —
Сказал гвардейцам политрук.

И все решили за Клочковым:
«Пусть мы умрем, им не пройти!»
И вот уже в огне багровом
Пылают танки на пути.

Летят бутылки и гранаты,
Последний бой всегда суров.
«Бей за Москву, за нас, ребята!» —
В последний раз кричит Клочков.

Не пропустили вражьи танки
Герои Родины своей.
В сырой земле лежат останки,
Лежат тела богатырей.

Но славу их ветра разносят,
И слышит Родина слова:
Их было только двадцать восемь,
Но за спиной была Москва.

Софронов Анатолий

*****

Стоял ноябрь… и все в огне!
Кружился в небе черный ворон!
И было тяжело земле:
Ее топтал проклятый ворог!

Враг напирал и шел вперед,
Ему войти б скорей в столицу!
Он был уверен наперед:
Перевернет у нас страницу!

Сомнет… сотрет всех в порошок,
Чтоб сердце перестало биться…
И только вот не знал снежок,
Что утром красным обагрится…

И у того разъезда мать
Им Родина слова подскажет:
«Нельзя назад вам отступать!»
Бойцам Клочков вперед укажет!

«Вперед, ведь позади Москва!»
Их сердце будет громко биться!
Запомнит каждый те слова,
Чтоб в унисон объединиться!

В кровавой битве устоять!
Фашист разбит… виват, Победа!
Но не дождется сына мать:
Остался спать он у разъезда…

У Дубосеково почил…
Героев было двадцать восемь!
Бессмертье там он получил,
Ведь каждый был победоносен!

Есения

*****

Подбитых девятнадцать танков
На двадцать восемь человек,
Скорбь человеческих останков,
От крови порыжевший снег.
Разрыта то снарядов взрыва
И гусениц, горит земля.
Враг не осуществил прорыва,
Дорогу мёртвыми стеля.
Боеприпасы на исходе,
Но наступать не смеет враг.
Их было двадцать восемь в роте,
Не отошедших ни на шаг.
Слова Клочкова не напрасны,
Что за Москвою нет земли.
Разбиты Армиею Красной,
Враги взять город не смогли.
Герои храбрые, живите
Навеки в памяти людской,
Произведениях, граните,
Разбивши немцев под Москвой.

Купидон

*****

Дубосеково

Здесь у разъезда под Москвой,
Сумели наши двадцать восемь
Встать против силы броневой,
Что мяла сосны как колосья.

Но двадцать восемь ни на пядь
Не отступили, встав с гранатой,
Клочков о танках мог сказать:
«Их меньше, чем по два на брата!»

Вошел в легенду мой ровесник,
И Дубосеково давно
Вошло в учебники и песни
По праву, как Бородино!

Тихонов Н.

*****

Безграничное снежное поле,
Ходит ветер, поземкой пыля.
Это русское наше раздолье,
Это вольная наша земля.
И зовется ль оно Куликовым,
Бородинским зовется ль оно.
Или славой овеяно новой,
Словно знамя опять взметено.
Все равно оно кровное, наше,
Через сердце горит полосой.
Пусть война на нем косит и пашет
Темным танком и пулей косой,
Но героев не сбить на колени,
Во весь рост они стали окрест,
Чтоб остался в сердцах поколений
Дубосеково темный разъезд.
Поле снежное, снежные хлопья
Среди грохота стен огневых,
В одиноком промерзшем окопе
Двадцать восемь гвардейцев родных!

Тиняков В.

*****

Стреляют наши батареи
Законам боя вопреки,
Надежды выжить не имея,
Громят врага сибиряки.

Они вгрызаются клещами
В Волоколамское шоссе,
И, умирая, защищают
Свою страну СССР.

И пусть заходится от злобы
Немецкий важный генерал.
— Пойди шоссе возьми попробуй,
Как ты Париж недавно брал.

Потом заспорят мемуары
И бесконечные эссе —
Спасали даром ли, не даром
Волоколамское шоссе

Лишь молодые двадцать восемь,
Что у шоссе лежат давно,
Не возразят, не переспросят.
Им всё равно.

Капустин Яков

*****

«Прости, родная, мне не до письма —
Всё ближе грозные раскаты,
Смерть бронебойная с холма
Ползет. Готовлю в бой гранаты.

Приказ: громить заклятого врага.
И мы ценой солдатской жизни
Добьемся, что фашистская пурга
Утихнет на полях Отчизны.

За нами звездная Москва.
Давно в боях сгорела осень…
Звенят на холоде «каленые» слова:
«Назад — ни шагу! Нас же двадцать восемь!»

…Панфиловцы со связками гранат
Укрылись чистыми снегами.
— Вот вам на Красной площади парад! —
Короткий разговор с врагами.

Настала жаркая пора —
И испытание гвардейской воли,
Рванули «тигров» под «Ура!»,
Геройства миг — не знает боли.

Заглох фашист у стен Кремля.
Как жаждал он прорыва!..
Вздыхала скорбная земля
От каждого панфиловского взрыва.

И снова благодарная страна
Застывшим утром, в воскресенье,
Героев огласила имена
Под панихидно-хоровое пенье.

*****

Генерал-майор Панфилов

Стрижиный взлёт ракет сигнальных
И вой сирен — недобрый знак.
За сутки десять генеральных
И пять психических атак.

Но, остановленные нами
На поле боя и судьбы,
Перед окопами и рвами
Встают их танки на дыбы.

Фон Бок сбивается со счета,
В какой уже не помнит раз,
Полмира взявшая пехота
Не может выполнить приказ.

Её позёмкою заносит
В глазах оледенел закат.
Но живы всюду двадцать восемь
Бессмертью вверенных солдат.

И генерал-майор Панфилов
Ложится сам за пулемет,
И в штабе писарю чернила
Уже легенда подает.

Козловский Я.

*****

Героям-панфиловцам

Вы справились, у вас хватило духа*,
Хватило силы, мужества и злости.
Так пусть земля вам, парни, будет пухом! —
Горят в броне непрошеные гости.

Вас было по преданью** двадцать восемь —
С армадой танков вам ли здесь тягаться…
«Москва за нами! Не отступим! — бросил
Клич политрук — Не оплошаем, братцы!»

Рвалась броня от пушки, от гранаты.
И становилось меньше с каждым часом
Их, не познавших счастья, неженатых,
Презревших смерть в бою с матёрым асом.

Мысль: «Там вдали родимый дом и мама…»
Прочней брони, сильней огня и боли.
Но всё враньё, что страха нет ни грамма —
Зажми, браток, в кулак остатки воли.

Остатки воли, злости… и гранаты:
«За вас, ребята! Сил, надеюсь, хватит…
Вас было двадцать восемь здесь когда-то…
Теперь и командир свой долг оплатит…»

Исторгла рык железная громада, —
И счёт закрыт.
…Скучают сонно рощи
Там, где железо плавилось когда-то…
Да облака закат в крови полощет.

Филатова Наталия
_________________________________

* Панфиловцы — бойцы сформированной в городе Алма-Ата Казахской ССР и в городе Фрунзе Киргизской ССР 316-й стрелковой дивизии (впоследствии 8-я гвардейская), под командованием военного комиссара Киргизской ССР генерал-майора Ивана Васильевича Панфилова, участвовавшие в 1941 году в обороне Москвы.

Наибольшую известность из воинов дивизии получили 28 человек «герои-панфиловцы» или «28 героев-панфиловцев» из личного состава 4-й роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка. Согласно широко распространённой версии события, 16 ноября, когда началось новое наступление противника на Москву, бойцы 4-й роты во главе с политруком В. Г. Клочковым, осуществляя оборону в районе разъезда Дубосеково в 7 километрах к юго-востоку от Волоколамска, совершили подвиг, в ходе 4-часового боя уничтожив 18 вражеских танков. Все 28 человек, в советской историографии называемые героями, погибли (позже стали писать «почти все»). Фраза «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!», которую произнес перед смертью политрук Клочков, была включена в советские школьные и вузовские учебники по истории.

** В 1948 и 1988 годах официальная версия подвига героев-панфиловцев была изучена Главной военной прокуратурой СССР и признана художественным вымыслом. По мнению директора Государственного архива России профессора С. В. Мироненко, «не было 28 героев-панфиловцев — это один из мифов, насаждавшихся государством». При этом сам факт тяжёлых оборонительных боёв 316-й стрелковой дивизии против 2-й и 11-й немецких танковых дивизий на Волоколамском направлении 16 ноября 1941 года не оспаривался.

В то же время, выводы Главной военной прокуратуры СССР о вымышленном подвиге также критикуются и оспариваются.
По предположению и. о. зав. Научным архивом ИРИ РАН кандидата исторических наук К. С. Дроздова, это дело носило «заказной» характер против Г. К. Жукова, который был одним из главных инициаторов награждения 28 панфиловцев. Таким образом, с помощью собранного в 1948 году компромата можно было дополнительно предъявить ему обвинение в том, что это он сам выдумал подвиг панфиловцев.

В России и других бывших республиках СССР установлены стелы и другие объекты с именами именно этих 28 человек, упоминаются они и в официальном гимне Москвы.

*****

В детстве был я шумным хулиганом,
Смел я был, задорен и строптив.
Годы шли, и юность ураганом
Кровь взогрела, хмеля напустив.

Я любил и, верю, был любимым.
Дружбу чтил. Опорой был семье —
Год назад отец на финской сгинул.
Вот с тех пор заботы все на мне.

Встретив свой двадцатый день рожденья,
Будто бы очнулся ото сна.
Горькой явью было пробужденье —
Жизнь мою нарушила война.

Я, как все, с родными попрощался,
Верил, что вернусь ещё домой…
Но… увы, тогда я ошибался —
В ноябре погиб я под Москвой.

Двадцать восемь… воины-герои:
Доблесть, честь и воинская стать!
Мы стояли за Москву горою,
Мысли не закралось отступать!

Нет, не жаль, что смерть пришла так рано —
Я за мир сражался, как боец!
Помню, как от боли ныли раны,
Грудь обжёг пуль вражеских свинец…

Помню как, смотрел на поле боя
Я с высот, неведомых живым…
Видел я, как, жизнь кроша стрельбою,
Смерть идёт сквозь порох, гарь и дым.

Видел я, как рытвины от танков
Вдоль легли, как шрамы, средь полей.
Таял снег под грудами останков —
Как узнать в них чьих-то сыновей?

Жизнь свою отдали в том сраженье…
Что ж теперь? Сквозь тлен прошедших лет
Подвиг наш поставлен под сомненье…
Больно ль мне? — Вам совесть даст ответ…

Гоферт Анна

*****

Твердили мамы без ума, —
«Помилуй Господи, спаси».
Была на улице зима,
Война гремела на Руси.

В далеком поле, средь снегов
Их сыновья сражались смело.
Они погибли, суть в другом,
Душою живы, пали телом.

Утихли взрывы, смолкли стоны
И только память боль разносит.
Их подвиг помнят миллионы,
Хоть павших было двадцать восемь.

Вощенков Андрей

*****

Идёт оккупант в блестящих ботинках
Ползет под бронёй стальных черепах
А вот наш окоп, простая картинка
Их надо оставить, здесь в этих снегах

Вздымая металлом стылую землю
Пытаясь смешать с нею роту бойцов
Они этот день надолго запомнят
Как смерти бесславной взглянули в лицо

Она их встречала в пимах и ушанках
С бутылкой КС и связкой гранат
Казахский мат смешанный с матом славянским
Её языком стал для многих солдат

Она их встречала в крестьянским обличье
Крестясь и пуская махорочный дым
В окопах никто не молился публично
Уверуешь, став под налетом седым

Пусть их через час станет трохи поменьше
Спокойно об этом они говорят
На свете есть более важные вещи
Гутарят за тактику, просто смолят

Там были мужчины, в грязи и в кровище
Не насмерть, а намертво им здесь стоять
Их двадцать восемь, а против них тыщщи
Такой вот расклад, нельзя умирать

И без геройства, жгли танки спокойно
Как им сказал товарищ сержант
Мужскую работу сделав достойно
Сотни врагов у позиций лежат

Вчерашний колхозник, пастух и рабочий
Привычно взялись за войны ремесло
Казах или русский? Шо ты морочишь?
Хохлы и киргизы, здесь все заодно

Пускай подойдут уберменши поближе
Сподручнее будет их поджигать
«Ну что? Понеслась? тут вам не под Парижем
Погрейтесь ребята, растак вашу мать»

И парни в простых телогрейках из ваты
Без заградотрядов держали рубеж
Боеприпасом не шибко богаты
Штыки примыкали без ложных надежд

Штыки примыкали взглянув друг на друга
Встречая осознано смертный свой час
Чужак на подходе, что-ж, стали упругой
Полметра, давно дожидаются вас

«Та шо мени буде, я ж не танкетка»
Шутил после боя товарищ сержант
Геройские хлопцы потрепаны крепко
Немало фашистов отправили в ад

Такая работа, без пафоса драмы
Парни глотая землю и гарь
Слаженно бились и погибали
Вспять повернув безликую тварь

И были слова про большую Россию
Что сзади Москва и назад ходу нет
Панфиловцев рота стала Мессией
Присяги исполнив священный обет

P.S.

Глотая ком в горле, я вышел из зала
И долго не мог ничего говорить
Меня одна мысль жестоко терзала
А я? Смог бы я это все повторить?

И богу взмолился, «Всевышний, послушай»
Когда призовешь, карай за грехи
Но если в бою решишь вытряхнуть душу
Дай сил в миг последний примкнуть штыки.

*****

Двадцать восемь

Вступление

Положи на сердце эту песню,
Эту строчку каждую возьми!..
Жизнь гвардейца! Повторись! Воскресни
Песнею о двадцати восьми!

Проходи, мой стих, путём победным,
Чтобы, изучая не спеша,
Не дымком воспоминаний бледным —
Дымом артиллерии дышать!

Проплывут гвардейские знамёна,
И ракеты вспыхнут на пути,
Каждого гвардейца поимённо
Пригласив в бессмертие войти.

Вытирая о ступеньки ноги,
Он взойдёт тихонько по крыльцу,
Он войдёт и встанет на пороге
Песни, посвящённой храбрецу.

Бледный и усталый от сраженья,
Он войдёт и скажет на ходу:
— Я в грязи, а здесь — стихотворенье!
Лучше я, товарищи, уйду!

Оставайся! Мы тебя не пустим!
Здесь твой дом! И здесь твоя семья!
Лучшая учительница чувствам —
Русская застенчивость твоя!

Домовитый, мужественный, честный,
По-хозяйски посмотри вокруг,
Песня без хозяина — не песня!
Будь её хозяином, мой друг!

Потому что каждая страница —
Мужества широкие поля,
Песнями, легендами, пшеницей
Русская богатая земля!

Заходи же! Ты имеешь право!
Оставайся! Ты — хозяин тут,
Потому что реки нашей славы
В океан бессмертия текут!

И опять идут за ротой рота
В смертный бой, и впереди, взгляни, —
Партии раскрытые высоты,
Комсомола яркие огни!

Комсомол

Комсомол! Это слово давно
Произносится мной нараспев,
Это — партии ранний посев,
ВКП золотое зерно.

Старость юность мою заметёт, —
Я до старости чуть не дошёл,
Слышу — мужество в марше идёт,
Оборачиваюсь: Комсомол!

Ты меня через годы провёл,
Терпеливо учил сочинять…
Мне б до старости славу догнать!
Задыхаясь, догнал — Комсомол!

Ты и слава, и мужество ты!
Ты — большое семейство одно,
Поднимаясь горам на хребты,
Опускаясь ущельям на дно,

Через снег, через топи болот
Миллион комсомольцев идёт.
Это выдумать даже нельзя,
Чтобы были такие друзья.

Коммунист! Комсомолец! Боец!
Нам назад отступать не дано!
И тогда двадцать восемь сердец
Застучали как сердце одно.

И тогда молодой политрук
Посмотрел на себя, на ребят, —
Двадцать восемь протянутых рук,
Двадцать восемь взведённых гранат!

Когда умирают гвардейцы

Тебе не расстаться с шинелью,
Ни разу уже не раздеться…
Снега! Поднимитесь метелью,
Когда умирают гвардейцы!

Звезда боевого ночлега
Над нами мерцает, как раньше…
Трава! Поднимись из-под снега
Приветствовать наше бесстрашье!

С врагом до последнего биться
Вело нас гвардейское знамя…
Последних минут очевидцы,
Склонитесь, берёзы, над нами!

Идём, политруком ведомы,
К победе и к смерти готовы…
Эх, жаль, что далёко до дому,
А ворон — не голубь почтовый!

Подружка моя молодая,
Тебе ль оставаться вдовою?..
Огонь по переднему краю!
За мною, гвардейцы, за мною!

Сибирской ночной тишиною
Покрыта Иркутская область…
За мною, гвардейцы! За мною!
На подвиг, на славу, на доблесть!

Заснежена наша избушка,
Мальчонка играет с собакой…
Гвардейцы! Фашиста — на мушку!
За мною, гвардейцы, в атаку!

Мы вновь не увидимся будто…
Прощайте навеки, родные!
Предсмертной разлуке — минута,
А родине — все остальные!

Мы жили семьёю счастливой,
Мы прожили век не скучая,
Гранат и снарядов разрывы
Гвардейскою шуткой встречая…

Всё ближе стучат автоматы,
И танки надвинулись глухо…
Но сталь и железо, ребята,
Помягче гвардейского духа!

Лети же, последняя пуля,
И в горло тевтонское впейся…
Бессмертье встаёт в карауле,
Когда умирают гвардейцы!

Завещание

Ушла гвардейская семья,
И расспросить об этом некого…
Вставай, фантазия моя,
На пост разъезда Дубосеково.

По пядям землю осмотри
В снегах молчания угрюмого
И каждый подвиг повтори,
Бессильная сама выдумывать!

Ты собери по капле кровь,
Ползя полями невесёлыми,
Чтоб стали двадцать восемь вновь
Земли советской новоселами.

Не устилай поля атак
Ни горестью и ни печалями…
Гвардеец скажет: «Нет! Не так,
Совсем иначе умирали мы!»

Достойно смерть свою встречал,
Как будто жизнь встречает заново,
Так — я свидетель — умирал
Мой друг Крючков Абрам Иванович.

Сознав, что сделал всё, что мог,
Спокойно, как всегда, как давеча,
Недавно Добробабин лёг, —
Так смерть нашла Иван Евстафьича.

Но пламеннее всех бойцов,
Как будто сто сердец в груди его,
Погиб наш политрук Клочков,
Которого я знал как Диева.

Пусть мне сто лет прожить сулят,
Пусть вечность поднесут на блюдечке, —
Я политрука и ребят
Покину, только мёртвым будучи!

И Шепеткова — земляка,
И Сенгирбаева — татарина,
Но только жизнь одна пока
Бойцу с рождения подарена.

И мне, дружок, не по плечу
Наш общий подвиг обнародовать.
Я только жизнь свою хочу
В гвардейской схватке израсходовать.

Враги зарылись под огнём,
И некуда, проклятым, деться им:
Земля на тыщи вёрст кругом
Полна советскими гвардейцами!

Споют о нас в краю родном,
И, может, строчка в песне выльется
И обо мне — как об одном
Из двадцати восьми панфиловцев.

Поэт! Приветствуй мой народ,
Поздравь его с победой скорою…
Так гвардия идёт вперёд,
Так продолжается история!

Гвардейская песня

Гвардейцы! Мы прожили годы не зря,
Недаром в сражения шли!
Над нами не раз поднималась заря —
Гвардейское знамя земли.

В бою неустанно — опять и опять —
Гвардейское наше житьё!
И смерть удивлялась, не в силах понять,
Что так презирают её!

Родная страна провожала бойца,
Прощались — и не было слёз.
Когда уносили мы наши сердца
От русских, от белых берёз.

Вот так мы сражаемся, дышим, живём
Великой гвардейской семьёй.
Придём мы к победе и в песню войдём,
Как люди приходят домой!

Письмо

Мы с утра занимаем окоп,
Кочку каждую оберегая…
Я далёко, и ты далеко…
Что ты скажешь, моя дорогая?

Много смерти
И много огня
Посреди необъятного поля…
Ты навряд ли увидишь меня…
Как ты думаешь, милая Поля?

Ты уйми своё девичье горе,
Ты пойми, что, поднявшись в атаку,
Твой любимый Петренко Григорий
Не хотел, чтобы кто-нибудь плакал.

Пусть я буду убит наповал,
Вспоминай о гвардейце без плача.
Он любимою родину звал
И тебя называл не иначе.

Сколько в республике нашей
Раздолья!
И сколько похожей на нас
Молодёжи!

На север до полюса
(Похоже на «Поля»),
На запад до Польши
(Тоже похоже!)

Протянулось пространство
Далеко на восток
(Каждой речки изгиб —
Будто твой локоток).

Над Воронежем, думаю,
Падает снег
(Там, где девичий твой
Приготовлен ночлег).

А южнее небось
Очень много тепла
(Будто ты там жила
Или только была)…

Вот склонился к плечу моему
Сенгирбаев — сподвижник мой старый…
(Я никак не пойму, почему
Воевали с Россией татары!)

И вот мы лежим —
Все двадцать восемь,
Будто погибает
Одна семья…

Помни о нас —
Мы тебя очень просим,
Кровь моя!
Любовь моя!
Дорогая моя!

Гвардейцы, в атаку! Прощай… Некогда…
Запомни навек
Политрука слова:
— Велика Россия, а отступать некуда:
Позади — Москва!

Проходит ночь. Шум боя стих.
К утру бойцы оцепенели.
Заря окутывает их
Своей сияющей шинелью.

Салют

К утру огонь пулемётов ослаб
И гул миномётов стих…
Горе моё проникает в штаб,
Минуя всех часовых.

Командный пункт. Пустой блиндаж.
Глухой коридор земли
Безмолвен… Скажи, часовой: куда ж,
Куда же они ушли?

Чёрной стеной стоят леса,
Снежный лежит простор…
Ушёл батальон, ушёл комиссар,
Ушёл генерал-майор.

И это молчание, выйдя в бой,
Дивизии опередив,
Взорвётся над вражеской головой,
Как ненависти разрыв.

Мы в этих складках сомкнутых губ
Такую месть храним,
Такую боль, что не хватит труб,
Когда мы заговорим!

И в залп троекратный бойцы сольют
Ненависть, месть и боль…
Товарищ начальник! В общий салют
И этим стихам позволь!

Чтобы песня вперёд устремилась,
Лобовою атакой гремела,
Чтобы всё, что на мне, — задымилось,
Чтобы всё, что во мне, — закипело!

Заключение

Мир наступит, землю согревая,
Унося артиллерийский дым…
Всё, что мы сейчас переживаем,
Мы воспоминаньям отдадим.

Мы пойдём путём подразделений
За воспоминаниями вслед,
Вспомним горечь первых отступлений,
Сладость завоёванных побед.

По минуте каждой повторится
Наш сегодняшний военный день,
И мгновенно память озарится
Пламенем горящих деревень.

И сквозь годы память, как начальник,
Снова поведёт нас за собой,
Пробираясь тёмными ночами
Тёмной партизанскою тропой.

Вспомним, как мы время измеряли
По движенью пулемётных лент,
Как в бою друг друга не теряли
Комиссар, боец, корреспондент.

Как стихи писали, как на месте
Останавливалось перо
В ожиданье утренних известий
От Советского информбюро.

Как в окопе боевые сутки
Проводили взводом сообща,
Как шипящий круглый репродуктор
Имена героев сообщал.

В этом гуле пушечных раскатов
Никогда не забывайте их,
Навсегда на сердце отпечатав
Имена погибших и живых.

И чтоб лучше видеть это время,
Всё пространство пройденных путей,
Соберите молодое племя,
Поднимите на руки детей,

Чтоб они, войдя весёлым строем
В нами завоёванные дни,
Научились подражать героям,
Поступали так же, как они!

Светлов Михаил